Алла Бегунова - Ангелы смерти. Женщины-снайперы. 1941-1945
Но совершенно неслучайно Людмила Михайловна взялась рассказывать о буднях второй севастопольской обороны. Она часто приезжала сюда уже в послевоенные годы, встречалась с теми, кто вместе с ней стоял на огневых рубежах. Ведь многие защитники Севастополя, окончив службу в рядах Советской Армии, вернулись в легендарный город-герой, до основания разрушенный захватчиками, чтобы восстановить его в память о стойкости и мужестве русских солдат и офицеров.
Традиционным местом встречи знаменитых севастопольцев-ветеранов была просторная квартира в доме на улице Большой Морской, где жила Антонина Алексеевна Сарина, секретарь горкома ВКП(б) по промышленности и транспорту в годы войны. Собирались в два часа дня 9 мая, рассаживались за большим столом, минутой молчания поминали тех, кто не дожил до Победы, провозглашали тост за нее и предавались воспоминаниям о прошедших боях, снова и снова обсуждали события второй обороны, давая им разные оценки. Звучали за столом и песни Великой Отечественной войны. Обычно запевала их Людмила Михайловна. Голос у нее был грудной, глубокий, очень приятный…
В феврале 1958 года было принято постановление бюро Севастопольского горкома Коммунистической партии Украины и горисполкома «О зажжении Вечного огня в память воинов, погибших в боях за Родину» на Малаховом кургане. На торжественном митинге, посвященном этому событию, в качестве почетных гостей присутствовали Л. Павличенко и Г. Доля, защитник ДЗОТа №11, который находился на склоне Камышловского оврага. ДЗОТ, вооруженный станковым и ручным пулеметами, в декабре 1941 года несколько дней сдерживал наступление гитлеровцев, и Доля — единственный, кто остался там в живых. Зажег Вечный огонь на оборонительной башне Малахова кургана бывший командующий Черноморским флотом адмирал Ф. Октябрьский…
С начала Великой Отечественной войны минуло двадцать лет.
В нашей стране решили отметить этот юбилей публикацией мемуаров военных деятелей, выпуском тематических номеров журналов, организацией научно-практических конференций. Озаботились этим и в городе-герое Севастополе. Майор береговой службы в отставке Герой Советского Союза Л.М. Павличенко получила приглашение на заседание научного совета Музея героической обороны и освобождения, посвященное 20-летию со дня начала обороны, которое назначили на 21 октября 1961 года. Она подготовила доклад и выступила с ним в Севастополе.
В данном случае круг слушателей был невелик: научные сотрудники трех городских музеев, военные историки, ветераны-участники боевых действий в 1941–1942 гг. Они представляли разные роды войск. Про снайперов рассказывала только Людмила Михайловна. Она напомнила присутствующим о своих павших под Севастополем коллегах. Старшина 7-й бригады морской пехоты Ной Адамия, на счету которого имелось 200 уничтоженных фашистов, пропал без вести где-то на Херсонесском мысу. Звание Героя Советского Союза ему присвоили посмертно. В снайперской дуэли погиб ефрейтор 456-го полка НКВД, бывший пограничник Иван Левкин. Молодого жителя Севастополя Юрия Федоренко, в декабре 1941 года быстро освоившего ремесло меткого стрелка, тоже не было в живых.
— У нас как-то часто и много принято говорить, что снайпер такой-то убил, а вот чего это стоило снайперу? Приходилось ли нам говорить об этой серьезной и тяжелой фронтовой работе? — в начале своего доклада задала вопрос Павличенко и постаралась на него обстоятельно ответить:
«Мне бы хотелось сегодня коротко вспомнить — в чем же заключается наша работа. В такой день, как сегодня, снайпер встает в три часа ночи, выходит на снайперский пост — в 4 часа утра. Снайперы обыкновенно сидели в нейтральной зоне, на ничейной земле, последнее боевое охранение позади, впереди гитлеровцы. Вы знаете, что линия ничейной земли в Севастопольском укрепрайоне была узкой, на отдельных участках до 150 метров, но в основном — значительно уже, поэтому очень часто приходилось быть в непосредственной близости от противника. За день можно было сделать 5–10 выстрелов.
Нам противостояли фашистские снайперы. Они имели отличную подготовку, заканчивали военные снайперские школы, учились стрельбе по живым мишеням в концлагерях смерти, а на фронте за каждую сотню убитых русских получали дополнительные награды.
Как-то принято думать, что мы друг друга обманываем веточками. Дело не в веточке. Подумайте: вот вы столкнулись со снайпером на вашем участке фронта. Вам передают, что снайпер мешает, нарушает движение. Тогда дается приказ нашему снайперу снять вражеского снайпера, а для того, чтобы его найти, надо потратить двое — двое с половиной суток. И вот двое с половиной суток снайпер работает один, наблюдатель отходит потому, что лишние люди — лишние жертвы и демаскировка.
Много способов приходилось применять, чтобы вызвать снайпера на огонь. Применяли стекло, жестянки — все, что было под рукой. У нас не было особых приспособлений, а когда обнаружишь снайпера, то начинается так называемая снайперская дуэль. Вы в прицел видите снайпера, его глаза, цвет волос, но и он вас видит. Здесь все решают доли секунды. После такой снайперской дуэли человек на несколько часов выходит из строя. Он настолько устает, что трудно из него что-либо еще выжать.
Мы добились, что гитлеровцы не ходили в дневное время по переднему краю. Гитлеровца надо было искать, надо уничтожать. Каждый убитый фашистский солдат — это психическое воздействие на врага. Значит, надо было перейти к новому виду работы — снайперской засаде, то есть выходить на 500–800 метров к ним в тыл. Идешь ночью, на линии фронта спокойно. Но когда переходишь линию фронта, кожа у тебя деревенеет. В засаду мы ходили только добровольно, зная, что шансов вернуться на свои позиции — не более десяти из ста.
Приходишь в засаду часа в три ночи и до восьми часов утра. Лежат несколько снайперов, ведут наблюдение за врагом. В какой-то момент начинается снайперский налет, а вслед за ним — крик. Гитлеровцы кричат, что напали русские партизаны. У них — паника, а вслед за этим они приходят в себя, и для нас готовится ряд “сюрпризов”. Много бывало случаев, когда снайперы погибали в засаде, но не было случая, чтобы мы оставляли убитого товарища у врага.
Большую роль играли снайперы в бою.
Когда отдается приказ наступать нашей пехоте, то надо перекрыть вражеские пулеметные ДОТы, и на это задание шел наш снайпер. За час или два до наступления снайпер выходит на нейтральную полосу, подбирается к переднему краю врага и берет под огонь его ДОТ, а взять под огонь эту огневую точку — значит залечь прямо перед ДОТом. И мы такие задания выполняли.
При обороне Севастополя командование высоко ценило снайперский труд, это отношение было вполне заслужено нами.
Для того, чтобы стать снайпером, важно не только уметь метко стрелять. Важно другое — отношение к врагу. Это — холодная ненависть, когда все чувства подчинены расчету. И конечно, нужна воля, железная выдержка, умение пристально и терпеливо наблюдать. Наши снайперы не спускали с врага глаз ни днем ни ночью. Часто бывало, что боевой журнал разведки проверялся по снайперским наблюдениям. Каждую кочку, каждый кустик на своем участке снайпер знал наизусть.
Из-за этой тяжелой работы у многих из нас появлялась болезнь — реактивный невроз, и это — совершенно нормально. Сложная обстановка на фронте не позволяла вовремя предоставлять метким стрелкам отдых, и постоянное нечеловеческое напряжение сил выливалось в такую хворь.
Я помню первый слет снайперов в Севастополе, созванный Главнокомандующим Приморской армии генерал-майором Иваном Ефимовичем Петровым. Он первый обратил внимание на трудные условия работы снайперов и приказал давать нам еженедельно сутки отдыха, снабжать снайперов дополнительным сухим пайком на посту, ведь горячий обед на нейтральную полосу не принесешь.
Хочу сказать и о теплом отношении к нам однополчан. Когда уставший снайпер возвращался из леса с “охоты”, то он мог зайти в первый попавшийся блиндаж, и каждый солдат или матрос считал своим долгом освободить ему место и сказать: ложись. Согревали чай на бездымном порохе и давали кружку: выпей, переведи дух, отдохни.
Когда мы получали суточный отпуск, то приезжали в Севастополь, и нас обычно встречала ребятня, расспрашивала об успехах на фронте. Бывало, снайпер ходит-ходит и не имеет ни одного убитого — враг прячется. Командиру можно объяснить, что фрицев нет, а попробуйте это объяснить ребенку. Отвечаешь малышу: знаешь, фашистов не было. И слышишь в ответ: ты плохо меня защищаешь.
Потом, весной 1942 года, севастопольским ребятам стало известно, что у нас плохо с боеприпасами. Я получила в подарок от мальчишек с горы Матюшенко рогатку. Спрашиваю — зачем? А мне говорят: снайперу нужно тренироваться каждый день, а у вас патронов мало, потому не трать их и тренируйся с рогаткой. Это — серьезный момент. Говорит он о том большом единстве, которое существовало у нас в народе в годы борьбы с фашизмом.
