Александр Слонимский - Черниговцы (повесть о восстании Черниговского полка 1826)
Артамон взволнованно расхаживал по залу. За окном вертелись снежные хлопья и тоскливо завывала метель. On останавливался, прислушиваясь то к завыванию метели, то к слабым стонам, доносившимся из боковых комнат через раскрытые двери. Это стонала его жена, у которой в это утро разыгрался, как она говорила, «тик в голове».
«Боже, — думал он, нервно поводя плечами, — что, если она узнает? У нее такая нежная натура…»
Жена его была молодая дама, чрезвычайно впечатлительная и болезненная. Она постоянно упрекала мужа в равнодушии к ее страданиям и ревновала его ко всему: к службе, к товарищам, к родственникам, не говоря о знакомых женщинах.
— Артамон! — послышался издалека сердитый голосок.
В хорошие минуты жена называла его по-французски «Ар-тон» пли по-русски «Артанчик». То, что она назвала его «Артамон», было плохим признаком.
Артамон на цыпочках побежал в спальню, где на кушетке, обложенная подушками, лежала жена.
— Вам ни до чего дела нет, — страдальчески сказала она, прикладывая худенькую ручку ко лбу. — Что вы стучите ногами, как медведь?
Артамон хотел что-то сказать в свое оправдание, но она не стала слушать.
— Неужели вам нисколько не жаль меня? — говорила она. — Вы чем-то заняты — не знаю чем, — а обо мне совсем и не думаете…
Жена была сердита на Артамона. Еще со вчерашнего вечера она заметила его странную мрачность, между тем как от природы он отличался веселым характером. Она сразу поняла, что тут есть какой-то особенный секрет, и злилась, потому что самолюбие мешало ей проявить любопытство. Кроме того, она смутно догадывалась, что с этим секретом связана какая-то провинность с его стороны, и заранее мстила ему.
Миновав зал, Артамон прошел в кабинет, тихонько уселся там в кресло и, чтобы утешиться, стал поедать конфеты, которыми были напиханы ящики его письменного стола. Он очень любил лакомства.
В зале послышались голоса. Артамон вскочил, сунул открытую коробку с конфетами в письменный стол и на миг застыл в нерешительной позе. Он хорошо знал эти голоса, это были голоса двух братьев Муравьевых-Апостолов. «Вот некстати! — подумал он. — И с чего их принесло в такую погоду!»
Преодолевая смущение, он бросился в зал и порывисто обнял неожиданных гостей. Затем привел их в кабинет и осторожно запер все двери.
— Веруша больна, — объяснил он. — Она так страдает.
— Что с ней? — спросил Сергей.
— Ах, ужасный тик! — вздохнул Артамон. — Лежит с утра. Я так беспокоюсь…
— Артамон Захарович! — прервал его Сергей. — Вы слышали, что произошло в Петербурге? Восстание подавлено, идут аресты. В Тульчине уже арестован Пестель…
Артамон засуетился.
— Древние философы учили не падать духом в несчастий! — прервал он, стараясь шуткой прикрыть смущение. — Политику побоку, а пока вот что: глазки закройте, протяните ручонки. Раз, два… — Он шаловливо потащил обоих к письменному столу. — Три! — выпалил он, выдвигая ящик, доверху наполненный конфетами различных сортов.
— Полно, Артамон Захарович! — с упреком сказал Сергей, вырываясь. — Разве теперь время для шуток?
Наступило неловкое молчание. Артамон медленно опустился в кресло. Еще вчера, когда он впервые узнал о петербургских событиях, у него мелькнула одна безумная идея. Теперь он решился высказать ее вслух.
— Вот что, детки, — заговорил он, внезапно переходя на серьезный тон. — Надо открыться во всем молодому государю. Он поймет нас, простит и сам установит вольность. Я поеду в Петербург, брошусь к его ногам, не утаю ничего. Он увидит мою искренность. Он добр, он простит, он поймет… Ах, детки, я верю в великодушие государя! — проговорил он и умолк, совершенно растроганный.
— Ты сошел с ума! — крикнул Сергей в решительном негодовании. — Ты хочешь предать нас!
Артамон осекся и растерянно посмотрел на Сергея.
— Я жестоко обманулся в тебе! — продолжал Сергей. — Не ты ли так щедро сыпал обещаниями? Не ты ли клялся совершить то, чего от тебя даже не требовали? И вот, когда для каждого из нас решается вопрос жизни и смерти, ты замышляешь предательство! Артамон Захарович, опомнись!
— Но что же мне делать? — воскликнул потрясенный Артамон.
— Ты должен немедленно собрать Ахтырский полк и идти на Троянов, — сказал Сергей властно. — Постарайся увлечь александрийских гусар. Нечаянным натиском ты легко овладеешь Житомиром и захватишь весь штаб корпуса. Я напишу Горбачевскому, в восьмую бригаду, а он известит остальных. Житомир назначается сборным пунктом. Оттуда на Киев, потом на Могилев. Через неделю весь юг будет наш!
Артамон вскочил с места. Слова Сергея внушили ему уверенность в успехе и зажгли его воображение. Перед ним рисовались заманчивые картины. Взволнованные толпы граждан около сената. Он проходит, окруженный свитой. Все рукоплещут, и старый сенатор возлагает победные лавры на его склоненную голову…
Но взгляд его скользнул по письменному столу с ящиком, где лежали конфеты, и он снова опустился в кресло.
— Это невозможно, — сказал он упавшим голосом.
— Почему невозможно? — строго спросил Сергей.
— Я недавно принял полк, — отвечал Артамон. — Меня не знают ни офицеры, ни солдаты. Мой полк не приготовлен к действию.
— Неправда, — сурово возразил Сергей. — В Ахтырском полку есть члены тайного общества. Сговорись с ними.
— А что будет с нею? — простонал Артамон, кивая в сторону спальни.
В зале раздались гулкие шаги. Кто-то быстро шел к двери кабинета в сопровождении денщика, громким голосом бросая на ходу вопросы:
— Они здесь? Вот сюда?
Дверь распахнулась, и в комнату вбежал Бестужев, в шинели, в фуражке, весь облепленный снегом.
— Тебя приказано арестовать, — обратился он, задыхаясь, прямо к Сергею. — Гебель гонится за мной по пятам. Сейчас он будет здесь.
Все оцепенели. Артамон побледнел и испуганно смотрел на Бестужева.
— Ну что ж… — пробормотал Сергей, опираясь рукой на стол.
Матвей, который все время сидел молча поодаль, подошел к брату и опустил руку на его плечо.
— Все кончено, Сережа, — сказал он с тихой улыбкой. Мы погибли, нас ожидает страшная участь. Остается одно — умереть.
Странное ощущение легкости и свободы охватило Матвея. Хотелось двигаться, говорить. К сердцу прихлынула непонятная радость.
— Прикажи накрыть стол, — продолжал он каким-то легкомысленным тоном, обратившись к Артамону. Да побольше сластей, фруктов, вина! Угостить ты умеешь! Пообедаем, выпьем — и застрелимся весело, все четверо вместе. Каждый положит свой пистолет у прибора. Умрем как древние: с улыбкой на устах и с бокалом в руке! — И, глядя с нежностью на брата, он повторял в каком-то самозабвении восторга: — Мы умрем, мы умрем…
Сергей вдруг выпрямился, глаза его сверкнули.
— Нет, я так просто не сдамся! — воскликнул он гневно. — Рано думать о смерти. А если смерть, то погибнем в бою. — Он повернулся к Артамону: — Артамон Захарович, ваше последнее слово!
Артамон молчал. Его щеки дрожали.
— Хорошо, — продолжал Сергей. — Если так, то беретесь ли вы, по крайней мере, доставить с нарочным записку Горбачевскому, в восьмую бригаду?
Артамон не в силах был вымолвить слово.
— Полковник Муравьев! — громко и раздельно произнес Сергей, делая шаг назад. — С этой минуты я разрываю все сношения с вами. Прощайте!
Все трое ушли. Слышно было, как по дороге хлопали двери. За окном кружилась и пела метель.
Зимой дни коротки. В комнатах уже горели свечи, когда приехали наконец Гебель и поручик Ланг. Артамон встретил их с таким необыкновенным радушием, что те были даже несколько удивлены. Они стояли, расправив плечи, чопорно и прямо, а он смеялся, сыпал вопросами, жаловался на скуку в Любаре и на то, что с полком у него столько хлопот: до сих пор еще не успели перековать лошадей на зимние шипы, нет сена, и притом люди совсем избаловались, не умеют выполнить самого простого маневра.
— Господин полковник… — пробовал заговорить Гебель, но Артамон всякий раз перебивал его.
— И все я один, — вздыхал Артамон. — Ни помощи, ни совета. А у меня своя забота…
— Господин полковник… — снова пытался ввернуть слово Гебель.
— Больная жена, — не слушая, продолжал Артамон. — Ужасный тик в голове, такие боли…
— Разрешите, господин полковник, — повысив голос, оборвал его наконец потерявший терпение Гебель. — Я к вам по делу!
— Ах, по делу! — сказал Артамон. — Тогда пожалуйте в кабинет.
Войдя в кабинет, Гебель начал сразу:
— Мы решились вас потревожить…
Но Артамон, подхватив его и поручика Ланга за талию повлек их к столу.
Дело не уйдет, говорил он шутливо, — а покамест протяните ручки… — И он выдвинул ящик с конфетами.
Гебель был так озадачен, что взял конфету и положит ее в рот. Его примеру последовал и поручик Ланг.
