Рафаил Мельников - Полуброненосный фрегат “Память Азова” (1885-1925)
По берегу я настолько отвык ходить, что сегодня третий день после последнего десанта у меня все еще бока, руки и ноги болят от непривычных движений ходьбы по кочкам болота и лазания на гору. Теперь пришли во Владивосток, и я опять засяду на крейсере, тем более, что дефектных работ очень много, а мы за них (возле адмирала) еще почти не принимались.
14 августа. Владивосток.
Мы только что вернулись из плавания по каторжным местам, откуда почтовое сообщение так дурно, что посылать писем не стоит. В плавании мы были 19 дней. Окончу ценз — примусь лечиться. Вот вопрос теперь, как к цензу отнесется новый Управляющий Министерством и заставит ли просидеть лишний годик в обязанности старшего офицера.
4 сентября. Владивосток.
Мы даже в кают-компании составили коллективную телеграмму в Петербург начальнику почт и телеграфов, а то некоторые телеграммы ходили по 20 дней. Работы по-старому очень много, но на днях, я думаю, меньше станет, так как в будущую субботу от нас перебирается адмирал совсем на “Рюрик”, выходит, что он у нас пробыл на крейсере 7 ½ месяцев, без него лучше будет. Присутствие адмирала тяжело в том отношении, что приходится быть все время наверху, а потому не поспеваешь следить за массой работ, одни встречи, проводы, обеды, завтраки отнимают так много времени, что иногда буквально некогда ответить даже на вопросы.
Теперь к нам на несколько дней пришли суда английские, немецкие и французские, все под адмиральскими флагами, и мы с утра до вечера бесимся, отвечая на визиты, обеды, завтраки и прочее. Меня это касается только косвенно, т. е. я только назначаю офицеров для выполнения всех этих занятий и, когда придется платить за общие штуки, то тоже плачу, но сам нигде не бываю.
6 сентября. Владивосток.
Вчера приехал на “Саратове” Лишин. Он, оказывается, и сюда взял с собой свою злую половину. “Корнилов”, на который назначен Лишин старшим офицером, теперь меняет котлы и раньше конца октября вряд ли будет готов. Уезжая из Петербурга, Лишин говорит, что ему сказал Кремер, что он будет назначен командиром одной из лодок, как окончит ценз. Если это верно, то возможно, конечно, что и меня назначат тут командиром. Цензу мне осталось три месяца. Легко сказать, а уже вот 11 месяцев, как уехал из дому.
10 сентября. Владивосток.
Завтра уходим опять в крейсерство и причем, должны быть дней через 10 или 15.
18 сентября. Бухта Св. Ольги.
Судя по тому, как теперь отсылают офицеров, окончивших ценз, меня весьма вероятно, в апреле вернут домой, а, значит, в июне увидимся. Жизнь идет по- старому невесело. Живешь мыслью о доме, а на всех тебя окружающих смотришь как на людей совсем чужих, несмотря на кажущиеся хорошие отношения.
22 сентября.
На ходу между Владивостоком и Хакодате.
Три системе нашего адмирала никогда не знаешь, когда куда что идет и что предстоит в будущем, а потому и поход наш в Хакодате явился для нас совершенной неожиданностью. Узнали мы о нем тогда уже, когда были на пути к нему после маневров, а в кают- компании говорят, что это центр торговли мехами в Японии. Маневры прошли, слава Богу, благополучно. После маневров отбыли в десант, в котором мне опять пришлось фигурировать.
С офицерством живу ничего, но не могу сказать, чтобы без всяких инцидентов, да их и не быть не может при этом количестве офицеров, с двумя старшими (по служебному возрасту — P.M.) лейтенантами я несколько ближе, чем с остальными, но и они уходят через месяц в Россию, а с остальными я чисто в официально вежливых отношениях, а с некоторыми, конечно, в натянутых, до тех пор, пока не добьюсь желательного поведения. Уход Родионова и Крафта для меня нехорош в том отношении, что тогда остается старшим лейтенант Степанов, личность с очень тяжелым и грубым характером, а он становится моим ближайшим помощником как старший, а между тем и теперь мне приходится вечно разбирать его столкновения то с тем, то с другим из офицеров. В общем старшее офицерство — это очень хорошая школа для узнавания людей и их интриг, без которых такая большая кают-компания, как видно, не может обойтись.
26 сентября. Амори.
Пишу, стоя на якоре у небольшого японского городка Амори, это почти напротив Хакодате. До сих пор он еще закрыт для входа европейцев и для того, чтобы в него попасть, потребовалось особое разрешение японского правительства. Зачем мы сюда пришли, не знаю. “Нахимов” и “Донской” остались в Хакодате, а мы с “Забиякой” пришли сюда и послезавтра рано утром уходим.
11 октября. Владивосток.
Тут у меня был и прием новобранцев вместо ушедшей команды и переезд адмирала на “Рюрик” окончательно, так что “Азов” обратился из флагманского в партикулярный корабль. Одно скверно, что составляя прежде еще перед уходом “Азова” в плавание, не приняли в расчет, что набрали унтер-офицеров всех почти одного года, и представь себе, что в этом году у меня ушли в запас 14 унтер-офицеров и оба боцмана, что при общей смене команды в 121 человек для меня в настоящее время представляет немало работы. Во вторник на будущей неделе, т. е. 15 октября, мы предполагаем уйти отсюда уже до будущей весны. 1 декабря кончаю ценз, а следовательно, к Пасхе могу рассчитывать на какое-нибудь назначение.
14 октября. Владивосток.
В течение 10 месяцев, что я старшим офицером, я переживаю третьего командира и второго адмирала, причем с последним я хотя и расстался в хороших отношениях, но они сильно напоминали Никонова (прежний командир клипера “Джигит”, так что ничего доброго ожидать нельзя. Каждое твое слово взвешивается и при теперешнем ходе службы, когда состав офицеров меняется почти каждый месяц, т. е. то одного, то другого переводят с судна на судно, так что сохранить и добрые отношения, и служебный престиж очень трудно, не забудь, что не без того, чтобы не являлось людей, желающих тебе подложить свинью и радующихся каждой твоей обмолвке. Не мало и офицеров, которых надо, как говорится, поставить на свое место. Посмотри на “Азов”(фото на фирменном листе писчей бумаги — P.M.) — ведь в сущности говоря, красавец, но держать его в красоте, опрятности и дисциплине представляется немало труда.
17 октября. Пролив Шестакова.
Пришли сейчас в пролив Шестакова, это в Корее, миль 250 южнее Владивостока, и через день, должно быть снимемся, и пойдем дальше, но куда — еще не известно. Предполагаем, что в начале ноября мы будем в Нагасаки, в док нам идти необходимо, сильно уж мы обросли ракушками, да и кингстоны надо почистить, а то они настолько заросли этими раковинами, что для того, чтобы добывать воду из-за борта для опреснения, пришлось водолазами прочистить отверстия для прохода воды. Док, говорят, будет свободен около половины ноября.
31 ноября.
С отъездом адмирала моя служба сделалась менее хлопотлива в смысле представительности, но теперь много работы по вводу в док. Мы сидим настолько глубоко, что для того, чтобы войти в док, надо мало того, чтобы выждать воду, еще и крейсер поставить на ровный киль, для чего мне придется очистить носовые отделения и наполнить их водою. Сверх того, все лето нас адмирал таскал по разным захолустьям, и дефектных работ у нас почти что не велось, и все работы надо поспеть до 8-го или 10-го ноября, что тоже не легко сделать. Давай только Бог, чтобы все труды не пропали даром и меня если не к Новому году, то к Пасхе назначили бы командиром какой-нибудь плавающей мореходной лодки, тогда по крайней мере я окончу все на капитана 1 ранга.
6 ноября. Нагасаки.
Около Рождества к тебе, наверное, зайдет лейтенант Сергей Викторович Родионов. Последнее время он был первым моим помощником. С ним я был все время очень хорош, и он тебе многое может рассказать из моей судовой обстановки (1859-?. артиллерийский класс 1896 г., старший офицер мореходной канонерской лодки “Бобр” в 1900–1901 г., “Владимир Мономах” в 1901–1902 г., знал языки: французский, английский, шведский, немецкий. В 1913 г. генерал- майор флота-P.M.).
12 ноября. Нагасаки.
Что значит привычка к электрическому освещению. Теперь, стоя в доке без него при обыкновенном масляном так тоску наводит. Офицерство зато, слава Богу, по вечерам не сидит дома, и я могу с тобой беседовать более спокойно. Одно, скверно, что теперь писать при двух свечках как-то темно, и затем беспокойство относительно пожара, стоя в доке, где воды скоро достать нельзя, портит покой. Сегодня 8-й день, что мы стоим в доке, уходился я настолько, что уже теперь не хожу, а переваливаюсь с ноги на ногу. Работы хоть отбавляй. Будущее воскресенье выйдем из дока и, погрузивши уголь, будем ждать, в какую трущобу нас зашлют на зимние месяцы. На пароходе “Владимир” к нам прибыли два новых офицера: лейтенант Рыбаков и мичман Мордвинов (Александр Павлович, 1873 — ? на корабле был в 1896–1897 г., затем на “Дмитрии Донском”, лодке “Манчжур”, “Рюрике” в 1898- 190 J гг., на “Крейсере”, на “Владимире Мономахе” в 1905 г. вахтенным начальником — P.M.). От них, между прочим, я услыхал, что при теперешнем Управляющем Министерством старших офицеров предполагается держать дольше в гастролирующих, к числу которых причисляют и меня.
