Василий Шаталов - Золотая подкова (сборник)
— Просьбу твою придется уважить. Но ведь тебя надо сперва обучить. Кому же поручить это? оглядывая бригаду, спросил Байрамгельды. — Ну, вот хотя бы вон тому, кто сидит в дальнем от тебя углу — Курбандурды.
Придя в восторг от такого доверия, Курбандурды потер руки и воскликнул:
— Ну, брат, только попадись в мои лапы!.. Век помнить будешь.
В ответ Джума лишь слабо ухмыльнулся.
— Послушай-ка, бригадир, — сказал он, сонно жмуря свои веселые добрые глаза. — А нет ли у тебя посерьезнее учителя? А? Этот ведь совсем еще мальчишка. Боюсь, угробит он меня.
— Если хочешь стать человеком, без жертв не обойтись, — пошутил Байрамгельды. — Так что… выбирай любое.
— Ну, ладно. Пойду на жертвы.
— Давно бы так, — одобрил Курбандурды. — А теперь пора в забой.
— Так сразу? — сделав недовольную мину, удивился Джума. — О стройке хоть немного рассказали бы… А в забой успеем.
— Попросим Атали. Расскажи нам, пожалуйста, — сказал Байрамгельды, обращаясь к начальнику участка. — У тебя это хорошо получается, да и знаешь все лучше, чем мы.
— Прежде всего, благодарю за доверие, — важно поклонился он на все стороны. — А теперь по существу. Нам нужно поднять воду на пятьдесят метров, чтобы подать ее в одно из Мургабских водохранилищ. А это, в свою очередь, необходимо для орошения земель Туркмен-Калинского и Иолотанского районов. Мы возьмем воду из Каракумского канала возле Захмета и пропустим ее по небольшому каналу, прорытому на юг. На отводном канале поставим три каменных здания для насосов.
После того, как все будет сделано, какой-нибудь гражданин, гуляя по городу Мары, взойдет на мургабский мост и скажет: «Ах, какой многоводный и прекрасный этот Мургаб!» И если вы ответите этому восторженному гражданину, что чаши мургабских водохранилищ сейчас пустуют, а вода, которую он видит в реке, течет не с горных вершин Парапамиза, а с ледников Памира, из Амударьи, он вряд ли вам поверит. Настолько все это ново, неожиданно и фантастично.
— Кстати говоря, — продолжал Гуджиков, — в разгар лета пустуют и чаши Тедженских водохранилищ. Обычно в это время на их дне очень ярко зеленеет молодой камыш. А Тедженка? Ее русло чуть ли не вровень с берегами наполнено водой. Вы спросите: откуда она? Оттуда же, из Амударьи! От Хаузханского водохранилища к Тедженке прорыт магистральный канал. Вот он-то и не дает ей иссякнуть.
— У меня все. Вопросы можно задавать устно и письменно, — на полном серьезе говорил Атали Гуджиков. — Вопросы есть? Нет вопросов! Благодарю за внимание!
На следующий день Джума вышел на работу я сразу убедился, что бульдозеристом стать не просто. Показывая как переключать рычаги, как нажимать ногой на тормоз, Курбандурды целый день держал его в кабине рядом с собой. От грохота мотора, резких толчков, тряски и пыли у Джумы всю ночь гудело в голове, болели глаза, ныла поясница. Он часто просыпался и тихонько стонал. Просыпался и Курбандурды.
— Что ты не спишь? — ласково спрашивал он брата и подходил к его кровати. — Тебе плохо?
— Ай, какой я дурак! — ворочаясь с боку на бок, тихо причитал Джума. — Куда же мне до вас! Я как тот старый осел, который решил угнаться за резвым конем. Все у меня болит, милый. Решительно все! Живого места нет. Только теперь я понял, как нелегко стать человеком. Ах, как нелегко!
— Не горюй, Джума, это только в самом начале так, — успокаивал его Курбандурды. — А сейчас мне на живот, я разотру тебе спину и поясницу.
Джума безропотно повиновался и терпел боль. После массажа он быстро засыпал. Но потом боль возобновлялась, и он снова начинал стонать. Зато уроки Курбандурды ему пошли — на пользу. Месяц спустя Джума работал уже самостоятельно, на многие годы связав свою жизнь с прославленной бригадой.
Когда земляные работы на машинном канале были закончены, механизаторы получили приказ перегнать бульдозеры на станцию Захмет, погрузиться там на платффчы и переехать на новый участок, в район Безмеина. Это было в январе 1964 года.
Дул сильный ветер, шел снег. До станции было километров семьдесят. В дороге бульдозер Байрамгельды неожиданно поломался: порвалась гусеница, вышла из строя муфта сцепления и — ни с того ни с сего забарахлила коробка передач. Бегенч, Курбандурды, Джума и Клычли Аширов не хотели оставлять бригадира одного. Они предлагали ему свою помощь, но он отверг ее и велел добираться до станции без него.
Надвигалась ночь. Ветер усилился. Гуще повалил снег. Байрамгельды включил переноску и принялся за починку гусеницы. Работать было трудно. Снег залеплял глаза, коченели руки. Байрамгельды чувствовал, как ледяной ветер прохватывает его насквозь. Он уже несколько раз залезал в кабину — здесь было тепло от работающего дизеля — согревался и снова выходил на дикий холод, в темень, в пургу.
И только глубокой ночью, выбиваясь из последних сил, чуть не падая от усталости, он закончил. Выспаться бы после этого, отдохнуть как следует… Но об этом и думать нечего! К утру надо было добраться до станции и поставить машину на платформу. За одну ночь его перевернуло так, что трудно было узнать: щеки втянуло, под глазами залегли синие тени, заметно проступили скулы. Его знобило, дышать было трудно. Байрамгельды не показывал виду, что болен, крепился, надеясь, что все пройдет само. И действительно, уже в дороге ему полегчало, а когда прибыли в Безмеин, то и совсем стало хорошо.
К сожалению, не все проходит бесследно. Пустив корни, болезнь как бы прячется до поры до времени, чтобы однажды заявить о себе неожиданно и грозно.
Механизаторы привезли со станции свои вагончики, технику и расположились вдоль трассы канала, в горной долине Копет-Дага. Отдохнув, вновь принялись за дело. Вскоре стало ясно, что лучше всех опять работают бригады Байрамгельды Курбана и Джумы Кичиева. Между ними разгорелось соревнование. Известность бригады Байрамгельды и самого бригадира пока ограничивалась только коллективом одного участка. Правда, газетчики уже не раз порывались написать о нем и его делах, но как ни бились, ничего из этого не выходило: Байрамгельды не любил рассказывать о себе. Его односложные ответы не могли послужить основой ни для очерка, ни для рассказа. Тогда они обращались к начальнику участка, но и он ничего, кроме двух трех цифр, не мог сообщить им.
И все-таки известность бригадира перешагнула пределы стройки. Тут, видимо, сработал тот удивительный закон, согласно которому алмаз не может затеряться и в золе. Не может потому, что начинает настойчиво заявлять о себе своими природными качествами. Мимо них не пройдешь равнодушно. Они заставляют, чтобы на них обратили внимание. Потому что цена их понятна каждому. И если бы не эти качества, кто знает, возможно, имя Байрамгельды так и затеряюсь бы среди двадцатитысячного отряда строителей канала.
7Начальник Главка — невысокий лысеющий человек со смуглым лицом и черными масляными глазками — любил власть. Может, поэтому он так держался за свое служебное кресло и страшно трусил, когда чувствовал, что оно может из-под него уйти.
В свое время в числе некоторых специалистов-гидростроителей он получил высокий чин, изрядно вскруживший ему голову, сделался властным и заносчивым, хотя мало кто знал о том вкладе, который внес он в развитие гидротехники и мелиорации. Он считал, что и должность, и высокое положение дают ему право накричать на подчиненного, грубо оборвать его, стукнуть кулаком по столу.
Разумеется, сослуживцы хорошо знали о крутом нраве начальника и не испытывали особенного удовольствия, если он вызывал их на беседу в свой кабинет, даже в том случае, если эта беседа заканчивалась мирно.
Именно с таким чувством шел на его вызов начальник отдела кадров Главка Ата Солтанлиев.
— Нашему коллективу, — сухим официальным тоном сказал Солтанлиеву начальник главного управления, — предоставлена возможность выдвинуть одного рабочего кандидатом в депутаты Верховного Совета страны. Поэтому срочно запросите из трестов подробные характеристики на представителей четырех профессий: плотника, крановщика, монтажника и бульдозериста, Только учтите: это должны быть люди самые достойные, передовики и не старше тридцати — тридцати двух лет.
Дня через два все характеристики были уже в Главке. И каждый, на кого они были присланы, видимо, заслуживал высокой чести быть выдвинутым кандидатом в депутаты. И все же предпочтение было отдано одному: бульдозеристу Байрамгельды Курбану.
На первый взгляд, ничего особенного в его характеристике не было. Только цифры и факты. Но они-то я раскрывали трудовую доблесть знатного механизатора, его беззаветную любовь к делу, строгий характер ж душевную щедрость.
Через несколько дней оттуда позвонили:
— Вы не скажете нам, как правильно пишется фамилия вашего бульдозериста? — спросил приятный женский голос. — Судя по документам, оно пишется по-разному. Уточните, пожалуйста.
