Денис Козлов - «Странная война» в Черном море (август-октябрь 1914 года)

Правда, австрийская главная квартира допускала возможность помощи крейсерам В. Сушона в том случае, если они прорвутся в Адриатическое море. Поэтому 25 июля (7 августа), узнав о выходе «Средиземноморской дивизии» из Мессины и о новой просьбе германского адмирал-штаба выдвинуть австрийский флот «хотя бы до Бриндизи», А. Хаус вывел из Полы свои лучшие силы — шесть линкоров, два крейсера и два десятка эсминцев. Однако уже вечером того же дня, не пройдя и половины пути до Отрантского пролива, адмирал получил сообщение о движении германских крейсеров на восток и повернул восвояси{109}.

Именно «Гебену» и «Бреслау», а не австрийским морским силам, предстояло стать главными противниками российского Черноморского флота в Первой мировой войне. Однако и в последующие недели — вплоть до вооруженного выступления Турции 16 (29) октября 1914 г. и блокирования ее средиземноморского побережья англо-французским флотом — возможность появления австрийских кораблей в Черном море не сбрасывалась со счетов адмиралом А.А. Эбергардом и его штабом. 17 (30) августа, лишившись иллюзий относительно способности союзников преградить противнику путь в Дарданеллы, командующий Черноморским флотом обратился с письмом к министру иностранных дел. Андрей Августович констатировал, что «поведение Турции в вопросе с немецкими крейсерами не оставляет сомнения в том, что для наших врагов проливы всегда открыты», и просил С.Д. Сазонова «самым определенным образом поставить в известность Францию и Англию, что появление в проливах австрийских судов лишит наш флот возможности оспаривать господство на море»{110}. Шефу российского внешнеполитического ведомства оставалось лишь «вновь настоять перед союзными правительствами на необходимости ни в коем случае не допустить присоединения к турецкому флоту австро-венгерских военных судов»{111}.

Тревоги многоопытного адмирала А.А. Эбергарда оказались напрасными. Нейтралитет, а затем — в апреле 1915 г. — выступление Италии на стороне Антанты и устойчивое господство союзников на Средиземноморском театре военных действий сделали невозможной экспедицию австро-венгерского флота на помощь Турции и заставили австрийское командование ограничить операционную зону своих морских сил Адриатическим морем.

Что же касается австрийских дредноутов, появления которых в Черном море добивались Энвер и Джемаль и опасался А.А. Эбергард, то они почти всю войну простояли в Поле, оберегаемые для эфемерного генерального сражения с морскими силами союзников. Только на исходе Великой войны — в июне 1918 г. — главные силы флота Габсбургов единственный раз приняли участие в набеге на Отрантский барраж под флагом адмирала М. Хорти (в начале 1918 г. он сменил адмирала М. Ньегована, который в свою очередь возглавил флот после смерти А. Хауса в августе 1917 г.). Но уже на этапе оперативного развертывания линкор «Сцент Истван» был потоплен случайно встретившимися у острова Премуда итальянскими торпедными катерами, и австрийская эскадра возвратилась в базу 1 ноября в гавани Полы подрывной заряд, доставленный итальянским катером-торпедой, оправил на дно «Вирибус Юнитис», а оставшиеся «Тегетхоф» и «Принц Ойген» попали в руки победителей. Первый передали Италии (в строй линкор не вводился и в 1924-1925 гг. был пущен на слом в Специи), а второй достался французам, которые использовали корабль как плавучую мишень и в июле 1922 г. потопили на маневрах близ Тулона{112}.

Глава 4.

«Сделайте все возможное для будущего Турции!»

Адмирал Сушон начинает войну с Россией

28 июля (10 августа) 1914 г. крейсера «Гебен» и «Бреслау» под флагом контр-адмирала Вильгельма Сушона[18], успешно преодолев недостаточно энергичное и умелое противодействие со стороны британского флота, вошли в Дарданеллы[19]. По наблюдению немецкого историка, появление германских крейсеров в Проливах «произвело впечатление чуда»{113}, а восхищенный Вильгельм II наложил на донесение командира Средиземноморской дивизии резолюцию — «Превосходно выполнено! Железный крест!».

Отметим весьма существенную деталь. Автором идеи прорыва крейсеров В. Сушона в Константинополь являлся чрезвычайно деятельный и искушенный в искусстве дипломатии германский посол в Турции барон Г. фон Вангенхайм. Последний еще 19 июля (1 августа) телеграфировал в Берлин, что «Гебен»…, усиленный турецкими морскими силами, был бы в состоянии поставить шах русскому Черноморскому флоту, обеспечить кабельную связь с Румынией[20] и предотвратить русский десант на болгарское побережье»{114}. Военно-морское же руководство, поддержанное кайзером Вильгельмом II, на пороге мировой войны полагало целесообразным нацелить корабли В. Сушона на нарушение французских воинских перевозок в западной части Средиземного моря, а затем вывести «Гебен» и «Бреслау» в Атлантический океан для ведения «крейсерской войны». Показательна в этом смысле помета, сделанная начальником адмирал-штаба на полях процитированной выше телеграммы Г. фон Вангенхайма: «Совершенно исключено. «Гебен» найдет сейчас лучшее применение в Атлантике или дома».

Впрочем, очень скоро оперативная обстановка на Средиземноморском театре, которая характеризовалась подавляющим превосходством англо-французских морских сил при нейтралитете итальянцев и пассивности австрийцев, втайне надеявшихся избежать войны с Англией, а также политическая необходимость привлечь на свою сторону Османскую империю заставили германское командование откорректировать свою позицию. Уже через три дня В. Сушон получил депешу адмирал-штаба с инструкциями «немедленно следовать в Константинополь» в соответствии с «официально объявленным союзным договором», а 28 июля (10 августа) — приказ идти в Дарданеллы «как можно быстрее», дабы «вынудить Турцию занять позицию в нашу пользу» (по некоторым данным, последняя телеграмма была отправлена Г фон Полем без ведома Вильгельма II, но в тот же день император одобрил ее содержание post factum){115}.

После энергичных дипломатических демаршей государств Антанты по поводу недопустимости присутствия военных кораблей воюющей державы в водах нейтральной страны Порта фиктивно купила германские крейсера, мотивировав этот шаг необходимостью компенсировать потерю реквизированных британским правительством линкоров.

Едва ли прибытие немецких кораблей стало главной причиной вооруженного выступления Османской империи на стороне центральных держав, однако появление в Константинополе крейсеров В. Сушона, бесспорно, немало способствовало превращению прогерманских настроений Энвера сотоварищи в практические военно-политические шаги. «Покупка «Гебена» и «Бреслау» изменяет положение здесь не в нашу сторону. С военной точки зрения думаю, что она все же усиливает значительно боевую готовность Турции, с политической — она, несомненно, имеет самые серьезные последствия, так как она сильно подняла дух турок и может придать им смелость прибегнуть к самым решительным выступлениям», — констатировал М.Н. Гире 30 июля (12 августа){116}. На следующий день шеф российского внешнеполитического ведомства С.Д. Сазонов обратил внимание французского посла в Петербурге М. Палеолога на непосредственные неприятные следствия прибытия германских крейсеров в Босфор: «Мы будем вынуждены расположить наши войска по побережью Черного моря и по границе Армении и Персии»{117}.

3 (16) августа на «Гебене» и «Бреслау», переименованных в «Явуз Султан Селим» и «Мидилли» соответственно[21], были подняты османские флаги{118}. Как сообщил контр-адмиралу В. Сушону начальник императорского морского кабинета[22] адмирал Г. фон Мюллер, «император повелел, чтобы наши корабли оставались под турецкими флагами до тех пор, пока этого требуют политические намерения посла или пока не последует прямой приказ его величества»{119}. Заметим, что эта мера, вполне поддержанная рейхсканцлером М. фон Бетманом — Гольвегом, статс-секретарем имперского морского управления (морским министром) А. фон Тирпицем и начальником императорского морского кабинета Г. фон Мюллером, встретила оппозицию в лице начальника адмирал-штаба адмирала Г. фон Поля: последний полагал, что «возможные боевые действия под турецким флагом не соответствуют военным чувствам наших экипажей».