Ульмас Умарбеков - Слепой дождь
Нет, он решительно не хотел, чтобы Саидов оказался убийцей жены. Но кто знает… Производит впечатление положительного человека. Хотя всякое бывает. У человека на лбу не написано — хорош или плох он. За пятнадцать лет работы в Алиеве словно выработался некий внутренний компас, стрелка которого функционировала пока безошибочно. Аллаярова, например, Алиев в глаза еще не видел, только слышал о нем — и одно хорошее, кстати, а сразу же к нему зародилось подозрение. Конечно, интуиция интуицией, а всякие предположения требуют фактов и проверок, нельзя доверять одной интуиции. И все-таки Рахим Саидов не похож на преступника, хотя нельзя сказать, что он совсем не виноват. Капитан Алиев много раз ставил себя на место Саидова и, уподобясь искусному шахматисту, проделывал наиболее рациональные "ходы". Трудно представить, что поступки Мунис, которые должны были его насторожить, оставались не замеченными Рахимом. Или он не придавал им значения и, замкнувшись в кругу научных интересов, был абсолютно безразличен к ее жизни, не вмешивался в ее дела. Находясь под одной крышей, они жили врозь, каждый сам по себе… Выходит, и Саидов виновен косвенно.
Капитан сел в машину.
— Куда поедем? — спросил шофер, прикрывая рукой зевок.
— К Самаркандским воротам.
Около дома Аллаярова толпились махаллинцы. "Ничего не скроешь от внимания любопытных", — с досадой подумал капитан. Едва он вышел из машины, к нему подошел сержант Карабаев, отдал честь.
— Почему собрались люди? — строго спросил капитан.
Сержант развел руками, как бы говоря — что поделаешь? И заспешил за Алиевым, направившимся к голубым воротам Аллаярова.
— Товарищ капитан, в чем дело? Зачем обижаете хорошего человека? — крикнули из толпы. — Или милиция всегда ищет себе работу?
Алиев остановился. Хотелось ответить как надо, но он подавил в себе гнев. Лишь тихо сказал сержанту, чтобы все разошлись. Во дворе его ждали двое сотрудников. Алиев кивнул им и поднялся на веранду. В углу на курпаче, как и в первый раз, устремив куда-то в пространство тусклые глаза, сидела мать Аллаярова. Голова ее была покрыта белым кисейным платком, в дрожащих пальцах она держала четки. Ее сморщенные губы еле приметно шевелились, будто она про себя читала молитву. Старуха походила на колдунью.
— Товарищ капитан! Что все это значит?! — появился Аллаяров в дверях. — Вчера какой-то психопат, наорав на меня, сунул в руки целую горсть жемчуга, а сегодня вы являетесь с обыском! Я требую объяснения, товарищ капитан! Я буду жаловаться!
— Вы разве испугались? — полушутливо спросил капитан.
— Мне нечего пугаться, но особого удовольствия от этого тоже не испытываю! Ни свет ни заря врываетесь в дом…
— Правильно, — согласился Алиев. — Но другого выхода нет, и вам придется потерпеть.
— Бог велел терпеть святому Тулаходже…
Капитан обернулся на голос старухи. Подождал, не скажет ли она что-нибудь еще. Опершись руками о курпачу, та медленно поднялась, взяла палку, прислоненную к перилам, и на ощупь стала спускаться по ступенькам во двор.
— Трудно бедняжке, — вздохнув, произнес Аллаяров.
— Помогите ей! — сказал капитан одному из милиционеров.
Но старуха жестом отстранила подскочивших к ней на помощь людей. Постукивая палкой, она дошла до калитки, затем свернула влево и пошла вдоль забора. Дойдя до полузасохшей урючины, уперлась в нее руками и стала медленно опускаться на корточки.
— Мама! — закричал не своим голосом Аллаяров и метнулся было к старухе.
Но капитан Алиев удержал его за локоть.
— Оставайтесь здесь! — сказал он.
Аллаяров, будто смертельно уставший человек, прислонился к столбу веранды и прикрыл глаза.
Старуха руками разгребла под деревом рыхлую землю и, отыскав что-то, поднялась. Медленно пошла обратно.
В руках она держала длинный нож, выпачканный в глине.
— Что ты наделала, мама! — простонал Аллаяров, закрыв лицо руками.
— То, что мне велел бог.
Старуха бросила нож на пол. Постукивая палкой, прошла мимо сына, села опять на свое место и снова замерла как истукан. Пораженный случившимся, Алиев безмолвно смотрел на нее. В ее неподвижных глазах он увидел слезы.
— За что убили? — спросил он в упор Аллаярова.
Тот поднял голову. В его лице не было ни кровинки.
— Я любил ее… — еле слышно пролепетал он.
Брови Алиева поползли кверху, но он сдержал усмешку.
— Да, я любил ее, — повторил Аллаяров и опустил голову. — Я ничего не жалел для нее… А она сказала, что не хочет больше меня видеть…
— И за это вы…
Аллаяров медленно покачал из стороны в сторону склоненной головой:
— Мы поссорились. Я сгоряча сказал, что убью ее Саидова, если она не уйдет от него. Если сам не смогу, найду таких, кто сможет! — торопливо говорил Аллаяров, брызгая слюной, постепенно повышая голос, переходя на визг. — А она… Она назвала меня вором! Сказала, что все в моем доме краденое! Сказала, что заявит на меня… А для кого же я все это?.. Для нее старался…
— Для нее… еще до того, как ее узнали? — усмехнулся Алиев.
Подошли двое милиционеров.
— Уведите! — приказал Алиев.
— Товарищ капитан! Я все расскажу! Все! Чистосердечно! Прошу это принять во внимание! — выкрикивал Аллаяров. Он пытался вырваться из рук взявших его с двух сторон милиционеров. — Вы меня слышите, товарищ капитан?
— Вам ничего другого не остается, — сказал Алиев.
Арестованного увели.
Из дому вышли лейтенант Султанов и председатель махаллинской комиссии Кадыров.
— Закончили? — осведомился капитан.
— Какое там! — с раздражением бросил лейтенант. — Только на опись найденных вещей потребуется дня два.
Алиев зажег сигарету и с наслаждением затянулся.
— Что ж, в таком случае продолжайте, — сказал он лейтенанту. — А я поехал.
Капитан дошел до ворот и, как бы что-то вспомнив, резко остановился. Он возвратился на веранду и подошел к старухе:
— Спасибо, мать. Вы очень помогли нам.
Ни один мускул не дрогнул на лице старой женщины. Устремив взгляд в пространство, она оставалась неподвижной — будто не слышала, что ей сказали. По щекам, теряясь в глубоких морщинах, катились слезы.
Алиев поехал в ТашМИ. Молоденькая медсестра, провожая его до палаты, где лежал Рахим Саидов, осторожно спросила:
— А кто этот человек, товарищ капитан? С раннего утра к нему идут посетители.
— О, это очень большой человек, — с улыбкой ответил Алиев.
Лицо медсестры тут же приняло строгий вид.
Койка Рахима стояла у окна. Голова его была забинтована, ссадины на лице смазаны йодом. Узнав капитана, он хотел приподняться.
— Лежите, лежите! Как ваше самочувствие, Шерлок Холмс?
Рахим улыбнулся одними только глазами, еле слышно проговорил:
— Я отнес… Все вернул.
— Знаю, — сказал капитан. — И хорошо поступили.
— Он?
Алиев кивнул.
— За что?
— Хотела все начать заново.
— Что? — не понял Рахим Саидов.
— Жизнь начать заново…
— Почему? В чем она виновата-то?..
— Очевидно, они хотели втянуть ее в свои грязные делишки… Подарки — это был задаток… Она отказалась… Это все и решило…
Рахим закрыл глаза и долго молчал:
— Кто они? Их много?
— Главный в наших руках. От него потянется ниточка Дверь приоткрылась, в палату заглянула медсестра.
Капитан вспомнил просьбу врача — не утомлять больного. Он поднялся.
— Товарищ капитан, — обратился к нему Рахим. — Шофер не виноват. Я сам… по рассеянности…
— Мы учтем, — пообещал Алиев. — Других просьб нет? Рахим отрицательно покачал головой. И еле слышно сказал:
— Благодарю вас.
Алиев дружески улыбнулся, осторожно пожал ему руку и вышел из палаты.
