Владимир Сысоев - Виктор Иванов
Находившиеся в распоряжении Иванова технические средства позволяли ему уверенно справляться с любыми «ответственными» заданиями и заказными темами, но постепенно в нем нарастало ощущение тупика, творческого кризиса. Художник оказался на распутье, перед сложным внутренним выбором. Еще в юности полученная им здоровая жизненная закваска должна была когда-нибудь забродить, вызвать острую неудовлетворенность ролью послушного оформителя готовых идей.
На покосе. В шалаше. 1961
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Полдник. 1963-1966
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Так и случилось, он уезжает от столичной суеты на родину своей матери под Рязань и там познает радость «художнического освобождения», вкус живой правды и красоты.
В деревне на первых порах, работая с натуры, Иванов старался не задаваться вопросами «зачем», «для чего» и лишь безотчетно отвечал на творческие импульсы, исходившие из мира наглядных ценностей, прекрасных вещей и явлений. Композиционные замыслы стали появляться как обобщающий вывод из накопившихся жизненных наблюдений. Среди дивной природы рядом с крестьянским домом громче звучал голос живой жизни, острее воспринимался стихийный символизм природных форм, земных ситуаций и окружающих предметов. С глаз словно спала пелена, затемнявшая высшую суть бытия, доступную уже даже не столько глазу, сколько интуитивному прозрению, эмоциональной догадке, интеллектуальному знанию. Ему открывается глубинное, идеальное значение факта существующего в бесконечном пространстве и времени, связанного с процессом всемирного развития человечества, конечной правдой его интересов и чаяний. Восприятие мира с широкой позиции формирует в нем новое отношение к форме и методу композиционного построения, помогает найти подлинное разрешение художественным проблемам, поставленным окружающей сложной действительностью. Органичный для него метод художественной организации жизненного материала, группировки фигур опосредует идеал живой человеческой общности, гармонического единства естественной и рукотворной реальности. «Жизнь вообще, - по словам художника, - а на селе тем более без чувства общности, коллектива, артельности, немыслима. Отсутствие этого чувства - губительный признак»[1 В.И. Иванов. Каталог выставки произведений. М., 1985.].
В лугах. 1959
Собственность художника
Полевые работы. 1959
Собственность художника
Иванов испытывает особое отношение к ситуациям, в которых торжествует живая сила человеческой солидарности, энергия коллективных усилий и действий, этика трудовой взаимопомощи. Ему дороги традиции русской общинной жизни, заключающей в себе мощное объединяющее начало, дух коллективной самоотверженности, превращающей отдельных людей в смелый, дееспособный народ, способный творить историю. Художник часто изображает групповые сцены, в которых образы связаны между собой узами взаимного уважения, доверия, общностью взглядов, раздумий, переживаний. Объединяя людей разных судеб и темпераментов, он ясно дает понять, что между ними существует незримая нить душевного согласия, плодотворного единомыслия, обусловленного наличием в мире высших идеалов и ценностей, всенародных задач и целей. Поводы, по которым его герои собираются вместе, неотделимы от их повседневной жизнедеятельности и на первый взгляд кажутся слишком простыми и ординарными. Но в картинах Иванова они становятся поэтическим ядром философского содержания, служат ключом к осознанию общих закономерностей и вечных начал бытия. Что может быть обыкновенней сцены крестьянской трапезы под открытым небом, той, что, к примеру, изображена в картине Полдник (1963-1966)? Но благодаря ясному, выразительному толкованию сюжета зрителю открывается важный смысл существования, основанного на прочной семейной сплоченности, взаимном уважении и преемственности поколений. Для создания целостной группировки и слитного действия художник использовал форму круга, разомкнутого там, где находится главная героиня - мать, единственная из всех взрослых персонажей повернутая лицом к зрителю. Сюда, к смысловому центру композиции, устремлены все фигуры лежащих и сидящих на земле крестьян, здесь, в узловом пункте изобразительного повествования, сосредоточен мощный психологический заряд, превращающий скромный бытовой эпизод в значительное событие внутренней жизни людей.
Среди многообразных проявлений народной жизни и быта Иванов особенно ценит минуты простого, искреннего общения, когда закончившие необходимые дела крестьяне на дальних полях собираются за обеденным столом. Во время ежедневных походов за натурным материалом он сам становился свидетелем, а то и участником застолий, венчавших дневные полевые работы, строительство колхозного или личного дома, который также возводился сообща, всем миром.
Под мирным небом. 1982
Государственная Третьяковская галерея, Москва
На таких посиделках царила атмосфера светлого праздника, собравшиеся ощущали себя членами одной, дружной семьи, радеющей о благе каждого и всего коллектива. Эти жизненные наблюдения художника вылились в картину Под мирным небом (1982). В ней родная природа, возделанная земля предстают обителью добра, подлинного счастья людей, избравших путь простого искреннего поступка, честного исполнения своего человеческого долга и естественного предназначения. Почти все участники изображенного на первом плане совместного застолья хорошо узнаваемы, привлекают внимание своей индивидуальной конкретностью, остротой портретной характеристики. Серьезность, с которой они относятся к наступившему моменту единения, вызвана личной ответственностью за общую жизнь, отражает состояние людей, черпающих в согласии нравственную силу, еще большую уверенность и свободу. Группировка сидящих за общим столом друг против друга людей замкнута в закольцованной ленте фриза, подчинена единому хоровому началу, общему настроению, равномерно распределенному на всех действующих лиц. Появление среди равных, сопричастных друг другу героев «солиста» нарушило бы замысел картины, отвлекло бы внимание от торжествующей на полотне «музыки» задушевных человеческих отношений, пафоса всеединства, определившего эмоциональную тональность многолюдного действия. Резонатором народных представлений о счастье и назначении жизни в образной структуре изображения выступает решенный простыми цветовыми гармониями пейзаж, переходящий за линией горизонта в тревожную бесконечность. В нем как бы суммировано самое характерное из того, что художник постоянно видел в родных просторах, ощущал как типические краски и формы рязанской природы.
Можно, конечно, сожалеть, что художник отказался от изображения человеческой психологии как текучего, противоречивого процесса, имеющего множество промежуточных ступеней, градаций, оттенков. Его в большей степени интересуют эмоции, обладающие устойчивостью к разрушительным воздействиям внешней среды, отвечающие сокровенным желаниям сердца и не в меньшей степени подчиняющиеся велениям разума. Он ищет проявления чувств и настроений людей в том, что определяет их жизненную судьбу, нравственную суть, бросает яркий свет на своеобразие конкретного исторического момента.
Семья. 1945 год. 1958-1964
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Такой подход к изображению психологии действующих лиц Иванов реализует в своей этапной картине Семья. 1945 год (1958-1964). Интерпретированная в соответствии со своей человеческой природой простая жизненная ситуация напоминает обычную домашнюю сцену, но при ближайшем рассмотрении не во всем соответствующую специфике бытового жанра, возведенную в план широкого обобщения, универсальной наглядной ценности. Молчаливое собеседование персонажей, их спокойные позы и пластически закрепленные жесты несколько контрастируют с драматически напряженным колоритом полотна, резкими контрастами линий и плоскостей, строящих художественное пространство, побуждает задуматься о причинах подобного несовпадения, искать ему объяснение.
В скромной, чисто убранной комнате деревенского дома ужинает семья фронтовика: вернувшийся с войны отец, мать и пятеро их детей. Соотнесенный с реальной датой, годом окончания войны, сюжетный зачин воспринимается не только в мимолетной, изменчивой данности, но и в контексте большого исторического времени. Действие представлено на стадии, обнажающей типическую ценность каждого образа, их причастность к широкому течению народной жизни, великому событию, прервавшему один из самых губительных катаклизмов в общественной истории человечества. Позы, жесты, движения фигур заключены в устойчивые пластические абрисы, как и вся окружающая предметная среда, очищены от случайных эффектов. Это не значит, что герои замерли, окаменели, утратили способность к внутреннему взаимодействию. Выразительны образы родителей, органично сочетающие портретность с остро характерной обобщенностью, выражающей суть человека, веками связанного с землей, с обычаями и традициями больших крестьянских родов. Манера поведения изображенных людей адекватна жизненной логике нехитрого занятия, собравшего их всех вместе в привычной для них домашней обстановке. И все же в телесной конструкции, пластических абрисах персонажей чуть больше торжественности, вневременной значительности, чем того требовала жанровая специфика этого сюжета. Даже взгляд одной из дочерей, обращенный к зрителю, наделен сосредоточенной внимательностью, как бы приглашающей к внутреннему соразмышлению, взвешенному отклику.
