Вадим Гольцев - Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова
В 11 часов Черный Дол был занят. Затем полки повернули на Славгород, и к двум часам дня мы вошли в город. Наши потери оказались небольшими.
Тотчас же была восстановлена городская управа, ее члены находились в тюрьме и освобождены нами. Я дал следственной комиссии директивы установить активных участников восстания, а заодно и тех белых, которые виноваты в возникновении недовольства <…>. Стали изымать оружие. Все шло мирно, хотя имели место и случаи столкновений. Активных противников обнаруживали при содействии лояльно настроенных к нам жителей. Расстреливали, рубили. Но так поступали относительно мужчин, оказавших сопротивление, хотя случались эксцессы, в которых пострадали и женщины. Предотвратить это не было возможности. После выполнения поставленной задачи, моей дивизии было присвоено имя Анненкова и было получено предписание выступить на Семипалатинск…»{65}.
А теперь посмотрим на показания самого Анненкова, его соратников и участников Славгородского восстания, данными ими на Семипалатинском процессе, и, несомненно, почувствуем и разницу в языке изложения, и разницу фактическую, и посмотрим, как делается фальсификация:
На утреннем заседании 26 мая 1927 года Анненков рассказывает суду:
— В августе (1918 года. — В. Г.) я получил приказ перебросить партизанские отряды на Семиреченский фронт. Обосновавшись в городе Троицке, я доформировал свои полки и двинулся на Семиреченский фронт через Омск. В составе партизанских частей были: 1-й Оренбургский казачий полк, 1-й Верхне-Уральский полк, один стрелковый партизанский полк, один Сибирский казачий полк и две батареи при восьми орудиях.
Не доходя до Омска, мы узнали, что произошел арест Гришина-Алмазова. Вместо него командование принял генерал Болдырев[27].
По прибытии в Омск, я получил приказ военного министра Иванова-Ринова отправить часть своего отряда на подавление Славгородского восстания…
На секунду отвлечемся от показаний Анненкова и заметим, что, по свидетельству вахмистра анненковской артиллерийской батареи Вордугина, отправление этой части отряда было настолько спешным, что солдатам даже не удалось набрать кипятку.
Вернемся к показаниям атамана:
— На подавление восстания ранее было послано из бригады сибирских войск под командованием полковника Зеленцова две роты пехоты, три кавалерийских эскадрона, но они с повстанцами ничего не смогли сделать.
Вместе со следовавшим на подавление восстания Зеленцовым ехала и следственная комиссия из нескольких административных чиновников для выяснения дела и восстановления власти. По деревням уезда были высланы отряды для сбора оружия.
Выделив часть своих отрядов, 11 сентября из станции Татарск я двинулся на Славгород. К этому времени подоспели еще два сибирских полка.
Снова прервем показания Анненкова и еще раз заглянем в изложение Л. М. Заикой и В. А. Бобреневым. Итак:
«Приблизительно 11 сентября мои части соединились с офицерскими полками и с рассветом (т. е. 12 сентября. — В. Г.) мы начали наступление. В 11 часов Черный Дол был занят. Затем мы повернули на Славгород».
Таким образом, по Мирзоеву, Черный Дол и Славгород были взяты анненковцами 9 сентября, по данным «Истории Сибири» и Шелеста — 10 сентября, по данным Павловского, Заики и Бобренева — 11 сентября. Следует отметить, что даты, названные всеми авторами, кроме Мирзоева, являются одновременно и датами взятия Черного Дола и Славгорода.
Но мы уже познакомились с истинными показаниями Анненкова по этому эпизоду и знаем, что 11 сентября Анненков со своим отрядом был еще на станции Татарск, то есть в 320 километрах от Славгорода. При скорости движения поездов в то время по 30–40 километров в час преодолеть это расстояние можно было за 8–10 часов безостановочного движения. Но остановки, конечно, были. Несложные подсчеты показывают, что Анненов мог прибыть в Славгород лишь во второй половине дня 12 сентября. Славгородцы встречали его хлебом-солью, оркестрами, цветами, белыми лентами.
По воспоминаниям бывшего жителя Славгорода Я. С. Полякова, славгородская буржуазия организовала пышные празднества в честь победы над повстанцами. Купец Блохин выставил 30 ведер самогона, наварил баранины. У себя во дворе он велел ставить столы в длинные ряды. Над столами — черные знамена с оскаленным черепом и перекрещивающими костями и с надписями: «С нами Бог!» и «С нами Бог и атаман Анненков!».
Пьянка закончилась дракой, в которой было убито и ранено до 10 белогвардейцев.
В доме же купца гуляли офицеры-анненковцы, городская знать. Председатель уездной городской управы Девизоров, он же руководитель славгородской организации эсеров, лакейски поздравил карателей с освобождением города от повстанцев, выразил уверенность, что с большевиками на Алтае будет покончено. Поп Гордовский спел церковный гимн. Пьянка шла под непрерывный звон колоколов{66}.
И здесь мы должны сделать важное заявление: поскольку Черный Дол был взят 9–11 сентября, а Анненков прибыл в Славгород 12 сентября, значит, Черный Дол и Славгород он не брал! Их взял, конечно же, полковник Зеленцов! Глубоко обиженный тем, что над ним поставлен «безусый» мальчишка, он сделал все, чтобы овладеть Черным Долом и Славгородом до подхода Анненкова, и около трех суток уже хозяйничал в них! И не анненковцы, а зеленцовцы творили те безобразия (если творили!), которые семь лет спустя будут вменяться в вину Анненкову.
Многочисленные примеры истории свидетельствуют, что насилия над побежденными творятся сразу же после взятия населенного пункта. И это вполне объяснимо: азарт боя, гибель друзей и товарищей, месть, гнев, ярость, злость, напряжение, обострение эмоций и чувств, даже временное полоумие, низменные, наконец, желания царят здесь среди людей. Через некоторое время страсти утихают, разгул пресекается и становится наказуемым, устанавливается относительный, нужный победителю порядок.
У анненковцев просто не было причин для насилия: они не мерзли ночами в кулундинских степях, не терпели днем жажды, не понесли потерь, у них не было чувства озлобленности за то, что они, военные люди, топтались около какого-то мелкого селения, обороняемого неотесанным в боях мужичьем. А у зеленцовцев все это было, и они сполна могли выместить на побежденных всю накопившуюся на них злобу и в порыве безумной ярости спалить то, что осталось от села после нескольких штурмов. Но они не сделали этого, потому что село наполовину сгорело во время боев, а сжигать его после ухода из него жителей они не могли в силу достигнутого с ними соглашения.
К прибытию в Славгород Анненкова обстановка стабилизировалась, в городе работала следственная комиссия, которая занималась отнюдь не террором, а выявлением организаторов и активных участников восстания, восстановлением органов белой власти. Но отдельные эксцессы, конечно, были и до, и после прибытия Анненкова, и он это не отрицает, но отрицает лишь их массовость.
В результате боя в Черном Доле возникли пожары, и значительная часть домов сгорела. Но советская историография немедленно заявила, что никакого боя под Черным Долом не было, а оставленное жителями село было беззащитным и сожжено анненковцами после того, как они ворвались в него. Этот вымысел звучал на суде, и государственный обвинитель Павловский, который, вопреки реальным фактам, тоже заявил, что бой под Черным Долом — легенда, которая нужна была белым для оправдания сожжения села и массовых убийств в нем крестьян. Свое заявление Павловский обосновал ссылкой на показания об отсутствии боя за село свидетеля Теребило, который Черный Дол не оборонял, а скрывался в Волчихинском бору. Но это не помешало ему дать суду смехотворные, рассчитанные на наивных, показания, которые тот счел убедительными, а прокурор положил в основу своей речи. Теребило показал:
— Отряд Анненкова около 8 часов остановился около нашего села. В селе никакой охраны не было. Была одна детвора, которая нашла несколько бердан и засела на окраине в ожидании анненковцев. Я их разогнал.
Интересно получается: жители из села ушли, но почему-то оставили своих детей; враг — под селом и с минуты на минуту может войти в него, а один из главных руководителей мятежа бродит по селу и гоняет ребятишек; и кто из крестьян в это критическое и опасное время мог расстаться с такой ценностью вообще, а в данных условиях особенно, как бердана? Вот если бы был бой, то уход из села Теребило последним и случайная встреча с мужественными ребятишками, вооруженными берданами, взятыми у погибших защитников села, были бы вполне объяснимыми! Но боя-то, по показаниям самого Теребило, не было! Значит, все, рассказанное им на суде, — вымысел!
Но другие свидетели подтвердили, что бой за село был. Так, свидетель Вордугин, бывший артиллерист-анненковец, прямо подтвердил это, а свидетель Орлов рассказал, что в Черном Доле была стрельба.
