Нас называли ночными ведьмами - Ракобольская И.
Когда сели, объяснил: «Сначала мне диспетчер не разрешил лететь над Сан-Франциско, а я сказал, что у меня в кабине два русских летчика, воевали в ту войну». И он ответил: «Лети, как хочешь».
* * *
Осталось нас уже не очень много - меньше половины.
Из университета в нашем полку воевало десять девочек. Двое погибли. В университет вернулось трое: Катя Рябова, Дуся Пасько и я. Девочки окончили механико-математический факультет, аспирантуру и ушли преподавать в другие вузы.
Руфа Гашева и Полина Гельман окончили Военный институт иностранных языков, Руфа сначала преподавала в Военной академии бронетанковых войск, а потом работала редактором в Воентехиздате, Полина защитила диссертацию и преподавала в Институте общественных наук. Аня Еленина работала над диафильмами. Из нашего полка пять бывших студенток университета стали Героями Советского Союза.
Женя Руднева живет в памяти своего любимого ГАИШа, не только сотрудники, но и студенты знают ее имя и гордятся им.
В 1976 году по представлению Института теоретической астрономии АН СССР Центр по малым планетам (обсерватория Цинциннати, США) утвердил название вновь открытой советскими астрономами малой планеты № 1907 в честь Евгении Максимовны Рудневой. Отныне она называется «Малая планета (1907) Руднева».
И как хорошо сказал поэт:
Когда вы песни на земле поете,
Тихонечко вам небо подпоет.
Погибшие за Родину в полете,
Мы вечно продолжаем свой полет.
Мы стали небом, стали облаками
И, наблюдая ваш двадцатый век,
К вам тихо прикасаемся руками,
И думаете вы, что это снег. [156]
Мы согреваем сверху птичьи гнезда,
Баюкаем детей в полночный час,
Вам кажется, что в небе светят звезды,
А это мы с небес глядим на вас.
Мы вовсе не тени безмолвные,
Мы ветер и крик журавлей,
Погибшие в небе за Родину
Становятся небом над ней.
Е. Евтушенко
Песня из фильма «В небе ночные ведьмы», поставленного Евгенией Жигуленко
Да, я знаю, женщина может все! Но и сейчас, когда ночами во сне мы снова видим огненный столб от догорающего самолета, нас особенно остро пронизывает чувство: этого не должно больше быть! Мы хотим, чтобы наши дети и внуки никогда не видели, как горят их друзья в самолетах и танках, никогда не задыхались в горящих городах, чтобы земля для них оставалась зеленой, прекрасной, мирной… Но для этого нельзя забывать о том, что было! [157]
Часть II. Н. Кравцова (Меклин). Три года под зенитным огнем
Пустынными улицами Москвы мы идем колонной к Казанскому вокзалу. Серое октябрьское утро. Бьет в лицо колючий снежок. Зима 1941-го наступила рано.
Нас много, девушек в больших не по росту шинелях и огромных кирзовых сапогах. В такт шагу позвякивают котелки, привязанные к рюкзакам. Сбоку у каждой - пустая кобура для пистолета, фляга и еще какие-то ненужные вещи, которые почему-то непременно должны входить в комплект «снаряжения».
Москва военная провожает нас. Из скверов торчат стволы зениток, стоят трамваи, брошенные, полузанесенные снегом. Метро не работает. На станциях и в тоннелях люди прячутся от бомбежки.
Но мы не унываем. Потому что мы уже солдаты: на нас новенькая военная форма со скрипучим кожаным ремнем. Теперь все позади: и отборочная комиссия во главе с Мариной Расковой, и медицинская комиссия, и две шумных недели в здании академии Жуковского, где находился сборный пункт. Сюда съезжались из разных городов девушки - пилоты и техники, здесь мы постигали азы военной дисциплины и сущность субординации.
…Подковки сапог стучат по булыжнику. Мы идем на войну. Правда, сначала предстоит учеба в летной школе, в городе Энгельсе на Волге, где мы будем изучать теорию и практику летного дела.
Идем по утреннему городу, поем бодрые песни. Редкие прохожие останавливаются, глядя на нас, а пожилые женщины подходят к самому краю тротуара, молча стоят и крестят нас, провожая колонну грустным взглядом.
На вокзале грузим в теплушки матрацы, мешки, продовольствие. Только к вечеру эшелон трогается. В потемневшем небе первые вспышки разрывов. Воздушная тревога: гудят паровозы, заводы, грохочут зенитки. Двери в теплушках раздвинуты, тихо звучит песня:
Прощай, прощай, Москва моя родная,
На бой с врагами уезжаю я…
Мы смотрим в московское небо. Многие - в последний раз. [160]
* * *
Семь месяцев мы провели в летной школе в городе Энгельсе под Саратовом. Здесь собралось много женщин-авиаторов, приехавших по приглашению известного штурмана, Героя Советского Союза Марины Расковой, которая активно взялась за формирование трех женских авиационных полков.
Сначала всех разделили по группам: летчики, штурманы и техники. Каждая группа изучала необходимые для данной профессии предметы. Раскова привлекала к преподавательской работе известных специалистов и сама преподавала штурманские дисциплины.
Когда теоретический курс был завершен, из всего личного состава были сформированы три отдельных авиаполка: 586-й истребительный полк на самолетах Як-1, 587-й полк пикирующих бомбардировщиков на самолетах Пе-2 и 588-й полк ночных легких бомбардировщиков на самолетах По-2. Начались практические занятия, тренировочные полеты, стрельбы, воздушный бой, бомбометание…
Все три полка участвовали в боевых действиях до последнего дня войны. Но чисто женским (ни одного мужчины) оставался только наш полк ночных бомбардировщиков.
* * *
Один из первых приказов: всем - короткая стрижка. Никаких кос, никаких локонов.
…Пожилой парикмахер, последний раз щелкнув ножницами, отступил от зеркала, и я увидела коротковолосого мальчишку, который смотрел прямо на меня. Неужели это я? Ну да, это мой вздернутый нос, мои глаза, брови… И все же - нет, не я. Кто-то совсем другой, ухватившись за ручки кресла, испуганно и удивленно таращил на меня глаза… [161]
У мальчишки на самой макушке смешно торчал хохолок. Я попробовала пригладить прямые, как иголки, волосы, но они не поддавались. Растерянно я оглянулась на мастера, и он скороговоркой сказал:
- Ничего-ничего, это с непривычки. Потом улягутся. Следующий!
Женя Руднева спокойно улыбнулась мне и села. Тонкая шея в широком вырезе гимнастерки. Строгий взгляд серо-голубых глаз. Тугая светлая коса. Глядя на себя в зеркало, Женя стала неторопливо расплетать косу. Наконец, она тряхнула головой, и по плечам ее рассыпались золотистые волосы. Все кругом застыли: неужели они сейчас упадут на пол, эти чудные волосы?…
Поглядывая на Женю, мастер стал молча выдвигать и задвигать ящики, ворошил там что-то, перекладывал щетки, гребенки… Потом тяжело вздохнул:
- Стричь? - спросил негромко.
Женя удивленно подняла глаза и утвердительно кивнула. И он сразу нахмурился, сердито проворчал, обернувшись к нам:
- Тут и так тесно, а вы все столпились… Работать мешаете!
И снова защелкали ножницы, неумолимо, решительно. Даже слишком решительно.
Повернувшись, я пошла к выходу. Справа и слева от меня неслышно, как снег, падали кольца и пряди, светлые и темные. И мягко ступали сапоги по этому ковру из девичьих волос. [162]
* * *
…Долго девушки не могли привыкнуть к тому, чтобы обращаться к подруге, с которой спала рядом, которую называла «Ира» или «Ириша», официально: «Товарищ начальник штаба» или «товарищ лейтенант». Строгости воинской дисциплины казались ненужными.
Вот как об этом вспоминает авиатехник Мария Щелканова:
