Владимир Петров - Ракетный заслон
Может быть, это первая ошибка Кадомцева? Может быть, действительно начинать стоило не с бумаг, а с общения с людьми.
Не сделал ли Кадомцев вторую ошибку, решив поселиться в комнате старшины Забелина, здесь, в казарменном бараке? Во всяком случае, что-то слишком настойчиво отговаривал его майор Утяшин. Конечно, Кадомцев мог поселиться в офицерском бараке, в комнате холостяков, где он спал первую ночь. Но там восемь коек, и все впритык, голова к голове. А девятую, для него, пришлось поставить в проходе.
В конце концов он сам волен выбирать, где и как ему жить, да и что плохого, если замполит живет под одной крышей с солдатами?
…Кадомцев все еще в раздумье стоял у двери с фуражкой в руке, когда в коридоре застучали торопливые шаги и в комнату вошел старшина.
— Еле разделался с этим окаянным бельем! — Забелин вытер платком вспотевшее лицо, из пульверизатора побрызгал одеколоном на донышко фуражки. — То простыни недостает, то полотенца не хватает. Трижды пересчитывали. Ваши постельные принадлежности я тоже заменил. На общих основаниях.
Направляясь к порогу, Забелин на ходу поправил одеяло, пододвинул стул, смахнул пылинку с вешалки. Потом посмотрел на Кадомцева и сказал:
— Что-то выражение на вашем лице мне не нравится. Случилось что?
— Да нет, все в порядке, Павел Васильевич. Это так, раздумья.
— А, понимаю. Со мной тоже бывает. Так я в такие слабовольные моменты подхожу к зеркалу — оно в коридоре стоит, — смотрю на себя, остро критикую и воспроизвожу бодрый вид. Не люблю сомнительного вида. Надо, чтоб всегда наличествовала бодрость. Вот вы попробуйте. Здорово помогает.
— Ладно, — рассмеялся Кадомцев. — Попробую.
По дороге в столовую старшина пожаловался Кадомцеву:
— День-деньской мотаешься как белка в колесе. Тут тебе и внутренний порядок, и вещимущество, и лопаты, и краска. Все сделай, всем обеспечь, ничего не упусти. Старшина вроде жонглера, знаете.
Старшина, посмеиваясь, хлопнул себя по коричневой от загара шее: вот куда ему отзываются эти самые упущенные шарики!
— А вы не унываете.
— Так некогда! Вот сегодня с утра авральные дела с пищеблоком: холодильник забарахлил, на огороде создалась напряженная обстановка. Так сказать, чреватая. Разворовывают грядки. Кто? А таежные жильцы: зайчишки, кроты всякие. Ночью, говорят, лосиха с лосенком редиской лакомились. Огораживать надо, а нечем. Можно бы плетень поставить, так жерди нужны. А лицензии на порубку не дают, весь наш лимит кончился. Вот видите, контрольно-пропускной пункт строим? Прямо триумфальную арку. А получается как голый щеголь при галстуке. Городок-то ведь не огорожен.
— А через местные власти пробовали достать?
— Подполковник у нас просить не любит. И потом, говорит, народному хозяйству стройматериалы нужнее.
— Но может случиться, у них есть излишки.
— Такое бывает. А между прочим, попробуйте вы, товарищ капитан. Вам-то вроде сподручней. — Обстукивая песок с подошв у крыльца столовой, Забелин, ухмыляясь, искоса взглянул на капитана. — А мы, если не возражаете, засчитаем вам это как партийное поручение.
— Попробую, — улыбнулся Кадомцев. Молодец старшина, ловко поставил точку! — А вот КПП вы что-то медленно строите. Я два дня уже в дивизионе, и незаметно, чтобы дело двигалось.
— Справедливо, — сокрушенно вздохнул старшина. — И тут я промашку дал. Не везет с плотниками. Выделили мне двух солдат из отделения служебного собаководства. Оба с плотницким делом хорошо знакомы. Так ведь пока мало проку от них: больше сачкуют, чем работают. Да вон они, полюбуйтесь.
Кадомцев издали поглядел на незадачливых плотников: сидят себе на срубе, тюкают топорами ни шатко ни валко.
— Элементарные лодыри.
— В том-то и дело, что нет, — возразил старшина. — Вполне толковые ребята. А вот поди ж ты — работают без прилежания, без азарта. Ну ничего, я им после завтрака подниму бодрость!
Едва Кадомцев притронулся к кофе, как с порога крикнул солдат-посыльный: «Капитана Кадомцева вызывают в штаб!»
Командир дивизиона сидел за столом, с озабоченным видом курил. Сзади на сейфе поблескивала статуэтка-приз, изображавшая человека, устремленного в космос. Вокруг фигурки плавали клубы дыма, казалось, человек рвался ввысь сквозь облака.
— Извините, Михаил Иванович, что побеспокоил вас во время завтрака. Спешу, надо ехать в полк, а тут срочное дело. Вот с ним, с рядовым Микитенко.
Справа от двери стоял солдат. Ничем особенным он не выделялся, несколько сутуловат, пожалуй, и длиннорук. Широкие, сильные ладони, узловатые крепкие пальцы — рабочие руки, привыкшие к тяжелому труду. Парень наверняка из стартовиков.
— А что у него такое случилось?
— Злостный нарушитель дисциплины, — подчеркнул подполковник. — Сидел на гауптвахте в городе. Сегодня прибыл.
Солдат молчал, молчал и Кадомцев, продолжая его разглядывать. На «трудного» он не похож, явно не из той категории. По всему видно: молчун, большой аккуратист, даже после гауптвахты форма без единой морщинки, головки сапог надраены до синевы. Взгляд уравновешенного человека, ни тени озорства или хитрости.
Прохоров словно угадал мысли замполита, постучал карандашом по лежащему на столе листу бумаги.
— На вид-то он паинька. Прямо джентльмен. А на самом деле опозорил дивизион. Вот тут про все его «художества» написано — начальник штаба разбирался. Самовольно ушел из подразделения. Это раз. И второе — затеял в сельском клубе драку, избил двух местных парней так, что их потом отправили в больницу.
Подполковник поднялся, сделал несколько шагов к порогу, круто повернулся.
— Было это, Микитенко?
— Так точно…
— Непостижимо для меня это, — вздохнул Прохоров. — Я понимаю: солдат должен обладать бойцовскими качествами. Он и называется боец. Однако калечить людей, даже если они хулиганы, просто, как бы сказать…
— Не гуманно, — подсказал Кадомцев.
— Вот именно. Не гуманно. Так что, Микитенко, у тебя с этим делом сплошной непорядок. Бесчинствуешь.
— Я не бесчинствую, — глухо отозвался солдат. — Они к девушке моей приставать начали, оскорблять начали. Ну я и дал… По одному разу. Только и всего.
— А почему в самоволку пошел?
Микитенко безучастно глядел в окно. Теперь, Кадомцев был уверен, не вытянешь из него ни слова. Он будет говорить или отвечать только в том случае, если это по-настоящему его заденет или обидит. А так — отмолчится, хоть мечи перед ним все громы и молнии.
Подполковник Прохоров тоже понимал это. Переглянувшись с Кадомцевым, сказал:
— Не думай, Микитенко, что мы не разбираемся. Очень даже разбираемся. Вот капитан Кадомцев — человек новый в дивизионе, совсем не знает тебя, а и он видит насквозь все твои похождения.
Командир многозначительно взглянул на Кадомцева, словно говоря: давай продолжай, замполит. Аванс тебе выдан. Дело нехитрое, обязан уже разобраться и иметь мнение.
— Ищите женщину, — полушутя заметил Кадомцев.
— Вот именно! — Прохоров удовлетворенно пыхнул дымом, подошел к солдату. Но встал не напротив него, а сбоку, у двери, чтобы не загораживать свет. — Ты же, Микитенко, был хорошим солдатом. Два года у тебя не было никаких замечаний. И вдруг срыв. Уж не влюбился ли?
Микитенко молчал, опустив голову. Уши его медленно розовели, шея над белым подворотничком сделалась багровой. Значит, они не ошиблись.
— Ну что ж, зазорного в этом ничего нет. Даже наоборот, — продолжал Прохоров. — Но ты же мог законным порядком ходить к девушке. Брать увольнительную.
Командир ждал, Микитенко переступил с ноги на ногу, поднял голову, вздохнул и опять ничего не ответил.
— Почему же ты ходил в самоволку? — в голосе командира зазвенели жесткие нотки. — Рядовой Микитенко!
— Так мэни ж не давалы видпусткы! — с неожиданной обидой на чистейшем украинском ответил солдат. — Лейтенант Колосков каже, шо в таку напруженну международну обставу не може буты часу для кохания. Цэ тоби, каже, зовсим не потрибно. Ну я и пишов соби сам.
— В Поливановку?
— А то ж…
Прохоров, сунув папиросу в зубы, цепко взял солдата за локоть, подвел к окну и долго удивленно разглядывал.
— Что же такое получается, Микитенко? Ты солдат, ты присягу принимал? Ты соображаешь насчет своих поступков? Ради личных дел ты бросаешь на произвол судьбы свою боевую позицию. Где твоя солдатская совесть, Микитенко?
Так и не добившись от него ни звука, махнул рукой:
— Ладно. Иди.
Когда закрылась дверь, Прохоров еще раз перечитал бумагу, сосредоточенно пощипывая кустистые брови.
— Между прочим, неплохой солдат этот Микитенко. Зимой случай неприятный произошел на стартовой позиции. Так он один удержал, подпер плечом ракету, которая сползала с направляющей. Силен парень, из донецких шахтеров. А теперь вот выкинул фортель перед самой демобилизацией. Я приказал Утяшину сегодня как следует продраить его на построении. А вас прошу разобраться с этим делом до конца.
