Светлана Замлелова - Пошлая история
Никаких дел у Сашеньки не было, и ей самой очень нравилось не иметь никаких дел. Безделье виделось ей большим шиком. Но оттого, что Сашенька ничего не делала, много кушала и подолгу спала, она довольно скоро поправилась, сделавшись белой и гладкой. Спохватилась Сашенька, когда уже джинсы перестали сходиться в талии, и пришла относительно своей полноты, которая, впрочем, немало шла к ней, в ужас. Тотчас были предприняты экстренные меры. Через Елену Сашенька записалась в спортивный клуб. И теперь каждое утро вместе с кузиной, заезжавшей за ней на своём американском автомобиле, Сашенька отправлялась заниматься shaping`ом и на тренажёрах. Кроме того, там же в клубе, Сашенька принимала сеансы массажа против целлюлита. Вскоре нагрузки и массажи дали о себе знать. И те джинсы, что ещё недавно не сходились на Сашеньке, сделались теперь велики. Чтобы всегда быть в форме, Сашенька решила не оставлять занятий. Правда, тренировки начинались довольно рано, и пришлось выбирать между ночными клубами и спортивным. Но Сашенька не колебалась в выборе. Пять дней в неделю она решила посвящать тренировкам.
VIАлмазов с облегчением вздохнул. Не нужно больше каждую ночь мчаться по Москве, а потом сидеть до рассвета в клубе. Не нужно больше думать о том, чтобы успеть выспаться, не нужно бояться уснуть в неподобающем месте. А главное, что вечера теперь он проводил дома вместе с молодой женой. Воскресеньями они ездили в городок, а случалось, что и родственники из городка наезжали в Москву и останавливались у Алмазовых. Чаще других приезжали Ася или Иван. Каждый свой приезд Ася привозила пачку фотографий, на которых, как правило, были запечатлены сидящие вокруг стола люди. С Асиных слов выходило, что все женщины, улыбавшиеся с фотографий, суть чьи-нибудь лучшие подруги, мужчины же все непременно чьи-то любовники. И Ася считала своим долгом сообщить, чьи именно. Начинала она обычно с себя. Немного смущаясь, она тыкала пальчиком в фотографию и очень важно, точно речь шла о жизни и смерти, говорила: «Это мой любовник» или: «Это моя лучшая подруга». При этом слова «любовник» и «лучшая подруга» она проговаривала с каким-то особенным удовольствием. А дальше, но уже без особенного удовольствия, она объясняла, что блондинка в зелёной кофте — лучшая подруга Анжелы, а брюнет с голубыми глазами — любовник Альбины и так далее, пока не перебирала всех. И Алмазов с Сашенькой терпеливо выслушивали её объяснения.
Что за дела были в Москве у Ивана, Илья Сергеич понять не мог, да и не очень стремился. Иван приезжал, подолгу жил у них. Случалось, ни слова не говоря, он исчезал и подолгу не показывался. Но потом также неожиданно появлялся и, как ни в чём ни бывало, снова селился. На расспросы о том, где он пропадал, Иван никогда не отвечал, а только отшучивался и нёс какую-то чепуху, вроде той, что болел бубонной чумой и лежал в больнице. На правах гостя Иван делал набеги на бар, где Алмазов держал по нескольку бутылок разных, но неизменно хороших вин. И пока Иван не выпивал всё до последней капли, домой он не уезжал. Новый свой визит Иван наносил только тогда, когда бар пополнялся. И, точно чувствуя это на расстоянии, Иван спешил приобщиться.
Поначалу забавлявший Алмазова, Иван скоро прискучил ему. К тому же воодушевление и подъём, вызванные женитьбой, истощили себя, и мало-помалу Алмазов снова впал в то унылое состояние, с которым ещё недавно надеялся рассчитаться через новое чувство, новые знакомства и новые впечатления…
Однажды государство наше вдруг сказало своим гражданам: «А ну вас… Живите, как хотите!» Оправившись от потрясения, полученного вследствие такой выходки, граждане бросились, кто как мог, устраивать свои судьбы. Богатство, казавшееся ещё недавно недоступным, жизнь в полном достатке, как и там, у них — всё это замаячило вдруг где-то неподалёку, всё это оказалось возможным и даже легкодостижимым. Красивое, обнадёживающее слово «капитализм» волновало тогда умы. «Ещё чуть-чуть, — казалось, шептало оно, — может быть, пятьсот дней, может, чуть больше. И всё совершенно изменится, наступит другая жизнь. Жизнь с просторными домами и прекрасными автомобилями, вкусной, изобильной едой и множеством приятных, роскошных безделушек!» Благоденствие сделалось целью, смысл которой утратился, и показалось странным, что этот смысл мог вообще когда-то существовать. И взрослые, немало повидавшие люди вдруг уверились, что стоит только это самое благоденствие заполучить, как оно никуда уже не денется, и можно будет коротать дни в достатке и довольстве собой. И никто как будто не думал о том, что, бывает, случись какая-нибудь ерунда в провинциальном городке на задворках Европы, и все усилия, все попечения — всё пойдёт прахом. Исчезнут как миражи довольство собой и достаток, а покой и тишина станут сниться в самых сладких снах.
Нашлись тогда граждане, поверившие, что всё устроилось, как нельзя лучше. Что стоит только самостоятельно повести дело, начать честно и самоотверженно трудиться, наладить полезное производство или торговлю каким-нибудь необходимым для населения товаром, как тотчас труды будут вознаграждены, и благодарное население, явившись за необходимым товаром, принесёт с собою банковские билеты.
Но нашлись и такие граждане, которые очень быстро поняли, что нет ничего глупее, чем честно и самоотверженно трудиться. И что стоит только с большим чувством сказать: «Демократия!» или раздобыть огнестрельное оружие и взрывчатые вещества, как можно, не заботясь о последствиях и с чистой совестью присваивать чужое. А наградой за это будут всё те же просторные дома, прекрасные автомобили, вкусная, изобильная еда и множество приятных, роскошных безделушек. Составились два противоположных лагеря, между которыми возникло даже противостояние, закончившееся, впрочем, весьма скоро безоговорочной победой сильнейших.
И не столько бедность, сколько невозможность настичь это давно обещанное и казавшееся легкодостижимым благоденствие, распаляла в людях ненависть и какой-то злой задор, подталкивавший к тому, чтобы заполучить алкаемое благоденствие самому за счёт всех остальных.
Илья Сергеевич Алмазов только начинал в ту пору карьеру в одном из казённых учреждений Москвы. Происходил он из семейства весьма порядочного, окончил лучшее учебное заведение столицы и в казённом учреждении оказался по протекции влиятельных лиц. Но и он бросил службу и, подобно многим, решил пытать счастья. Человек пылкий и доверчивый, мечтательный и переполненный разного рода иллюзиями, всё усердие и энергию он направил к тому, чтобы сколотить небольшое предприятие по производству печатной продукции, а попросту говоря, книг — товара достойнейшего и во все времена востребованного. Скоро сложился немногочисленный, но верный коллектив, и дело пошло. Уже через полгода выпустили в свет «Дон Кихота» Сервантеса, сдобренного гравюрами Доре. Доходы от продажи книги оказались невысоки, но каково же было удовлетворение издателей, любовавшихся на дело рук своих! Однако радость их продолжалась недолго. В это самое время знакомый Алмазова привёл к нему каких-то людей, отрекомендовав их «чеченцами». «Чеченцы» были смуглы, темноволосы и смотрели гордо. Целью их визита было сделать Алмазову деловое предложение.
— Мы сами из Смоленска, — нараспев и даже как будто постанывая, проговорил один из них. — Хотим «BMW» в Москве купить… Десять штук… У нас фирма в Смоленске… Мы деньги со своего счёта на твой перекинем, с твоего за машины по безналу… По Москве деньги быстро придут… Тебе за услугу пять процентов… Обналичишь — сам машину купишь. Деньги хорошие… А то… что ты, как пацан с книжками возишься… Ты мужчина, должен, как мужчина зарабатывать.
Здесь все «чеченцы» оживились, переглянулись и рассмеялись. Очевидно, очень довольные собой.
Речь шла о таких деньгах, что у Алмазова закружилась голова. На одной только операции, несложной и безобидной, он мог бы заработать столько, сколько не заработал бы продажей и десяти тиражей Сервантеса. Но было всё-таки что-то очень сомнительное в предложении его гостей. Какой-то подвох крылся за бесконечными переводами денег со счёта на счёт. Сознающий невозможность своего участия в заведомой афере, Алмазов не захотел вникать, что за подвох может ожидать его. Но для очистки совести всё же спросил:
— А почему нельзя из Смоленска заплатить по безналу?
— Слушай, — простонал всё тот же «чеченец», — зачем спрашиваешь? Я всё, что сам знал, всё тебе рассказал, а ты спрашиваешь…
Снова все оживились.
— По Москве деньги быстро придут, — простонал другой «чеченец».
— Зачем спрашивать? — перебил его первый. — Ты мне сделаешь уважение, я тебе сделаю уважение… Ты мужчина — зачем спрашивать?
Алмазов подумал немного, попытался прикинуть, чем всё это может для него обернуться, понадеялся на «авось», этого русского бога, и решил дать своё согласие.
