Ярослав Бутаков - Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии
Официальная политическая программа Временного правительства была нацелена на достижение общенационального консенсуса на платформе созыва Учредительного собрания. Если бы российская буржуазия на самом деле разделяла эту программу, то образ действий самого Временного правительства должен был быть совершенно иным, чем мы это видим в 1917 г. Ему следовало как можно раньше созвать Учредительное собрание, чтобы выбить почву из-под ног леворадикальных требований о передаче власти Советам. Очевидно, что свергнуть полновластное Учредительное собрание большевикам было бы значительно труднее, чем свергнуть Временное правительство. И вряд ли буржуазные лидеры недооценивали шансы большевиков на захват власти. Наоборот, многие из них считали выступление большевиков весьма желательным, так как оно дало бы законный повод раздавить леворадикальный авангард без юридических церемоний. Дело, очевидно, не только в недооценке угрозы большевизма, а еще и в том, что переход власти к Учредительному собранию в 1917 г. не представлял собой приемлемого для российской буржуазии исхода революции.
Простой расчет народных симпатий в 1917 г. показывал, что большинство в Учредительном собрании обеспечено за партией эсеров. Для российской буржуазии и эта партия была слишком леворадикальной, особенно если речь шла не об отдельных ее вождях, а о рядовой партийной массе. Эсеры в Учредительном собрании вполне были в состоянии поставить вопрос о социализации земли. В этом они были бы всецело поддержаны большевиками, будь те к моменту созыва Учредительного собрания не партией власти, а оппозицией. Буржуазия в лице партии кадетов могла рассчитывать лишь на слабое меньшинство в Учредительном собрании.
Поэтому переход власти к такому Учредительному собранию никоим образом не отвечал планам буржуазии. Поэтому-то она всячески стремилась отсрочить его созыв, если не удастся совсем его не допустить. В первых декларациях Временного правительства говорилось лишь о грядущих выборах в Учредительное собрание на основе всеобщего и равного для мужчин и женщин избирательного права. Но ничего не упоминалось о сроках этих выборов. Во время очередного кризиса власти в июне 1917 г. Временное правительство пообещало провести выборы 17 сентября. Однако уже в августе, когда положение правительства представлялось прочным, выборы были отложены до ноября. Слова нефтяного магната С.Г. Лианозова о том, что «если Учредительное собрание проявит какие-либо утопические тенденции, его можно будет разогнать силой оружия»{95}, были выражением настроений достаточно широких торгово-промышленных и финансовых кругов.
Если полагать, что российская буржуазия старалась довести революцию до «конституционного» завершения на Учредительном собрании, многое в ее действиях между Февралем и Октябрем 1917 г. выглядит нелогичным. Если же принять, что в ее планы как раз входило не допустить демократического выявления воли народа, все встает на свое место. Доказательством, хоть и задним числом, намерений буржуазии в 1917 г. служат ее действия в 1918 г.. 18 ноября 1918 г.[25] в Омске и Уфе белогвардейские отряды самочинно разогнали законно избранное годом ранее Учредительное собрание и созданные им органы власти, арестовали многих социалистов — министров и депутатов. Была установлена военная диктатура А.В. Колчака. Месяц спустя девятеро из арестованных были убиты без суда и следствия своими тюремщиками.
Таким образом, реальная политическая стратегия российской буржуазии в 1917 г. предусматривала создание в стране обстановки, оправдывающей введение военной диктатуры. «На смену царизму шла диктатура крупного капитала в ее наиболее жесткой форме — то, что по нынешней терминологии именуется тоталитаризмом, а тогда называлось просто военной диктатурой»{96}. Ибо только таким путем буржуазия могла обезопасить свое господствующее положение. Средний путь — установление по форме буржуазно-демократической республики — для этого не годился, ибо, при имевшихся тогда народных настроениях, не гарантировал от принятия «органом народной воли» законов, направленных на экспроприацию класса собственников.
Приняв во внимание этот основной фактор, становится понятнее «непрактичное» на первый взгляд отношение Временного правительства к вопросу о войне и мире. Конкретные предложения мира Временным правительством, будь они сделаны, во многом выбили бы почву из-под ног леворадикальной пропаганды. Но их так и не последовало.
Отчего же? Да, шаги к миру дали бы возможность буржуазному правительству упрочить свое влияние на народ. Но было ясно, что это могло стать только паллиативной мерой. Через некоторое время после окончания войны и демобилизации армии, когда солдаты вернулись бы по домам, с еще большей остротой встал бы вопрос социальных реформ. От него было не отвертеться. И здесь снова возникала дилемма: удовлетворять народ или подавлять его диктаторским сапогом? В социальных реформах буржуазия не без оснований видела только разжигание еще больших аппетитов у низов. Следовательно, по-любому оставался только путь военной диктатуры. Но в мирное время ввести ее было труднее, чем во время войны! Стало быть, продолжение войны было жизненно необходимо правящему классу в первую очередь для оправдания диктатуры нуждами национальной обороны!
Буржуазные партии не имели в народе опоры, и это побуждало их, как прежде самодержавие, искать поддержки вовне — в займах и дипломатии (а в годы Гражданской войны — ив штыках) Антанты. А данное обстоятельство также диктовало ведение войны до «победного конца в тесном единении с доблестными союзниками». На практике это означало — принести все, вплоть до государственного суверенитета и жизни нации, в жертву сохранению интернационального классового союза российских и западных капиталистов.
Потому политика Временного правительства на деле направлялась отнюдь не в сторону социального компромисса, а в противоположную — в сторону разжигания недовольства масс нежеланием властей проводить реформы. Тем самым создавалась обстановка, благоприятствующая возникновению Гражданской войны, что было на руку буржуазии. Ибо только в обстановке открытой Гражданской войны она могла осуществлять свою реальную (а не фиктивную) программу военной диктатуры и свое неприкрытое классовое господство. Гражданская война, неизбежность которой в России в обстановке мировой войны такие два разных человека, как Дурново и Ленин, предсказали еще в 1914 г., становилась фактом, помимо всякой большевистской пропаганды, исключительно благодаря социальному эгоизму имущих классов.
Военная стратегия Временного правительства в таких условиях также определялась в первую очередь соображениями внутренней политики. Мы видели, что уже в первый месяц после Февральской революции фронтовые командиры как один докладывали: армия не пойдет в наступление! И просили отсрочки на два-три месяца, надеясь, что по прошествии этого времени все уляжется, боеспособность армии восстановится. Три месяца прошли, но лучше не стало, ибо и не могло стать. Казалось, все говорит за то, чтобы Русской армии ограничиваться пока одной лишь обороной.
С военно-стратегической точки зрения, затея наступления при таком моральном состоянии Русской армии не может быть расценена иначе как сознательное преступление власть имущих перед армией и страной. Но с точки зрения того политического плана, который лежал в основе всех действий российской буржуазии в 1917 г., это было не просто одно из решений — это был весьма эффективный ход!
Организуя заведомо обреченное на неудачу наступление на фронте, российская буржуазия, как ей должно было казаться, ничего не теряла. Если произойдет чудо и наступление удастся, тогда авторитет правительства взлетит необычайно высоко, и под эту эйфорию можно будет без обильного кровопускания ликвидировать Советы, пересажать левых радикалов и оттягивать до бесконечности (или, наоборот, смотря по обстановке, безнаказанно сфальсифицировать) выборы в Учредительное собрание. Если же наступление закончится военной катастрофой, чего следует ожидать почти с неизбежностью, то… Вот тут и начнется самое интересное.
Картина бегущей и разлагающейся армии заставит даже «революционную демократию» согласиться с самыми жесткими мерами по наведению порядка на фронте. А затем — ив тылу. Власть найдет виновников поражения. Это — большевики, своей пораженческой пропагандой разложившие армию. Вовремя подоспеют сенсационные разоблачения Ленина со товарищи как платных агентов кайзера (ведь не в одночасье же июльского восстания большевиков Временное правительство их «раздобыло» — эти «материалы» готовились с самого возвращения Ленина в Россию!). Вся страна с гневом и возмущением отвернется от изменников. Будет прекрасный повод начать репрессии, и об Учредительном собрании надолго позабудут. Как мы увидим дальше, этот план Временное правительство неукоснительно приводило в действие в течение июля — августа 1917 года, после краха наступления. Но что-то у него получилось не так, как ему хотелось…
