Владимир Шигин - Гангут. Первая победа российского флота
Ветер был по-прежнему крайне слаб, и противники едва двигались, прилагая огромные усилия, чтобы поймать в свои паруса слабые порывы ветра. Наше преимущество состояло в данном случае даже не в количественном перевесе, а в том, что семь галер, предусмотрительно взятых Шельтингом, поочередно буксировали линейные корабли. Впрочем, дистанция между противниками сокращалась крайне медленно. Только после 6 часов пополудни несколько посвежело, и дело пошло веселее. Обрадованный Шельтинг велел галерам тащить лишь семь кораблей. Таким образом, российская эскадра вскоре распалась на два отряда. Передовой — состоящий из семи линейных кораблей, буксируемых галерами, и второй — состоящий из всех остальных кораблей, которые шли только под парусами. После этого дистанция между передовым отрядом и шведами начала быстро сокращаться.
Из воспоминаний участника погони Яна Дена, служившего поручиком на одном из линейных кораблей: «В 5 часов вечера около семи российских кораблей и два фрегата настолько приблизились, что со следующим галсом или через три четверти часа времени им предстояло непременно завести дело со сзади идущим кораблем».
На шканцах флагманского 66-пушечного «Вестманланда» нервно расхаживал Лиллье. Вице-адмирал с тревогой поглядывал на корабли под Андреевскими флагами. Русские подбирались все ближе и ближе, а малочисленной команды едва хватило бы для обслуживания пушек одного борта. Ладно, если русские не станут брать в два огня, а если попробуют зайти с обоих бортов, что тогда? Опытному Лиллье было очевидно, что от русских ему уже не уйти, не вызывал сомнений и исход уже почти неминуемого боя. Теперь вопрос для Лиллье и для его офицеров и матросов состоял лишь в том, чтобы до конца исполнить свой долг перед Швецией и королем.
Невдалеке чернел лесами остров Нарген. На передовом нашем «Архангеле Рафаиле» капитан-поручик Барш вытащил и потрогал указательным пальцем лезвие. Остро ли? Как знать, может быть, все придется завершать сегодня абордажной схваткой? На шканцах «Архангела Рафаила» царило оживление. Шедшие сзади него линкоры уже сомкнули линию баталии. При этом благодаря мастерству Шельтинга наша эскадра ювелирно выиграла ветер у неприятеля, и теперь наши корабли уже спускались на противника с целью решительной атаки. В орудийных деках давно были подняты порты, а сами пушки заряжены. Подле них замерли комендоры с зажженными фитилями в руках. Последние томительные минуты перед началом схватки. Вот-вот начнется! И в этот момент над шнявой «Принцесса», на которой держал свой флаг Петр I, был поднят сигнал о немедленном прекращении погони и возвращении в Ревель.
Нетрудно представить, как отнеслись к этому приказу не только на шканцах, но и на орудийных палубах наших передовых кораблей. Но делать нечего, ибо приказ есть приказ! Причины столь неожиданного приказа Петра выяснились несколько позднее. Разумеется, что Петр, как и все остальные участники погони, был полон азарта и желания скорого победного боя. В том, что этот бой будет победным, ни у кого никаких сомнений не было. Однако в самый последний момент, когда на выходе из залива в открытое море наши уже почти настигли концевые шведские корабли, произошло нечто такое, что и заставило Петра принять нелегкое решение.
— Ваше величество! Извольте глянуть! Над Наргеном дымы! — подал царю зрительную трубу капитан «Принцессы».
Тот с явной неохотой взял трубу. Какие еще сигналы с острова, когда вот-вот начнется первый в его жизни настоящий линейный бой его флота со шведами! Однако увиденное Петром не на шутку его испугало. Над Наргеном поднимались столбы черного дыма, причем не просто дыма, а явно сигнального. Дым мог означать, прежде всего, то, что наблюдатели видят на горизонте главные силы шведского флота, которые пока скрыты островом от глаз наших моряков.
Если все обстояло именно так, то получалось, что шведы вовсе не случайно оказались под Ревелем, а специально выманили нашу эскадру под Нарген, за которым их уже поджидали главные силы шведского флота, готовые к тому, чтобы, навалившись, разом покончить с более слабым русским корабельным флотом.
Что должен был делать в данной ситуации царь Петр? Продолжать преследование? Да, в случае если шведов за Наргеном не окажется, то он вполне может одержать тактическую победу. Это, разумеется, было бы здорово. Ну а как шведский флот окажется за Наргеном? Тогда уже шведы получали вполне вероятную победу, причем уже не тактическую, а стратегическую, которая одним махом меняла всю обстановку на Балтийском море и отбрасывала Россию сразу на несколько лет назад.
И царь принял нелегкое, но единственно правильное в данной ситуации решение. Рисковать своим флотом он просто не имел права. По свидетельству участников событий, после возвращения эскадры в Ревель «во флоте сделалось великое от всех роптание, что упустили неприятеля».
Но Петр вернуть в гавань корабли не разрешил. Их оставили на рейде. С берега доставили находившихся на карантине матросов. Слава Богу, чума не подтвердилась! И теперь Шельтинг с рассвета до глубокой ночи беспрерывно занимался как выучкой команд, так и эскадренными экзерцициями.
Что касается самого царя, то он все еще продолжал надеяться на приход датской эскадры, которая давала такое прибавление в силе, что после этого можно было решиться и на генеральный бой с Ватрангом.
Однако реалии были иными. С горечью прочел Петр письмо от своего «брата» датского короля Фредерика IV, в котором тот извещал российского монарха, что с тяжелой душой решил все же воздержаться от посылки своего флота в неблизкий Ревель. Раздраженный Петр незамедлительно ответил своему не в меру робкому союзнику. Суть письма заключалась в том, что подобными действиями Фредерика шведов никогда склонить к миру не удастся. Петр писал и с такой силой водил пером по бумаге, что чернила брызгали во все стороны: «Он (неприятель. — В.Ш.), получа себе таким образом время к отдохновению, паче от того отдален будет».
Снова и снова убеждал Петр своего визави преодолеть осторожность и прислать ему хотя бы если не весь флот, то семь или даже каких-то пять кораблей. Впрочем, особой надежды на это уже не было. Король Фредерик демонстративно заявлял, что в нынешнюю кампанию он принципиально не будет вести никаких боевых действий ни на суше, ни на море. Союзника вполне устраивало, что Швеция напрягает все свои силы в схватке с Россией и поэтому фактически оставила Данию в покое.
Ни о каком благородстве разговора не было, исключительно голый расчет. Увы, Европа всегда относилась к нам только с позиций собственной выгоды, даже традиционно союзническая нам Дания, даже в «галантном» XVIII веке.
Разумеется, Фредерик понимал, что одному русскому корабельному флоту крайне сложно будет в одиночку сражаться против куда более многочисленного шведского. В свое оправдание король Фредерик говорил, глаза потупив:
— Вооружение моего флота оставляет желать много лучшего, и не я тому виной. В казне пусто и последняя мышь повесилась. Да, я могу снарядить шесть кораблей, но смогут ли они доплыть до города Ревеля, когда всюду хозяйничает шведский флот? Если же шведы потопят посланную эскадру, то наши берега окажутся беззащитными перед шведским нападением! А потому из двух зол я выбираю меньшее. Что касается царя Петра, то, может быть, он и сам как-нибудь отобьется!
Отказ датчан в помощи вызвал ликование в стане врагов и разочарование среди своих.
Так, сидевший в Константинополе заложником после неудачного Прутского похода 1711 года вице-канцлер Шафиров, которого регулярно извещали о всех политических коллизиях, получив соответствующее письмо, горестно восклицал:
— По состоянию дел наших на Балтике не чаю, что кампания нынешняя каких-то нам хороших плодов принесет!
Такого же мнения был и наш посол в Голландии Куракин, бывший в курсе всех европейских дел
— Скажу откровенно, что шведы сильны на море как никогда! — говорил он в узком кругу. — А потому в нынешнее лето ни на море, ни на сухопутье ничего знатного учиниться просто не может.
Увы, как показали последующие события, не всегда и самые умные дипломаты бывают провидцами.
Глава восьмая.
В ФИНСКИХ ШХЕРАХ
Пока российский корабельный флот держался у Ревеля, флот гребной 11 июня подошел к Гельсингфорсу, где задержался на девять дней. Дел хватало. Разгружали провиант для корпуса князя Голицына, а чтобы облегченные галеры не перевернуло на волне, в трюмы грузили камни. Врачи были обеспокоены тем, чтобы те были сухими и не замшелыми, иначе это могло привести к обильной плесени. Но поди уследи за всеми! Одновременно что-то чинили: визжали плотницкие пилы, стучали топоры.
21 июня гребцы снова взялись за весла и галеры, вытянувшись друг за другом, снова двинулись на запад по лабиринту шхер. Впереди был самый опасный участок пути до финского порта Або — мыс Гангут (по-фински — Хаанкониеми, по-шведски — Гангэ-удд). Впрочем, Гангутом наши моряки станут называть мыс позднее, уже после окончания кампании 1714 года. Пока же они звали его просто Ангут-мыс
