Электрон Приклонский - Дневник самоходчика
— Ишь ты, господа, любят мягко поспать! — ворчливо констатирует Палыч. — И сколько ж утей сожрать нужно, чтобы этакую наволоку пухом набить?
Потом шоссе совершенно опустело, и колонна неслась вперед, не сбавляя скорости. Километрах в двух от какого-то населенного пункта нам повстречался «Опель-капитан». Занимаю самоходкой самую середину дороги, но Дмитрий Яковлевич, стоящий на лобовой броне, слева от смотрового люка, отчаянно замахал рукой перед моими глазами, приказывая принять вправо. Ослушаться нельзя, и низенький «Опель» проскакивает мимо. Успеваю заметить за ветровым стеклом автомашины не нашу военную одежду и перепуганные лица мужчин, которые исхитрились втиснуться в маленькую машинку впятером или даже вшестером, и тотчас останавливаюсь. Спохватившийся командир приказал открыть огонь. Оба наших автоматчика, а мгновением позже и Костылев ударили из автоматов вслед улепетывающему автомобильчику, но было уже поздно. Не успели мы после этого конфуза пройти вперед и километра, как навстречу мчится наш вездеход с мотострелками.
— Легковушку фрицевскую не встречали?
— Прошла мимо.
— Эх вы!.. — не очень вежливо упрекнул нас офицер, сидящий рядом с водителем, и гаркнул: — Жми на всю железку!
Вездеход, лязгнув гусеницами, ринулся в погоню, а мы, обогнув из осторожности деревню, въехали на ее западную окраину и стали в засаду между двух каменных сараев во дворе, наведя пушку на выход дороги из рощи, темнеющей метрах в пятистах среди чистого белого поля.
Кроме командира и наводчика, остальные члены экипажа «спешились». Костылев и Семенов вошли в брошенный жителями дом поискать съестного, а Капля с Рубилкиным выдвинулись по приказу командира вперед для наблюдения за дорогой и рощей. Похоже, что мы здесь пока одни. Обойдя машину кругом и убедившись, что ходовая часть в порядке, пересекаю двор направо и становлюсь за изгородью, которая отделяет усадьбу от улицы. Тоже наблюдаю. Не успел как следует осмотреться — зафыркал мотор, и слева из-за сарая на улице появился «Опель», похожий на первый, но теперь уже с двумя военными. Не сводя глаз с автомашины, нащупываю в кармане комбинезона рукоятку ТТ и большим пальцем опускаю предохранитель. Машина, пробуксовывая узкими колесами на скрипучем снегу, медленно приближается. Изгородь достает мне до середины груди, и, наверное, поэтому они заметили меня не сразу, а когда почти поравнялись с калиткой во двор. Напряженно выпрямившись на сиденьях, оба (это были немцы, хотя я втайне и надеялся, что кто-то из наших обкатывает трофейную технику) повернули, как по команде, головы в мою сторону, словно приветствуя начальство, только руки водителя продолжали покручивать баранку влево-вправо, следуя вихляниям передних колес по снежной колее. Сидящий рядом с водителем офицер, втянув шею в меховой воротник, проплыл в двух метрах от изгороди, стеклянно-пронзительно глядя мне в глаза, а его побелевшие в суставах пальцы судорожно сжали автомат, лежащий на коленях.
Оцепенение мое прошло, когда машина отъехала на несколько метров. Ф-фу, черт! «Храбро» стреляю вслед, но пуля только разбила заднее стекло, и машина прибавила скорости. Вспоминаю наконец про Ф-1 в левом кармане. Кидать пришлось левой рукой, так как мешал дом. Граната с хряском разорвалась на дороге, задок «Опеля» сильно подпрыгнул, но автомашина не остановилась. Почти сразу после взрыва застрочили автоматы Капли и Рубилкина. Как же ребята могли «проспать»? А «Опелю» оставалось одолеть меньше половины расстояния до перекрестка, где улица пересекала шоссе. И вдруг из-за угла выскочила и резко тормознула тридцатьчетверка, густо облепленная десантниками. С нее тоже раздались автоматные очереди. Автомашина рыскнула влево, застряла, распахнулись одновременно обе дверцы. Шофер вывалился головой вперед и больше не шевелился, а офицер в долгополой шинели, делая зигзаги и пригибаясь, обогнул машину и исчез между домиками на левой, противоположной, стороне улицы.
Тридцатьчетверка, возникшая на какое-то мгновение, словно в кинокадре, в просвете между домами, исчезла, торопясь куда-то по своим делам, а оба наших автоматчика бросились наперехват немцу. Он уже резво бежал через поле, хотя ему и мешал глубокий рыхлый снег. Потом он упал, очевидно задетый пулей, и пополз сперва быстро, глубоко вспахивая снег головой и плечами, спеша укрыться в недалекой редкой роще, но постепенно движения его сделались медленнее и неувереннее. Ребята, стреляя с руки и тоже проваливаясь в сугробы до колен, под углом приближались к беглецу. Проворный коротышка Капля явно обгонял своего товарища. Вдруг фашист приподнял голову и полулежа вскинул правую руку с пистолетом, однако автоматная очередь опередила.
Через несколько минут торжествующий Капля, дымясь паром, воротился из погони, держа в руке тяжелый «парабеллум», который важно вручил Дмитрию Яковлевичу, сказав со вздохом:
— Все одно отберут. Не сейчас, так после. Я себе дамский раздобуду: его заначить — раз плюнуть.
А по-крестьянски хозяйственный Костылев тщательно очистил от снега и протер насухо подобранный возле легковушки «шмайссер» и пристроил его в правой нише башни, возле боеукладки.
Смеркаться начало, когда вместе с собравшимся наконец батальоном Т-34-85 мы снова устремились вперед и уже в полной темноте влетели в большую деревню. Улица ее забита военными грузовиками, но возле них никого нет. Жителей тоже не видно. Должно быть, разбежались куда глаза глядят. Как же им не будет страшно, если сами доблестные солдаты фюрера спасаются бегством? А у тридцатьчетверок горючее совсем на исходе (они больше нас бегают), и гнаться дальше нельзя. Занимаем круговую оборону: расставляем машины поудобнее на выходах из населенного пункта, уставившись пушками на все четыре стороны света. Пока что можно передохнуть. В трофейных автомашинах нашлось и продовольствие, и «горючее», которые тотчас пошли в дело: мы давно уже держимся на «подножном корму». Только мы всемером отужинали, подошел Бараненко, пожаловался: у его экипажа «накрылся шикарный ужин», на который Вася намеревался созвать «старых челябинцев». Кроме хлеба и спиртного, добытого в грузовике, Васины ребята в «занятом» ими доме обнаружили в печи увесистый копченый свиной окорок, подвешенный на крюке. Все эти яства и пития расставили на столе в самой просторной угловой комнате, и Вася уже потирал руки, представляя себе, какое удовольствие он доставит друзьям, которые успели изрядно проголодаться… Но тут от мощного толчка дом содрогнулся, как при землетрясении, угол здания обрушился, и, вместо накрытого стола, перед изумленным Васей возникла скошенная корма чьего-то танка. Кого-то угораздило неосторожно развернуться в узком пространстве между домами. Поперхнувшись выхлопными газами, наполнившими комнату, Вася бросился наружу, но тридцатьчетверка уже деловито удалялась прочь, направляясь к окраине. Ребята с горя принялись варить трофейную картошку из погреба, так как все съестное из грузовиков уже исчезло.
Палыч, сочувственно слушавший Васю, выглядывая из квадратного люка, вздохнул и скрылся внутри башни, повозился там немного и появился снова, держа в руке алюминиевую «норму», накрытую богатырским, учитывая Васину комплекцию, бутербродом из трофейных припасов.
— Это лично вам, товарищ гвардии младший техник-лейтенант. А к картошке можем выделить смальцу и одну буханку хлеба. Вторая — НЗ.
Бараненко поблагодарил и ушел ужинать.
Усевшись на башне, медленно обвожу взглядом смутно белеющее поле, посреди которого бесформенным большим пятном расползлась роща, совершенно не просматриваемая, словно залитая черной тушью. Наблюдениям моим помешал негромкий шум автомобильного мотора. Оглядываюсь: по деревенской улице, осторожно объезжая расплывчато-белые глыбы боевых машин и темные грузовики, медленно пробивается сквозь снежные груды, навороченные танками, низенькая легковая машина. Уже третья за сутки. Ну, хватит с меня! Ленивая истома в теле и сонливость (поздний ужин был плотен) сгинули сами собой.
Вынув пистолет, соскальзываю с башни на крыло, а когда малолитражка «Фольксваген» оказалась рядом с самоходкой, спрыгиваю вниз и приказываю рукой: «Стой!» Автомобильчик, тонко жужжа от натуги двигателем, проскочил мимо, но в нескольких метрах от нашей машины воткнулся в большой сугроб. Левая дверца с треском откинулась, и на снегу возникла широкая черная фигура в коротком пальто и в котелке. Держа пистолет наготове, приближаюсь к штатскому. Он стоит спокойно, повернувшись лицом ко мне, потом вдруг быстро сует руку в боковой карман — и тотчас слева хлопнул одиночный выстрел из автомата. Рука черного — он был в двух шагах — странно дернулась, и к его ногам упал и утонул в снегу какой-то предмет. Словно с неба свалившись, выпрыгнул из тени деревьев Капля и крикнул высоким, свирепо-веселым голосом:
