Рудольф Баландин - Маршал Шапошников. Военный советник вождя
Борис Михайлович понял, что перед ним командир того самого разъезда, который напоролся на запаниковавших полицейских и батальон наших пехотинцев. К счастью, и те и другие отделались испугом.
Мораль проста: на войне всякое бывает. Но нам сейчас нет смысла подробно, вслед за Шапошниковым, пересказывать ход боевых действий. Первое, что замечаешь — сравнительно неспешные передвижения войск, в большинстве случаев со скоростью пешехода. Наиболее мобильный род войск — авиация — использовалась преимущественно для разведки и связи. То же относится к автомобилям и мотоциклам. Конница двигалась быстрей пехотинцев, но в бою кавалеристам чаще всего приходилось спешиваться. Главные силы и с той и другой стороны совершали маневры, стараясь прежде всего не попасть под неожиданный удар противника, а не разгромить его. Поэтому и потери были сравнительно невелики: с 19 по 22 августа корпус Новикова потерял убитыми, ранеными и пленными 189 человек, а немцы — 602. Возможно. Такая большая разница в потерях объясняется лучшей организацией разведки и умелым использованием нашими частями особенностей ландшафта. Кроме того, 14-я конная дивизия и приданные к ней подразделения вели оборонительные действия.
Впрочем, ночью 30 августа 72-й Тульский пехотный полк подошел вплотную к линии обороны австрийцев у города Сандомира и неожиданной атакой застал их врасплох. В рукопашной схватке наша пехота овладела двумя линиями окопов и вошла в городское предместье. В бой были введены все резервы. Соседние части бездействовали. Раненый командир полка приказал закрепиться на захваченных позициях.
Австрийцы стали приходить в себя. К ним подтянулись резервы, выдвинулись артиллерийские батареи, ведя огонь по тульцам. Цепи австрийцев двинулись в атаку. Отстреливаясь, наши пехотинцы утратили боевой порыв. Офицеры приказывали им держаться, пока не откроет огонь наша артиллерия. Но — тщетно. Началось отступление. Почти все офицеры были убиты или ранены. Потери пе-
90
хотинцев оказались громадными: из 2200 человек, начавших атаку, к 9 часам утра вернулось лишь 600.
Таким был жестокий урок. Его запомнил Шапошников на всю жизнь. Как заместитель начальника штаба он нес ответственность за поражение. Однако в разработке и осуществлении наступления он участия не принимал: слег с высокой температурой. А начальник штаба Дрейер был отважен, горяч, склонен к решительным действиям, не всегда продумывая их последствия.
О разгроме 72-го пехотного полка в штабе дивизии узнали поздно. Пока начальство старалось выяснить, кто виноват в поражении, Шапошников догадался о главной причине: противник был значительно сильней, чем предполагалось. Он быстро оправился от внезапного удара и показал свою мощь. Поэтому следовало собрать воедино части дивизии для нового, лучше подготовленного наступления.
«Кошмарно проходил день 31 августа на фронте у Сандомира. Оправившиеся и приведенные в порядок остатки 72-го пехотного полка со случайно оставшимся живым адъютантом этого полка начали снова выдвигаться вперед для подбора раненых. За тульцами пошли пограничники и части 8-й кавалерийской дивизии. Около наших убитых и раненых уже рыскали австрийские мародеры, шаря в карманах офицеров и солдат. При приближении наших солдат австрийцы поспешно убегали в город. Невольно закралась мысль об отходе австрийцев ввиду перехода гвардейских стрелков реки Сан у Чекай. На плечах отступающего противника части 8-й кавалерийской дивизии и пограничники с запада, драгуны 5-й кавалерийской дивизии с севера ворвались в город и захватили мост, потушив горевший на противоположном береге его пролет. Противник, боясь окружения в Сандомире, бросив орудия, оружие, запасы снарядов и патронов, склады продовольствия и другое имущество, спешно по мосту и двум бродам переправился на правый берег Вислы. В город были введены остатки 72-го пехотного полка.
Штаб 14-й кавалерийской дивизии отправился осмотреть поле ночного боя 72-го пехотного полка, сохранившего только небольшую часть своих боевых сил. Правда, раненые уже были размещены в городских больницах и костелах, но убитые лежали еще на поле боя, свидетельствуя о тех успехах, каких достигли тульцы в ночном штурме.
Перед нашими глазами развернулось поле битвы. В каких только позах не лежали убитые! Почти при выходе на центральную площадь города нашли подожженный австрийцами дом, в кото-
ром лежали сильно обгорелые трупы офицеров и солдат. Пожар потушили не скоро. Уже собранные у костелов лежали трупы командира полка, всех батальонных командиров, большей части ротных командиров. Спокойно, с открытыми глазами лежал мужественный командир 72-го пехотного полка. Вперемешку с трупами русских лежали и убитые австрийцы. Больницы, костелы города были переполнены не менее 1500 австрийских и русских раненых. В поспешном бегстве австрийцы не только не оставили врачей и медицинского персонала, но даже реквизировали в аптеках города весь перевязочный материал. Для перевязки раненых были срочно отправлены все врачи 8-й и 14-й кавалерийских дивизий.
Как позже выяснилось, 31 августа 4 батальона 72-го пехотного полка и пограничников атаковали 17 батальонов австрийцев. Внезапность удара и паника противника принесли бы нам решительную победу, если бы усилия пехоты были поддержаны огнем артиллерии, а также дополнительными частями русской армии, стоявшей на фланге. Но все-таки окончательный успех был на нашей стороне. Галицийская битва завершилась».
14-я кавалерийская дивизия действовала осмотрительно, ее потери были невелики, а поставленные руководством фронта задачи выполнялись. Многие ее офицеры и рядовые были награждены. Борис Михайлович получил ордена Владимира 4-й степени, Анны 4-й и 3-й степеней, Станислава 3-й степени — все с мечами и бантами. «Относительно знания войны, — писал он, — я как-то почувствовал себя крепче на ногах, появилась уверенность в действиях, о чем раньше знал только теоретически, выработались навыки оперативной штабной работы. Говоря по-кавалерийски, я почувствовал себя крепко сидящим в седле!»
В КАВАЛЕРИЙСКОЙ ЗАВЕСЕ
Генерала Новикова повысили, назначив командиром 1-го кавалерийского корпуса; Дрейер стал у него начальником штаба. Тем временем из Петербурга вернулся прежний дивизионный начальник штаба Вестфален, избавив Шапошникова от необходимости занять эту должность. Бориса Михайловича больше устраивал пост старшего адъютанта Генштаба, т.е. начальника оперативной части. Ему нравилось разрабатывать боевые операции и участвовать в них, не занимаясь хозяйственными делами.
9?,
По его мнению, своими военными успехами Новиков был обязан везением: ему досталась отлично подготовленная дивизия генерала Орановского. Она была приучена во время учений к конному и пешему бою, успешно чередуя их. За полтора месяца войны из общего состава в 5200 человек дивизия потеряла убитыми 32 солдата, а ранеными 7 офицеров и 130 солдат.
Вестфален, по старинке, не приветствовал ведение боя кавалерией в пешем строю. Еще не участвуя в войне, он плохо понимал, что теперь огневая мощь пехоты сильно возросла. Ему по нраву были лихие конные атаки бригадой, а то и всей дивизией. (Летом 1915 года он, временно командуя бригадой, повел ее в кавалерийскую атаку и погубил почти целиком, погиб и сам.)
Задачи 1-го корпуса, в который входила 14-я кавалерийская дивизия, состояли в том, чтобы очистить левобережье Вислы от австрийцев, разведать их положение на участке фронта Ченстохов— Краков и ударить по австрийским тылам. Для переправы через реку корпусу придали понтонный батальон.
Перейдя на левый берег Вислы, дивизия стала продвигаться на запад. Поданным разведки и показаниям пленных солдат и вахмистров, было установлено, что недалеко находится целый немецкий корпус. Утром 14 сентября с наблюдательного пункта увидели двигающуюся по шоссе из города Енджеюва на восток дивизионную конницу немцев. Следом шла пехотная застава, за которой показался и авангард. Бокового охранения у них не было.
Решено было подготовиться к их встрече. Спешились и залегли драгуны, были расставлены пулеметы, артиллерия заняла боевые позиции. Когда авангард противника вытянулся вдоль шоссе, по немцам ударили плотным огнем. Батарея с расстояния полутора километров била шрапнелью по пехоте. У немцев началась паника: конница, бросая пики, помчалась врассыпную; пехота, бросив пушки, побежала назад. Слишком неожиданным в утренней летней тишине был этот ошеломляющий удар.
Но вскоре ситуация резко изменилась: не менее двух немецких батарей открыли огонь по нашим артиллеристам, а пехота, оправившись, пошла в контратаку. Нужно было срочно отводить назад свои части, спасая батарею. Отступление продолжалось весь день.
