Ариф Сапаров - Битая карта

«Министры» подают в отставку

Вторые сутки над Петроградом бесновались злые снежные заряды. Ночные холода уступали место утренней оттепели, и снова, как и накануне, вздымался ветер, сыпало колючим снегом.

Артиллерийской канонады в городе больше не слышали. Фронт отдалился на десятки километров. Но еще продолжались яростные контратаки отступающих белогвардейцев, и Петроград по-прежнему выглядел суровым военным лагерем. Все понимали, что победу над Юденичем нужно закрепить.

Допросы арестованных помогли выявить структуру заговора «Белый меч». Заговор был опасным и весьма разветвленным. Если учесть грозную обстановку у стен города революции, — самым, пожалуй, опасным из всех вражеских заговоров, с какими имели дело петроградские чекисты.

Все было заранее рассчитано и по-военному четко спланировано. Замешкайся Чека с ответными контрударами, и Юденич получил бы активную поддержку своих приверженцев, окопавшихся в Петрограде. За спиной защитников города должен был вспыхнуть вооруженный мятеж.

Наиболее серьезную силу операции «Белый меч» составляли вооруженные отряды и группы заговорщиков. Это им, на заранее распределенных объектах, предстояло дезорганизовать и расстроить всю внутреннюю оборону Петрограда, начав, естественно, с захвата решающих ключевых позиций.

Параллельно, как установило следствие, велась также и политическая подготовка мятежа. Еще в сентябре, за две недели до наступления белогвардейской армии, заговорщики получили предписание сформировать в экстренном порядке правительство из «патриотически настроенных элементов».

Специальный курьер привез Мисс шифрованную записку генерала Владимирова — начальника контрразведки Северо-Западной армии.

«Наши либералы никуда не годятся, — писал генерал, подразумевая так называемое „Северо-Западное правительство“, которое было создано в Ревеле под давлением англичан. — Соблаговолите заблаговременно позаботиться о сформировании кабинета, подобрав вполне надежные кандидатуры. Правительство будет утверждено главнокомандующим в день взятия Петрограда».

Если уж правительство из Лианозовых и Маргулиесов не годилось Юденичу, то тем более не устраивало его существовавшее в Париже правительство из тузов российской эмиграции. Входили в него такие фигуры, как Маклаков, Сазонов, первую скрипку играл в нем Борис Викторович Савинков, цареубийца, террорист, и признать власть этой публики означало добровольно согласиться на роль поддужного, которым управляют как захотят.

Что же касаемо «домашних», ревельских министров, то намерения Юденича на сей счет были весьма недвусмысленными. Курьер доверительно сообщил, что всю эту братию, собранную в обозе наступающей армии, его превосходительство перевешает в Петрограде как красных разбойников и смутьянов.

«Глядите, господа, не оплошайте с выбором своих министров, — предупредил курьер, собираясь в обратную дорогу. — Назначить в правительство следует достойнейших…»

Следствие круто набирало темпы.

По-разному вели себя на допросах заговорщики. Одни откровенно тряслись со страха, другие пробовали юлить, третьи становились в позу, стараясь изобразить бескорыстных борцов за «идею».

Владимир Яльмарович Люндеквист с первого дня старательно открещивался от политики. Он, дескать, человек военный и занят был исключительно разработкой оперативных планов, а все прочее к нему не имеет никакого касательства.

«Боевая сторона нашего предприятия выглядела вполне обеспеченной, — признал он на допросе. — Илья Романович заверил меня, что рассчитывать следует примерно на полторы тысячи вооруженных участников дела, и я считал, что для акций чисто партизанского свойства этого количества должно хватить. Помимо того, Илья Романович сказал, что имеет в персональном своем распоряжении специальные группы, назвав их почему-то „мои хулиганы“. На последнем совещании, происходившем у него дома, важное заявление сделал адмирал Бахирев, объявив, что гарантируется участие линкора „Севастополь“. В чьем распоряжении двенадцатидюймовые орудия „Севастополя“, тот и хозяин в Петрограде, сказал адмирал. Несмотря на известную категоричность этого заявления, я с ним согласился: линкор стоит в черте города и действительно способен подвергнуть бомбардировке все жизненно важные объекты. Что же касается политической стороны, то я в нее совершенно не вникал. Предложенное мне сотрудничество с Марьей Ивановной, якобы уполномоченной формировать правительство, я безоговорочно отверг».

Вице-адмирала Михаила Коронатовича Бахирева, бывшего командира крейсера «Рюрик», изгнанного с корабля по требованию судового комитета, разыскали в Военно-морской академии. Михаил Коронатович до поры до времени пристроился на скромную должность архивариуса.

Сперва этот помощник Люндеквиста отрицал все начисто. Затем понял бесполезность запирательства и признал, что захаживал иногда на квартиру к Илье Романовичу, где велись разговоры о возможном участии в мятеже «Севастополя».

— Это все, что мне известно, — заявил Бахирев. — Прошу больше вопросов не задавать!

— Но почему вы отказываетесь от показаний? — искренне удивился Комаров. — Неужели вы, как человек военный, не сообразили до сих пор, что авантюра ваша сорвана?

— Извольте сами докапываться, а я вам помогать не намерен! — зло ощерился контр-адмирал, ставший архивариусом.

— Докопаемся, Михаил Коронатович! — заверил его Комаров. — Можете не сомневаться, узнаем всю правду!

Китаец, хоть и клялся помочь следствию, старательно изображал из себя мелкого платного агентишку, выполнявшего отдельные поручения своих хозяев. Попутно старался представить их в оглупленном виде, особенно Марью Ивановну.

«Мисс слывет за женщину большого государственного ума, но я лично считаю, что это ошибка. Интриговать она умеет, это верно, но ума я не замечал. Тем не менее Михаил Иваныч расценивал ее как важную фигуру русской контрреволюции. Злые языки, между прочим, утверждали, что Мисс его любовница. Не понимаю, что он нашел в этой старухе…»

Самыми любопытными были, пожалуй, подпольные «министры».

В Чека привозили их одного за другим, еще тепленькими, заспанными, не успевшими сообразить, что карта, на которую они поставили, оказалась битой. И каждый допрос непременно заканчивался запоздалым отречением от должности министра.

— Поверьте, я отказывался и многократно выражал сомнение в своей пригодности! — чуть не плача говорил «министр финансов» Сергей Федорович Вебер. — У меня застарелая подагра, прошу убедиться — я не в силах пошевелить пальцами…

— Считайте мое согласие необдуманным, легкомысленным поступком, — просил «министр просвещения» Александр Александрович Воронов.

— Меня обманом вовлекли в эту грязную комбинацию! Вы понимаете, меня подло обманули! — истерически взвизгивал «министр транспорта» Николай Леопольдович Альбрехт.

Профессора Технологического института Александра Николаевича Быкова, видного деятеля кадетской партии, допрашивал сам начальник особого отдела. Быков держался степенно, с достоинством, как и полагается без пяти минут премьер-министру.

— Я еще могу как-то понять ваше согласие на премьерство, хотя и не одобряю методов формирования нелегального правительства, — задумчиво сказал Николай Павлович. — Но объясните мне, пожалуйста, что за возня была у вас с пироксилином?

— Никакой возни не было…

— А о чем же в таком случае говорили вы с Кюрцем? Помните, в тот вечер, когда дали согласие стать премьер-министром?

— Разные обсуждались темы…

— Нет, меня интересует именно разговор о взрывчатых веществах. О чем вас просил Кюрц?

— Ну… чтобы мы изготовили пироксилин в нашей институтской лаборатории…

— Для какой цели?

— Право, не помню…

— Позвольте, Александр Николаевич, ведь это взрывчатое вещество! Не мыло хозяйственное и не порошок против клопов. Разве можно забыть подобный разговор?

— Представьте, запамятовал…

— Ваше, конечно, дело. Однако я вынужден несколько освежить память профессора Быкова…

Китайца за все эти дни так и не успели отправить в тюрьму. Сидел он в комендантской, усердно дополнял свои показания, дожидаясь вызовов на очные ставки.

— Как же, как же, был разговорчик, — подтвердил Китаец не без злорадного удовольствия. — Господин Быков высказались в том смысле, что не худо бы взорвать к чертовой бабушке железнодорожный мост у станции Званка. Мост этот считается стратегическим, и разрушение его привело бы к серьезным затруднениям для Петрограда…