Нас называли ночными ведьмами - Ракобольская И.
Первая и последняя любовь, чистая, светлая и глубокая, как все, что было в ее жизни, пришла к ней неожиданно. И как хорошо, как просто пишет Женя об этом в своем дневнике: «Зачем мне целый мир? Мне нужен целый человек, но чтобы он был "самый мой". Тогда и мир будет наш». Один раз сумел инженер-танкист Слава приехать к нам в полк, а потом его командировали в Иран… Тысячи километров разделяли их, но теплые слова любви и дружбы доходили из Ирана до Тамани… [104]
* * *
Из писем Славы в Пересыпь:
«…Милая моя Женечка! Отныне моя дальнейшая жизнь приобретает новую окраску! Все, что я буду делать, я буду делать как можно лучше, чтя в сердце моем твой прелестный образ. Прошу тебя только об одном - меньше рискуй понапрасну в работе и помни, что ты мне очень дорога……Все-все напоминает мне тебя.
Со мной еще так не было! Тоскую по тебе. А сколько раз вынимал я из планшетки твою фотографию……С некоторых пор ты, моя дорогая, для меня вторая жизнь. Ни о ком я не беспокоился до этого, а теперь буду думать все время о тебе, и, наверное, никакая работа и опасность не смогут отвлечь меня от этого. Жить буду только тобой…
…Да, я не знал до тебя такой нежной, развитой, волевой и обаятельной девушки. И прости меня, если я как-нибудь отважусь еще поцеловать тебя.
…Милая девушка моя, мне так хочется тебя чаще видеть, поцеловать, нежно обнять тебя и долго-долго смотреть в твои глубокие глаза. Но только тогда, когда они не темнеют…
…Ты пойдешь совершенствовать знания в академию, а я вернусь к своему инженерному труду. Наш с тобой союз укрепится появлением Женечки или Славки, которые будут напоминать нам то тяжкое время, когда в урагане войны рождалась и крепла наша дружба…
…Тебя я сегодня поцеловал, ты ответила желанным поцелуем, и теперь я твой полный раб.
…Ты называешь меня "мой маленький славный Славик". Сколько нежности в этих словах.
…А в отношении того, что ты обыкновенная девушка, уж тут ты меня не убедишь. Обыкновенные девушки работают на заводах, учатся в институтах в глубоком тылу. Дорогую цену жизни они не знают, дыхание смерти они не ощущали, а главное, не уничтожали фашистов, самую страшную угрозу для нашей Родины.
…Мне что- то грустно и не по себе. Я вспоминаю тебя и знаю, что далеко-далеко есть моя дорогая, горячо любимая девушка…»
Ее уже не было, а письма шли и шли…
* * *
Последние записи Жени Рудневой в своем дневнике:
«…Я очень высоко ставлю звание командира Красной Армии, офицера… ко многому обязывает это звание. Даже при условии, [105] если после войны я не буду военной - как много даст мне в жизни эта школа офицерского коллектива, если взять от нее все возможное… Очень часто живем старым богатством, а оно улетучивается. Вот пришлось послать Лене такой запрос: "Вышли формулу Муавро". А сегодня поспорили с Полинкой Гельман о том, в 1572 или в 1672 г. была Варфоломеевская ночь. Хочу письма от Славика!
5 марта 44 г.
620- й вылет с Лорой, чтобы выздороветь от гриппа (повлияло!), шесть с Диной и два на контроль… Контролем я осталась довольна. Хотела бы я, чтобы кто-нибудь из начальства поболтался под облаками и посмотрел, как честно кладут У-двешки бомбы в цель!
15 марта.
Я "на той стороне". Впервые вчера вступила на крымскую землю, а до сих пор я все лишь бомбила ее, а она отвечала мне лучами прожекторов и снарядами зениток. Вчера Женя Жигуленко высадила меня в Жуковке. Над проливом летели бреющим. Как крепко уцепились наши войска за этот клочок Крымского побережья! Отсюда будем бить противника…
…Ходили смотреть, как идет перестрелка на передовой. Вот она какая стабильная линия фронта! Бьют наши батареи - немцы [106] засекают и принимаются бить. Наши молчат и засекают их батареи. Наши начинают, они молчат. И так все время. Проносило низкую облачность, но показывалось солнышко и ветер был чисто весенний. Как не хотелось думать о войне. Но линия фронта отсюда в 3 км и в бинокль отчетливо виден совершенно разрушенный Аджи-Мушкай, а кругом хлопают разрывы и слышен шум летящих снарядов, в последний момент перед взрывом переходящий в свист. Майор Уваров принес мне букет подснежников. Как я обрадовалась этим скромным цветочкам - первым вестникам весны!
17 марта.
Была в 40 м от немцев - на самой передовой… Передовая… Если не нагнуться в траншее, тут же свистят пули снайперов.
19 марта.
Наши По- 2 работали всю ночь, а с утра поднялся ветер, и за мной не могут прислать самолет… В эту ночь летчицы полка сделали рекордное число вылетов -сто семьдесят один!
27 марта.
У нас в полку тяжелые дни. Завтра будем хоронить Володину и Бондареву. Разбитый в щепки самолет и их трупы один крестьянин обнаружил в плавнях у Черноерковской. Их выкопали и привезли сюда на санитарном самолете. В бытность мою штурманом полка это единственная блудежка, и та привела к катастрофе. Мне кажется, я недоучила Бондареву. Иначе, будучи штурманом звена, имея 200 вылетов, как могла она растеряться и потерять ориентировку в таком богатом ориентирами районе? Тягостное чувство.
29 марта.
Вчера была похоронная погода: дожди целый день и ветер порывами до 25 м/с. Девушек похоронили под звуки оркестра и салют из 20 винтовок. Вечером писатель Борис Савельевич Ласкин читал нам свои произведения. А сейчас сижу в Старотитаровской - ну и грязная станица. Собрание штурманов полков. Я доклад уже сделала. Перерыв на обед с 16 до 18 часов».
9 апреля Жени Рудневой не стало…
* * *
В апреле 1944 года полк летал непрерывно, каждую ночь. Готовилось большое наступление наших войск в Крыму. У всех было бодрое, радостное настроение.
Полина Гельман вспоминает, как в солнечный апрельский день, накануне гибели Жени Рудневой, они ходили с ней по улице Пересыпи. Женя сказала: «Как хорошо все-таки жить, - можно творить, думать, бороться, любить, читать. А что может быть лучше всего этого!» [107]
Штурман Оля Яковлева писала мне:
«В последний раз я говорила с Женей на старте в ночь ее гибели. Перед вылетом она вскочила на плоскость самолета, спросила, хорошо ли я знаю цель, проверила бортжурнал и, улыбнувшись своей задумчивой и немного грустноватой улыбкой, махнула рукой и побежала к самолету Панны Прокопьевой, с которой вылетала на свое последнее задание…»
В ночь на 9 апреля над Керчью ярко светила луна, а на высоте 500-600 метров небо закрывал тонкий слой облаков, освещенных луной. На фоне облаков отчетливо, как на экране, видно было, как по небу медленно ползет самолет. В эту ночь Женя Руднева совершала свой 645-й вылет с летчиком Панной Прокопьевой. Летчиком, в общем, Она была опытным, но в полк прилетела недавно и боевых вылетов имела не больше 10. Следуя своему правилу, Женя проверяла молодых…
Над целью их самолет был обстрелян из автоматических зенитных пушек «эрликон» и загорелся. Через несколько секунд внизу взорвались бомбы - штурман успел сбросить их на цель. Некоторое время горящий самолет продолжал лететь на запад, надо было сбросить листовки, потом повернул на восток, и тут экипажи других машин увидели, как из первой кабины стали вылетать ракеты.
Сначала медленно, спиралью, а потом все быстрее самолет начал падать на землю, казалось, что летчик пытается сбить пламя. Потом из самолета фейерверком стали разлетаться ракеты: красные, белые, зеленые. Это уже горели кабины… а может быть, Женя прощалась с нами. Самолет упал за линией фронта. Видно было, как он ярко вспыхнул последний раз и стал угасать…
Я дежурила в эту ночь, прилетавшие экипажи докладывали, что видели горящий падающий самолет. По расчету времени мне стало ясно, что это были Прокопьева с Рудневой… До утра вооруженцы писали на бомбах «За Женю»…
