Валентин Тараторин - Конница на войне: История кавалерии с древнейших времен до эпохи Наполеоновских войн

Дельбрюк правильно считал, что руководить таким строем гораздо легче, чем построением в линию колонн. Он мобильнее и лучше приспособлен преодолевать труднопроходимые узкие участки местности. Но историк так и не смог понять смысла его тактики.

То, что это построение практиковалось в средние века, видно хотя бы из книги Яна Длугоша «Грюнвальдская битва»:

«Александр же, великий князь Литвы, в этот день занимался построением литовского войска; разделив его по стародавнему обычаю предков по клиньям и хоругвиям, он поставил в каждом клине в середину рыцарей на худших конях или недостаточно хорошо вооружённых, которых окружали другие, на более сильных конях и отлично вооружённых, такие клинья, сомкнутые и скученные, не допускали разреженности рядов, но один клин держался раздельно от другого на большом расстоянии. Под конец великий князь Литвы Александр присвоил этим клиньям 40 знамён, которые мы называем хоругвями, и велел каждому клину и отряду следовать под своим знаменем и подчиняться своему начальнику» (33, с. 72).

В самом деле, ведь не могла же идея этого строя заключаться только в том, чтобы, избежав губительного обстрела, тут же образовать толпу и броситься на противника, в то время, как тот стоял, плотно сомкнув ряды. Нам кажется, ответ на этот вопрос надо искать в конной тактике XIX в. Ведь, в сущности, принципы построения её не изменились и тогда, хотя оружие стало совершеннее, а число шеренг в строю сократилось. Конечно, форму клина к тому времени уже не использовали, но оставалась манера атаки колонной, которая (если не считать острого конца передней части строя) была идентична античной или средневековой колонне (271, с. 157— 163). А чтобы противник, построившись в одну линию, не смог охватить колонну с флангов, её отнюдь не отправляли в битву единой массой, где взводы следовали друг за другом на кратчайших расстояниях. Дойдя до нужной точки, командир останавливал построение и посылал в атаку только передний взвод (или эскадрон), состоящий из двух шеренг всадников. Остальные стояли до поры, и, если отряд врага пытался обойти атакующий взвод с фланга, то на него тут же высылался следующий, и атаки, в свою очередь, производились во фланг вражеского построения, вознамерившегося окружить передовой отряд. Таким образом, ситуация полностью контролировалась командиром, и все фланговые нападения противника парировались контратаками (вправо или влево) очередных взводов, стоящих в строю колонны.

Дельбрюк также ссылается на современные ему прусские кавалерийские уставы, где значится, что только «линейное построение есть единственное боевое построение кавалерии», потому что имеет возможность охватить колонну с флангов и раздавить, как в клещах (195, т. 3, с. 175). Но устав уставу рознь, в других европейских армиях вполне допускались атаки колоннами.

Почему же, в таком случае, не допустить, что точно такую манеру боя применяли в средние века? Иначе все преимущества строя терялись бы, едва он подходил к врагу. В данном же случае, клин, заранее разбитый командиром на составные по 4—6 шеренг, дойдя до определённого рубежа, останавливался и по команде из него высылались отряды установленной численности: вначале передовой — самый мощный, а затем для его фланговой защиты — остальные вправо и влево.

В этой ситуации смущает только одна деталь. Следуя нашей логике, необходимо, чтобы каждая первая шеренга отряда, составляющего клин, непременно состояла из тяжеловооружённых. Но в источниках мы не находим такого боевого порядка. Единственный клин, подробно описанный императором Никифором, строился несколько иначе. Нам остаётся лишь сослаться на то, что легко- и средневооружённым всадникам, стоящим внутри клина, не приходилось атаковать противника в лоб, а только во фланг, если тот вздумает совершить охватывающий маневр. А для такой атаки тяжеловооружённые были вовсе необязательны.

Теперь стоит сказать несколько слов о передней, заострённой части клина, так смущавшей Дельбрюка (195, т. 3, с. 177).

На наш взгляд, смысл её был вот в чём. Если колонна имеет прямой линейный фронт, то как в конном, так и в пешем строю образуются слабые места — углы. Два фланговых всадника с обеих сторон не могли вести бой одновременно с противниками, стоящими непосредственно перед ними, и с теми, которые при большей длине фронта непременно зашли бы с флангов. Получалось, что эти воины подвергались ударам и спереди, и сбоку. Сзадистоящие не могли прикрыть товарищей, поскольку для этого им пришло бы развернуть лошадей и выехать из строя, в результате чего он нарушался, и противник получал дополнительный шанс на победу.

Клин давал то преимущество, что флангового всадника, стоящего впереди, прикрывал воин, находившийся во второй шеренге, место которого было несколько смещено в сторону. Противник, атаковавший передового в бок, сам оказывался подверженным фланговой атаке. Таким образом осуществлялось взаимное прикрытие конников передних 5—7 шеренг. Дальше увеличивать глубину «наконечника» клина не было смысла, так как пока враг добирался до ровной части колонны, его собственный строй всё равно уже оказывался прорванным.

Нам кажется, именно такими соображениями можно объяснить боевой порядок, именуемый «клином», «кабаньей головой», или «свиньёй», на первый взгляд столь нелепый, но, тем не менее, практиковавшийся многими народами.

При этом необходимо учитывать, что конный клин был пригоден для прорыва только конных масс противника. Против пехотной фаланги, во фронтальном бою, клин был бесполезен. Как сообщает Галл Аноним в «Хронике и деянии князей и правителей польских»:

«И, не говоря много слов, он (Болеслав — В.Т.) начал окружать врагов, потому что они (поморяне — В.Т.) так сгрудились и так воткнули свои копья в землю, повернув острия их против поляков (кавалерии — В.Т.), что никто не мог проникнуть к ним силой, а только хитростью»[109].

Западная Европа медленно и трудно шла к образованию постоянных регулярных отрядов внутри королевств. Их организация усилила бы королевскую власть, что было невыгодно крупным феодалам. Но время брало своё. Мощным толчком к созданию постоянных войск стала Столетняя война (1337-1453 гг.).

Размах военных действий потребовал дополнительных наёмных военных соединений, потому что феодальная ленная система не удовлетворяла воюющие страны маленькой численностью войск и их слабой дисциплиной (317, с. 129). Множество экономических и социальных факторов привели к постепенному обнищанию рыцарства (317, с. 137). Так, если раньше рыцарь и три-четыре его спутника являлись на службу с запасными лошадьми, то по документам от 1353 г. на 98 рыцарей, числившихся в составе роты, только 10 имели по 6 лошадей, 52 — по 2, и 36 — по 1 (легко- и средневооружённые «сержанты» в данном случае в расчёт не принимались) (317, с. 137-138).

Полная рыцарская экипировка стоила очень дорого и была не по карману многим дворянам, что повлекло ещё большее сокращение числа «природных» рыцарей в армиях. Соответственно, для пополнения рядов конницы наниматели-капитаны были вынуждены брать на службу всех желающих (в основном горожан), способных на своих средства купить снаряжение и вступить в состав роты (compagnies) (317, с. 140). Социальный состав тяжёлой кавалерии стал меняться. Хотя личная подготовка воинов из недворянского сословия была намного ниже, это компенсировалось тем, что всадники в составе наёмной роты имели возможность больше внимания уделять совместному обучению. Раньше такие тренировки проводились, в основном, на рыцарских турнирах, которые одновременно служили сборами ленников и местом, где можно было производить общие маневры. Теперь же конники могли проводить такие занятия хоть каждый день (разумеется, в зависимости от того, насколько капитан был заинтересован в боеспособности своей роты).

Важным толчком к проведению реформы послужило то, что Карл VII Французский установил закон от 1425 г., по которому все воины кавалерийских рот (кроме командиров), независимо от их социального статуса и места в строю, будь он тяжеловооружённый лансер-копейщик или стрелок-аршер, получали одинаковое жалованье. Конечно, эта мера была пока применима только к наёмным ротам, где процент дворян был невелик (317, с. 157).

Реорганизация армии и, в частности, конницы была проведена в два этапа: законами-ордонансами от 1439 и 1445 гг. Изначально из капитанов были отобраны 15 самых надёжных и боеспособных, чьи роты были наилучшим образом обучены и экипированы. Состав каждой роты определялся в среднем в 600 конников. По установившимся правилам, она должна была состоять из 100 «копий» (lances) по 6 воинов: одного жандарма (homme d'armes) — тяжеловооружённого всадника, двух аршеров и двух-трёх легковооружённых всадников, основным оружием которых были дротики и копья (317, с. 157). Наделе количество конников в копье сильно разнилось с эталоном и на одного жандарма приходилось 3 стрелка и 1 кутилье — (легковооружённый, не имеющий лука и арбалета) или 2 кутилье и 2 стрелка (195, т. 3, с. 322). Кроме того, каждому копью придавался один паж, в обязанности которого входило смотреть за лошадьми, и 1 пеший кнехт (или валет). Дельбрюк считал его «некомбатантом», то есть не участвующим в боевых действиях, что вряд ли соответствовало действительности.