Джулия Кэмерон - Поиск источника: настойчивость на пути художника

И вот тут раздался звонок. Звонил продюсер, лауреат премии «Тони».

Гений делает то, что должен, талант – то, что может.

Продюсер спросил, не позволим ли мы предложить сценарий «Медиума» в Goodspeed Opera House – эдакую «грядку», на которой произрастают новые мюзиклы. Позволим ли? Позволим ли? Мы сказали, что позволим. Мы знали мюзиклы, которые ставил этот продюсер, и нам они очень нравились. Ему понравилось наше шоу – ура! «Ему понравилось! Ему понравилось!» – снова и снова восклицали мы с Эммой. Значит, не такое уж это было и безумство! Мюзикл и впрямь так хорош, как нам казалось. У нас теперь есть доказательство. И мы подготовили для продюсера все материалы.

Вскоре после этого звонка нас стал прощупывать другой продюсер. Потом еще один. Один хотел получить синопсис сценария. Другой – распечатку текстов и демонстрационный диск, чтобы показать партнеру. Никто не говорил с ходу – «я в деле», – но по крайней мере некоторый интерес мы ощутили.

«Держитесь, – сказал нам Брюс за обедом в этот раз. – Вы сейчас на том этапе, когда многие испытывают разочарование и прекращают работу. Хорошо, что у вас есть другой проект. Ждать вообще тяжело. В нашей области легко не бывает, нет, не бывает…» Брюс умолк и отломил корочку итальянского хлебца. Он симпатизировал нам, но не хотел скрывать правду. Одно его присутствие уже напоминало, что мы ввязались в долгое дело.

Погрузившись в себя, мы обнаруживаем, что владеем именно тем, чего желали.

За окном ресторана по-прежнему бушует буря. К снегу с дождем добавился пронизывающий ветер. Мы с Брюсом и Эммой заказываем по тарелке горячего горохового супа. Я вдобавок прошу принести домашних сосисок.

«Что же нам теперь делать?» – спрашиваю я Брюса, хотя думаю, что сама знаю ответ.

«Не терять веры, – отвечает он. – Не терять веры». С этими словами он подносит ко рту ложку супа. Я тоже пробую. Суп горячий и вкусный. Внезапно и буря начинает казаться не такой страшной, и день не таким тусклым. Брюс сумел вернуть нам оптимизм. Пожалуй, мы сохраним веру. Быть может, инвесторские чтения прошли не впустую.

Возьмите ручку и составьте список тех, к кому можете обратиться за моральной поддержкой. Эти люди станут вашим «волшебным зеркалом». Пусть сами они не творцы – неважно. Лишь бы они были оптимистами и верили в то, что жизнь прекрасна. Вы – часть этой жизни, а значит, они верят и в вас. В них вы, как в зеркале, видите свои способности и потенциал. Они всегда на вашей стороне, они привносят в беседу оптимизм и надежду. Обязательно постарайтесь регулярно общаться с этими людьми. Возможно, с кем-то из списка вы давно потеряли контакт. Беритесь за телефон. Позвоните им или черкните смс. Обсудите с «волшебными зеркалами» текущее положение дел. Возможно, вам захочется рассказать, что вы работаете по этой книге и теперь будете общаться чаще.

Концентрация

Чтобы пребывать в мире с самим собой, музыкант должен играть музыку, художник – рисовать, поэт – писать стихи. Человек должен быть тем, кем может.

Прошлым вечером я вела занятия в Сохо. Студенты сдали мне каталожные карточки, на которых записали, куда ходили на творческое свидание за прошедшую неделю. «Я ходил на выставку Чака Клоуза в Метрополитен-музее». «Я ходила в магазин кружев и лент в районе, где торгуют тканями». «Я впервые пошел на занятия йогой». Чего только не найдешь на Манхэттене, если верить этим карточкам! «Я ходила на фильм про самураев». «Я одна, без детей, ходила на детское шоу фокусов». «Я посетил цветочный рынок на 28-й улице». «Я ходил на “Продюсеров”». Преподавая на Манхэттене, я ощущаю его ауру, мимолетно касаюсь тех жизней, которые можно здесь прожить.

Но у меня только одна жизнь, и ее следует целиком и полностью устроить так, чтобы художник во мне процветал. Иногда трудно окунаться в жизнь Манхэттена. Я скучаю по Нью-Мексико, по иззубренным сиреневым горам, по бескрайним лугам серебристо-зеленого шалфея. Мне не хватает ветра, напоенного ароматом сосен. Я скучаю по поросшим елями каньонам.

Манхэттенские каньоны сложены из бетона. Красиво, но, чтобы увидеть их красоту, приходится себя приучать. Прошлым вечером водитель такси, который вез меня на занятия, выбрал путь через Гринвич-Виллидж. Шел снег, и из окна машины я увидела уставленную цветами стойку корейской зеленной на углу. Сквозь серебристую пелену снега соцветия полыхали необычайно ярко.

«Как красиво!» – ахнул мой спутник. И это действительно было красиво – если остановиться на миг и приглядеться. Мне пришлось силой заставить себя сконцентрироваться. Взяв себя за воображаемую шкирку, встряхнула: «Вот! Смотри!»

Я творец. Я обязана уметь остановиться и увидеть. Взгляд человека искусства не должен замыливаться. Мне, как художнику, вредно быть настроенной исключительно на внутренний канал и вечно смотреть всевозможные «ах, если бы только», которые показывают на внутреннем экране. («Что если бы я не стала продавать ранчо в Нью-Мексико?» «Ах, если бы у меня остались лошади!»)

Фокус в том, что когда мы что-то совершаем, пусть даже в воображении, то на самом деле мы торжествуем, сознавая, что внутри нас скрывается бесчисленное множество возможностей.

«Что если бы» и «если бы только» – яд для творца. Эти мысли отбрасывают нас в прошлое. Они притупляют нашу способность видеть кипящую вокруг жизнь. А ведь именно в ее течении нас поджидает вдохновение. Чтобы художник жил полной жизнью, чтобы работа не стояла на месте, первым делом надо жить здесь и сейчас. Я это знаю, но чтобы это проделать, в последнее время приходится прикладывать усилия. Если вместо «сейчас» я живу в «тогда», мой творческий колодец пересыхает. Слог теряет живость и силу, становится невнятным и невыразительным. И я уже не замечаю ведра нарциссов, сияющих золотым светом в сырой городской ночи.

В последнее время внутреннее кино занимало все мое внимание. Я ощущала, что некий отлив тянет меня прочь от реальной жизни, в сумеречный мир страхов и сожалений. Трудно было сохранять оптимизм. Я чувствовала, что ускользаю от той жизни, которой живу, ухожу в полумир жизни, которой я жила бы, если бы… Если бы я только выбрала это, а не то… Если бы я только лучше выбирала…

Я обеспокоена – это может быть первым отблеском на клинке депрессии. Чувствую, что разум подбирается все ближе к краю, и мне становится страшно. В моей семье были депрессии. Отец много раз лежал в больнице с маниакальной депрессией. Маму тоже госпитализировали с депрессией, вот так-то. Мои родители были люди уязвимые, одаренные, и порой кажется, что от них я унаследовала и уязвимость, и одаренность. Чтобы поддерживать оптимизм, приходится прикладывать усилия, цепляться за приятные мелочи: гулять с собаками, покрывать бумагу буквами, подолгу сидеть за фортепиано. Мне нельзя браться за крупное и сложное: это слишком трудно.

Пережив три срыва, я вынуждена была научиться проживать каждый день очень старательно. Нужно писать. Нужно ходить. Нужно молиться. Нужно отмечать каждый шажок вперед. А главное – нельзя скатываться в страдания и отчаяние, как я это делала в свои мрачные 20 лет, когда пила напропалую. Сегодня я – непьющий алкоголик. Но для того чтобы не пить и сохранить здоровье, я каждый день должна что-то делать. Жалея себя, я проторяю дорожку к стакану. Я не могу окунаться в жалость к себе, потому что сразу после этого окунусь в бутылку.

Ни одна птица не парит слишком высоко, если она парит на собственных крыльях.

Мы вольны выбирать, о чем думать – о хорошем или о плохом. Вольны выбирать, что хотим видеть – красоту или уродство. Мы говорим, что «тренируем глаз» на то или это, и понимать это следует вполне буквально. Мы способны натренировать собственные глаза так, чтобы они видели те области жизни, которые даруют нам красоту и благодать.

Возьмите ручку. Напишите в столбик числа от одного до пяти. Составьте список из пяти красивых вещей, которые вы недавно приметили. Может быть, видели у своего дома белую собачку. Или мраморного дога. Звездчатые лилии у корейского магазинчика. Золотисто-желтое дерево гинкго в центре квартала. Поднимающийся над горизонтом молодой месяц. Каждый день несет с собой столько красоты, что на один короткий список вполне хватит. Быть может, вам захочется писать такие списки каждый вечер.

Устоять на ногах

Звездная ночь. Даже на Манхэттене, где огни небоскребов спорят с созвездиями, звезды видны так отчетливо, что наш мир в их скопище кажется просто пылинкой. Окно моей манхэттенской квартиры – одна светящаяся точка из миллионов. В масштабах галактики же Манхэттен – не более чем горстка огоньков на боку планеты, которую зовут Землей. Все дело в том, откуда смотреть. Я сижу за письменным столом, гляжу на мерцающие звезды и силюсь не утратить оптимизма, чувства, что, как я ни мала, в моих масштабах мои усилия что-то все же значат.