Нас называли ночными ведьмами - Ракобольская И.
«Летать над горами трудно, особенно осенью. Нежданно-негаданно наваливается облачность, прижимая самолет к земле, вернее к горам, приходится лететь в ущельях или над разновысокими вершинами. Тут каждый незначительный поворот, малейшее снижение грозит катастрофой, к тому же вблизи горных склонов возникают восходящие и нисходящие потоки воздуха, которые властно подхватывают машину. В таких случаях от летчика требуются недюжинные хладнокровие и мастерство, чтобы удержаться на нужной высоте.
В мирное время многие из тех полетов, которые мы выполняли осенними ночами 1942 года, считались невозможными. Но на войне человеческие возможности неизмеримо возрастают. Поэтому мы работали и в дождь, и при низкой облачности, с каждым полетом становясь только опытнее, увереннее.
Это были "ночи-максимум", когда мы находились в воздухе по восемь-девять часов подряд. После трех-четырех вылетов глаза [193] закрывались сами собой. Пока штурман ходила на КП докладывать о полете, летчица несколько минут спала в кабине, а вооруженцы тем временем подвешивали бомбы, механики заправляли самолет бензином и маслом. Возвращалась штурман, и летчица просыпалась…
"Ночи- максимум" доставались нам огромным напряжением физических и душевных сил, и когда занимался рассвет, мы, еле передвигая ноги, шли в столовую, мечтая скорее позавтракать и заснуть. За завтраком нам давали немного вина, которое полагалось летчикам после боевой работы. Но все равно сон был тревожным -снились прожектора и зенитки, у некоторых держалась стойкая бессонница…»
* * *
Летом 1942 года со штурманом Галей Докутович произошел несчастный случай. Вернувшись с боевого задания, пока техники латали пробоины на самолете, она прилегла в траву недалеко от своего По-2. Тяжелый бензозаправщик спешил на старт, и шофер не заметил девушку. У Гали был поврежден позвоночник. Госпиталь… И снова - полеты.
* * *
Из дневника Гали:
«6/8 1942 - Я в госпитале. Да еще бог знает где - в Махачкале. Сначала пластом лежала, да и теперь лежу, не двигаясь. Но сегодня обняла за шею двух нянь, встала на ноги. Голова закружилась-закружилась, и когда я легла на койку, мне показалось, что целый день работала и устала смертельно.
16/8 1942 - Еду на пароходе по морю. Лежу где-то почти в трюме. В открытый иллюминатор вижу серый Каспий. Жарко. Здесь едет сразу сто тридцать раненых… Встала с постели, пробралась на палубу. И на виду у всех осрамилась: упала в обморок первый раз в жизни.
24/8 1942 - Ашхабад почти совсем европейский город. В госпитале лежать еще больше месяца.
20/12 1942 - Я снова у себя в части. Не знаю, принимают ли кого-нибудь лучше, чем встретили меня девчата. Родная семья! Свой шестимесячный отпуск я спрятала в карман. После войны буду отдыхать, поправляться».
* * *
Мы собрались у школы, в самом центре станицы Ассиновской. Пора ехать на аэродром. Поглядываем на серое небо, на темные [194] клочья низких облаков, которые проносятся над головой. Сыро, ветрено и тоскливо. Деревья нелепо взмахивают голыми ветками, словно пытаются удержать равновесие, поскользнувшись на мокрой земле.
Ждем грузовик. Но из-за угла в конце улицы вдруг появляется черная легковая, забрызганная грязью машина. Из нее выходит девушка. В короткой и тесной, с чужого плеча, шинели, в большой шапке-ушанке. Стоит и молчит. В опущенной руке - полупустой рюкзак. Другая крепко прижата к груди, будто девушка хочет успокоить бешеный стук сердца, прежде чем шагнуть нам навстречу. Кто-то тихо говорит:
- Докутович… - И потом: Галка!
Она бросается к нам напрямик, не разбирая дороги, с трудом выволакивая сапоги из густой грязи. Галя вернулась из госпиталя, из глубокого тыла… Вернулась в свой полк, чтобы снова воевать.
Мы обнимаем, тормошим ее, а она громко смеется и что-то говорит-говорит… Странно - раньше она никогда так не смеялась… Я замечаю, что вот-вот из глаз ее брызнут слезы…
Все мы рады счастливому возвращению Гали, и никто не знает, что в кармане ее гимнастерки лежит заключение врачей, где сказано, что ей требуется дальнейшее длительное лечение, а главное - [195] ей запрещается не только летать, но даже оставаться в армии. Никто в ближайшее время и не узнает, потому что Галя просто не станет показывать его в полку…
Подъезжает наша машина, мы влезаем в кузов, и она трогается. А Галя остается на дороге, высокая, в смешной короткой шинели, такая одинокая. Смотрит вслед влажными глазами, машет рукой…
Галя Докутович погибла в ночь на 1 августа 1943 года. Ее самолет загорелся в результате обстрела вражеского истребителя…
* * *
О Гале Докутович вспоминает штурман звена Герой Советского Союза Полина Гельман, ее лучшая подруга:
«…Оказавшись в одном классе, мы с Галей сели за одну парту и просидели вместе до окончания школы. Что меня всегда поражало в Гале, это ее настойчивость, упорство в достижении цели и счастливая способность ко всему. Ей нравилась литература - и на всех наших литературных вечерах она неизменно занимала призовые места. Она увлеклась спортом - и стала одной из лучших гимнасток Гомеля. Уже в восьмом классе Галя поступила в музыкальную школу и за один год прошла курс четырех классов. Однако несмотря на такие успехи, Галя оставила музыкальную школу, поддавшись более сильному чувству - увлечению небом.
Мы учились в 9-м классе и вместе пошли поступать в аэроклуб. Меня не приняли из-за малого роста. Я тогда позавидовала своей подруге - Галя была высокой, статной. В аэроклубе она стала лучшим учлетом и первая в отряде вылетела самостоятельно. Школу она окончила на отлично.
Поступив в Московский авиационный институт, продолжала тренироваться, одновременно занимаясь парашютным спортом.
Летом 1941 года Галя должна была принять участие в групповом прыжке с самолета на воздушном параде в Тушине. И вдруг - война… Одной из первых явилась Галя в ЦК комсомола с просьбой зачислить ее в авиагруппу Расковой.
Потом мы вместе оказались в штурманской группе…» [196]
* * *
Седьмого ноября праздник - 25-летие Октября. В полк приехал командующий фронтом Тюленев, который вручил нам награды. Многие получили свои первые ордена.
В то время у каждой из нас уже было на счету больше сотни боевых вылетов. И много удачных. Мы летали непрерывно. Бомбили то автомашины, то переправы, то огневые точки, то склад, то танки… Наземные части, стоявшие на передовой, часто благодарили нас за хорошую работу, за точные попадания.
Словом, летали мы каждую ночь. С вечера до утра. Каждый экипаж делал по пять, по шесть, по семь вылетов. Если не было летной погоды, сидели на аэродроме и дремали в ожидании, когда рассеется туман или перестанет дождь. Чтоб слетать хоть разок.
Однажды, сидя в кабине в туманную ночь, я задремала, и сон унес меня куда-то далеко в прошлое. Открыв глаза, я вдруг увидела совсем близко под колесами землю… Еще секунда - и самолет разобьется!… Не думая, мгновенно я рванула ручку управления на себя… В передней кабине проснулась Ира:
- Что с тобой? Наташа!
- Ох, я решила, что мы сейчас стукнемся о землю…
…Никто не думал о наградах. И вдруг - ордена. Оказалось, все-таки приятно получить орден. [197]
Командующий обратил внимание, что мы в брюках, в полинявших, выцветших гимнастерках, и сказал кому-то из помощников:
- Праздник, а у девушек нечего надеть.
