Борис Крумов - Рокировки

— Конечно.

— От Тони вы тоже получили предложение?

— Он первый сделал заявку.

— И что вы ему ответили?

— Что хочу жить весело и не думать о будущих заботах.

Наверное, я невольно улыбнулся, потому что она спросила:

— Или с вами нельзя говорить откровенно?

— Наоборот, мне только так и нравится.

— О-о-о, — протянула она, — не увертюра ли это к новому предложению?

— Нет, — сказал я. — Во всяком случае, если и увертюра, то к какому-нибудь вполне безобидному фейерверку.

— Ничего себе! — засмеялась Красимира. — Хоть вы и из милиции, однако не совсем безопасны!

Я молчал. «Стоп! — сказал я себе. — Остановись, Велко, гляди, чтобы тебя не подняли на смех!» Молчала и Краси.

Я смотрел на ее руки и думал, что они не держали ни лопаты, ни мотыги — это и за сто шагов было видно. Но они, к сожалению, не держали и веника. Руки с такими пальцами и маникюром созданы для фоторекламы, а не для работы. То есть не для работы, которую выполняют обыкновенные женщины.

Она была одета, как все хиппи в то время: потертые джинсы и дорогие украшения. Носила серебряные кольца, роскошное серебряное колье (очевидно, украшавшее когда-то шею царской дочери), широкую серебряную гривну, которая не продается в наших магазинах, а изготавливается по специальному заказу у модного ювелира.

Заметив мой любопытный взгляд, девушка объяснила:

— Год високосный, вот и надо носить серебро…

— А когда не високосный?

— У кого есть, носят золото, у кого нет — подделки под золото…

В конце путешествия Тони и Краси стали называть меня «бате[1] Велко». Когда прощались, они несколько раз повторили, что их малочисленная компания — очень тихая и приличная — собирается на обед в баре гостиницы «Балкан» и что они были бы очень польщены видеть меня иногда.

Не прошло и недели, как я их посетил. В то время бар «Балкан» считался самым фешенебельным заведением подобного рода. Его посетители были классом выше, чем, например, посетители кафе на Русском бульваре. Едва войдя, я сразу же увидел моих приятелей и с ними еще одну пару.

Девушку из новой пары, Данку, все звали Дашкой. Она была похожа на Краси, как бывают похожи балерины из одной труппы. С вытравленными волосами, с искусственными ресницами, с лицом, щедро покрытым гримом, она ожесточенно жевала жвачку, как школьница, не закрывая рта. То ли из-за русалочьего взгляда, то ли из-за блузки, которая просвечивала, словно рыбацкая сеть, Дашка выглядела такой прозрачной, что казалось, сквозь нее можно читать газету. В красоте ее было что-то вызывающее. Девушки, подобные ей, проводят большую часть дня на улице: стоят и ждут, чтобы кто-нибудь пригласил их в ресторан.

Юноша, а точнее, мужчина (его имя я узнал еще на корабле — Тоди, Тодор) был старше Тони и Краси на несколько лет. Прежде всего бросалось в глаза его могучее здоровье. Это здоровье ощущалось не только в массивных его плечах, но и в самодовольном выражении лица.

Обычно лица людей, чье самочувствие подкрепляется внушительными бицепсами, становятся простыми и грубыми. Тоди отличался от них, вероятно, тем, что, кроме бицепсов, обладал кошельком, полным денег, и поэтому напоминал мне преуспевающего американского бизнесмена, для которого деньги в этом мире — все.

Если бы я тогда задумался над мимолетным этим впечатлением, я бы, верно, спасся потом от навалившихся на меня неприятностей. Да что делать, человек не компьютер.

Когда я вошел, Тоди что-то нашептывал Краси. Заметив меня, она повела в мою сторону взглядом, и лицо его тут же преобразилось, как это бывает у опытного артиста. Встав, Тоди предложил мне стул.

Излишняя любезность к нашему брату всегда меня настораживает. Но в тот раз я на это не обратил внимания. Наверное, из-за того, что разглядывал Краси.

Тоди предложил сигарету, спросил, что я буду пить. Не ответив, я сам задал тот же вопрос всей компании: если уж пьешь со студентами, плати.

Прошло не так много времени, и мне пришлось убедиться, что моя месячная зарплата меньше дневного заработка этих «студентов».

Я редко заглядывал в бар «Балкана». Но с тех пор, когда бы ни проходил мимо в обеденные часы, я видел моих новых знакомых за одним и тем же столиком. Иногда с ними сидели еще две девушки. Разговоры у них были как у надоевших друг другу супругов, которые уже все рассказали и только какой-нибудь новый анекдот оживлял их. Говорили, что утром ходят на лекции, а где пропадали по вечерам, я мог только гадать. Кроме всего прочего, трудно было понять, кто с кем в каких отношениях, настолько одинаково парни относились ко всем девушкам.

Однажды вечером мы с женой смотрели по телевизору новинки трикотажной одежды. Я устал за день и дремал, но вдруг вскочил, едва не врезавшись лбом в экран.

— Что с тобой? — спросила Елена.

— Знакомую увидел.

— С парохода?

Иронично так сказала. Я готов был закричать в ответ на необоснованное подозрение. Лампочки были потушены, и я толком не мог разглядеть ее лица.

— Я там подружился с дюжиной таких красавиц.

— Но вскочил как ужаленный — из-за одной.

Я молчал.

— И не убеждай меня, пожалуйста, — продолжала Елена, — что интерес у тебя к ней профессиональный.

Походив по комнате (полы ее пеньюара развевались), жена скрылась в спальне.

На этот раз я ничего не ответил. Удар был двойным. Я не знал, что Краси манекенщица — то ли она скрыла это, то ли я пропустил мимо ушей какое-то ее объяснение. Как бы то ни было, важнее всего было сейчас то, что манекенщиц я относил к разряду женщин легкого поведения, а Краси к этой категории причислять не хотел. И еще неожиданность: каким-то образом я дал Лене повод для ревности.

Да, мне приятно видеть Краси — приятно на нее смотреть, слушать ее. И только. Я не «сохну» по ней, не пытаюсь затянуть в постель. И все же Елена уловила нечто, а значит, дело не обойдется мелкими придирками.

Два месяца спустя Тони напечатал в газете что-то вроде очерка обо мне. Говорю «что-то вроде очерка», поскольку речь там идет как бы обо мне и как бы обо всех людях такого типа, ну и, конечно, воспеваются все добродетели криминалистов. Хорошо, что не упомянул мою фамилию, не то пришлось бы краснеть перед коллегами и начальством.

Именно в то время компания моих молодых приятелей помогла мне раскрыть одно дело о контрабанде, провозимой иностранными студентами, и это укрепило нашу дружбу.

Еще через два месяца Тони устроился на постоянную работу в газету. Краси и Дашка стали манекенщицами в Доме моделей, где Тоди, как я узнал, был каким-то начальником.

Несколько раз Тони предлагал мне поехать куда-нибудь в горы — не останавливаться ни в каких там гостиницах или домах, а ночевать в палатках. Или даже построить обыкновенный шалаш.

Краси добавила:

— И непременно будем печь на углях мясо и грибы! Поедем, бате Велко, ты же сам говорил, что заядлый грибник.

У каждого мальчишки есть, наверное, свой кумир. Был такой и у меня. Для кого-то это герой из книги или фильма, для другого это человек, которого он видел и слышал. Моим — и не только моим — кумиром стал бывший партизан, герой войны Райко Моряк. Я подражал его походке, его жестам, его произношению. Я стал охотником и грибником потому, что он им был. Курил потому, что он курил, даже сигарету держал точно как он, прилипшей к нижней губе, до тех пор, пока она не обжигала. Чтобы отучить от этой привычки, жена купила мне трубку. Едва ли имеет значение, что и как я курю, пояснила она, ибо от трубки бывает рак горла, а от сигарет рак легких. Гораздо важнее, что я не буду рассыпать сигаретный пепел по комнатам и не буду вынуждать ее постоянно за мной подметать.

Я не верил, что ко мне не пристанет какой-нибудь рак (хотя до «ракового возраста» было еще далеко), но ради мира в семейном гнезде начал курить трубку. Когда однажды утром я закурил трубку, набив ее ароматным табаком, мои коллеги так и прыснули:

— Ну вылитый Шерлок Холмс!

С тех пор и пошло-поехало — где шуткой, а где всерьез прилепили мне прозвище Наш Шерлок.

У Райко Моряка перенял я еще одну привычку. Бродя по лесам, независимо от того, один он или с приятелями, он разводил костер и садился около него. Если не было мяса или домашней колбасы, он запекал на углях грибы или ломти хлеба и съедал их с не меньшим удовольствием, чем свиную отбивную. Рассказывают, даже если ты досыта, до отвала наелся своих любимых блюд, стоит только увидеть, как Райко облизывает пальцы, и услышать его восклицания да настойчивые приглашения, ты вмиг станешь голодным.

Не раз говорил я со своими молодыми приятелями о Моряке и о том, что перенял от него, потому они, может, и пристали ко мне с пикником. Хоть сутки мечтали провести на природе. Ладно, решил я, не будет вырезки — наберу им грибов. И как-то в воскресенье повел всю компанию в Лозенские горы. У меня в машине были Краси и Тони, а в старом, побитом «опеле» Тоди поехала Дашка.