Ярослав Бутаков - Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии
Нет, вожди победившей Февральской революции вовсе не были такими прекраснодушными идеалистами-демократами, какими их ныне модно изображать! Люди, свалившие многовековую монархию, искушенные в технологиях закулисной политической борьбы, пользовавшиеся поддержкой не только российского, но и английского, американского, французского капитала, прекрасно знали, чего хотели, жестко и непоколебимо ниш к поставленной цели — безраздельной власти своего класса. Их план учитывал абсолютно все факторы, какие они с высоты своего немалого политического опыта могли учесть, в том числе и любые происки Германии. Выполнение этого плана, как казалось, гарантировало им полную и окончательную политическую победу. Единственное, чего они не смогли учесть, так как эта величина была совершенно неизвестной, не встречаясь ни в каких прежде бывших политических уравнениях, — неукротимою стремления русского народа к коренному социальному переустройству на справедливых началах.
Провал июньского наступления
Весной 1917 г. произошли некоторые важные события в ходе Мировой войны. Во-первых, 4 (17) марта германские войска предприняли значительный отход на центральном участке Западного фронта с целью его выравнивания. Операция была проведена блестяще. Союзники заметили ее только, когда немцы уже отошли и укрепились на новых, заблаговременно подготовленных позициях (линия Гинденбурга). Правда, пропаганда союзников не преминула раструбить о своем успехе, что в известном смысле было истиной. Ведь такое значительное отступление, предпринятое без непосредственного давления со стороны противника, свидетельствовало о том, что Германия истощена и экономит силы.
Во-вторых (по времени, но не по значимости), 24 марта (6 апреля) 1917 г., после ряда предупреждений, США объявили войну Германии. По идее, объявление Соединенными Штатами войны Германии, усиливая Антанту, должно было объективно благоприятствовать России. Однако на практике вышло по-иному. Имея американскую поддержку, Англия и Франция уже не так сильно нуждались в помощи со стороны России. Теперь Англия и Франция могли подождать, пока заработает военная мощь Соединенных Штатов. Тем временем Россия достаточно ослабеет, чтобы по достижении общей победы можно было вовсе не принимать ее интересы в расчет.
Намеченное на весну 1917 г. англо-французское генеральное наступление не состоялось. Французское правительство ограничило задачу своего главнокомандующего генерала Нивелля, поставив ему условие: если немецкий фронт не будет прорван в течение нескольких суток, наступление следовало прекратить.
Атаки союзников были начаты 27 марта (9 апреля) англичанами на вспомогательном направлении, а 3 (16) апреля в наступление перешли и французские армии на направлении главного удара. По количеству военно-технических средств — артиллерии, авиации и танков, — сосредоточенных французами для прорыва германских позиций, это было самое мощное наступление с начала войны. Союзники довольно быстро достигли тактических успехов, но, как это уже не раз бывало в ходе позиционной войны, не успели развить их до подхода германских резервов. Положение немцев было угрожающим, но все-таки они с ним справились. Генерал Нивелль, скованный категорическим требованием своего правительства, был лишен необходимой главнокомандующему свободы оперативных решений. Наступление союзников распалось на ряд боев местного значения, которые постепенно затихли к концу мая 1917 г.
Провал весеннего англо-французского наступления отразился на России. Ее теперь союзники со всё возрастающей настойчивостью стали побуждать к наступлению на фронте. Важным эпизодом этой деятельности стал приезд в Россию в апреле 1917 г. делегации французских социалистов. Воспев хвалу русской революции, французы выразили уверенность, что революционная Русская армия выполнит свой долг перед союзниками, и Временное правительство не посмело дать повода в этом усомниться.
По своему замыслу, наступление, устраиваемое русским командованием летом 1917 г., не могло иметь стратегического значения. Предпринимаемое в отрыве от активных действий союзников на других фронтах Первой мировой, оно заранее обрекалось на неудачу. Максимум, к чему оно могло привести — это лишь к незначительному тактическому успеху ценой огромных жертв. Состояние же Русской армии в результате революции вряд ли позволяло надеяться даже на такой исход.
Главный удар должен был наносить Юго-Западный фронт, трем другим предстояло содействовать ему в этом наступлениями без решительных целей на своих участках. Как и годом раньше, выполнение такого плана даже в лучшем случае превращалось в борьбу на истощение с вражескими армиями в самых сильных местах их стратегической позиции.
После ряда отсрочек, наступление Юго-Западного фронта было назначено на 16 (29) июня. Остальные фронты должны были перейти в наступление только тремя неделями позже: Западный — 7 июля, Северный — 8 июля и Румынский — 9 июля. Это липший раз ставило под сомнение всю затею операции.
Если главный удар намечалось нанести на Юго-Западном фронте, то остальным фронтам следовало начать наступление раньше, чтобы сковать там силы противника и не допустить их переброски на направление главного удара. Если Юго-Западному фронту предстояло играть отвлекающую роль, то его наступление не должно было начинаться на столько времени раньше, чем на других фронтах. Три недели — срок вполне достаточный для того, чтобы вполне обозначился успех или неудача на направлении первоначального наступления. Если оно развивается успешно, другие фронты должны атаковать раньше, чтобы предотвратить переброску оттуда резервов противника. Если неудачно — наступление прочих фронтов вообще лишается всякого смысла.
Поэтому, принимая такое решение о наступлении, Временное правительство и армейское командование вполне отдавали себе отчет в его бессмысленности с военно-стратегической точки зрения. Политические соображения довлели над военными. В жертву своему честолюбию и властолюбию, стремлению приобрести больший политический вес перед западными союзниками, буржуазные лидеры сознательно приносили десятки тысяч русских жизней.
16 июня Юго-Западный фронт под командованием генерал-лейтенанта А.Е. Гутора начал невиданную но своей интенсивности на русско-германском фронте артиллерийскую подготовку. 18 июня 11-я и 7-я армии центрального участка фронта атаковали позиции врага и почти повсеместно имели полный успех. Однако после прорыва первой полосы обороны противника наступила обычная в этих условиях пауза, связанная с подтягиванием артиллерии и тылов. Во время нее выдохся наступательный порыв русских армий. Местами противник переходил в контратаки и отбрасывал назад русские войска. Стойкость русских частей в обороне была уже не такой, как прежде. 30 июня Гутор попытался было снова двинуть вперед 11-ю и 7-ю армию, но без успеха.
25 июня в наступление перешла расположенная южнее 8-я армия генерал-лейтенанта Корнилова. Ей быстро удалось прорвать у Станиславова (совр. Ивано-Франковск) фронт 3-й австро-венгерской армии в полосе шириной 80 км на глубину 30 км. 27 июня 8-я армия освободила древний русский город Галич, а 28-го вступила в Калуш. Но вскоре и ее наступательный порыв иссяк.
Одержанные русскими войсками тактические успехи были полностью использованы военным министром Керенским в целях, как мы бы сказали теперь, политического пиара. 19 июня, когда еще ничего не было ясно, Керенский уже трубил в победные литавры, сообщая Временному правительству: «Сегодня великое торжество революции. 18 июня Русская революционная армия с огромным воодушевлением перешла в наступление и доказала России и всему миру свою беззаветную преданность революции и любовь к свободе и родине… Сегодняшний день положил конец злостным клеветническим нападкам на организацию Русской армии, построенную на демократических началах»{97}.
Весь пропагандистский аппарат, созданный Февральской революцией, работал на прославление июньского наступления и на доказательство жизнеспособности новой «революционной» дисциплины в войсках. Никогда прежде, в царское время, официальная пропаганда не достигала такой степени громогласности, хотя победы русских войск в Галицийской битве 1914 г. или в Брусиловском прорыве 1916 г. были куда значительнее успехов, достигнутых летом 1917-го. Что же, новые правители России делом доказывали, что они искуснее своего поверженного врага — «средневековой монархии» — владели информационными технологиями XX века.
Пропагандистский эффект наступления российская буржуазия пыталась использовать сполна, конвертируя его в материальные ценности. Даже в октябре 1917 г. министр иностранных дел Временного правительства М.И. Терещенко, выступая в так называемом Предпарламенте, вспоминал благоприятное воздействие на курс русской валюты и русских ценных бумаг, которое оказало июньское наступление. Оценивать кровь, пролитую русскими солдатами, в биржевых котировках — тоже было «по-революционному». Сановники царского режима до такого цинизма, но крайней мере открыто, не скатывались.
