Илья Кочергин - Помощник китайца
Доехал я всё-таки до церкви, заявился к старосте — там тётенька такая, Татьяна Валерьевна, у них староста была — улыбаюсь. Выполнил я всё же свою задачу — доехал, привёз складнички.
— Иди, Серёжа, домой, проспись. Выбрал тоже момент. Мне бы самой сейчас пьяной напиться, а придётся до утра сидеть теперь. Уйди, говорю, с глаз долой.
— Знаете, сейчас самое время, Татьян Валерн, складнички вам у меня купить побольше, начать продавать и постепенно ликвидировать, так сказать, это… все последствия этого будущего печального происшествия в масштабе…
— Ты уйдёшь отсюда, идиот пьяный? Я по-доброму сказала, сейчас вызову охранника. Ты чё, ничего не понимаешь, что ли, что делается? Всё, давай, иди с Богом.
— Хорошо, я иду. Иду домой, буду спать. Всего доброго. Ухожу. И желаю вам…
— Иди-и.
Дэн купил какую-то дорогущую краску для волос и выкрасился в белый цвет, под блондина. Это нужно было сделать перед тем, как сфотографироваться на новый паспорт. Они с Лёхой уже связались с мужиком, который делает паспорта, обо всём договорились. Я немного побаивался всё же, мучился от того, как я буду врать в милиции, отвечать на их каверзные вопросы. У меня зародилась надежда, что слухи о грядущем обвале рубля помешают исполнению нашего плана. Но рубль не обвалился, слухи забылись. Всё шло гладко и по плану. Оформлялись паспорта. Они нашли себе какое-то другое жильё, чтобы не привлекать лишний раз внимания моих соседей.
Я побаивался, но и ждал этих денег. Георгий Семёныч засел у себя дома и наплевал на все дела. Опять совершился очередной поворот в его судьбе, на этот раз вызванный холодным осенним ветром. Георгий Семёныч сорвался, и это теперь надолго. С деньгами наступила напряжёнка, но тут очень удачно подвернулась возможность получить комиссионные с продажи газовых пистолетов. Как раз вовремя.
Дэн так поднялся с прошлого года — куртка, «Winston», все дела, а газовика нет, даже самого паршивого. Дэну с Лёхой, вроде, как положено иметь при себе что-то стреляющее хоть для престижа. Они меня спросили, а Витька — мой бывший одноклассник — как раз продать две штуки хотел — свой и отцовский.
Я их и свёл. Алёнки с тёщей не было дома, мы у нас и собрались. Ребята повертели пистолеты в руках, пощёлкали курками.
— А они зарегистрированы?
— Отцовский нет, а мой был зарегистрирован. Ничего, скажу, что на даче потеряли, они особенно к таким вещам не должны придираться.
— Нам-то как раз не зарегистрированные нужны. Сколько?
— Ну, как договаривались, по семьдесят долларов каждый.
И ладно, отдали деньги, взяли стволы, по пачке патронов, разошлись. Витька домой, а мы к метро — с Дэна пиво причиталось помимо комиссионных. Да и какие уж там комиссионные — десять баксов, как от Ивана с Пань Пэном. Но с другой стороны — хоть что-то, если с церквями всё так плохо.
Хорошо, что я свою десятку дома оставил, а то, наверное, пропала бы. Купили «Рэд Була» банки по четыре, он так по мозгам дал, что пошли пробовать пистолеты сразу, как они стреляют. Стемнело уже. Я их отвёл в глухой тупичок во дворах, пусть убедятся, что пистолеты исправные. Они и высадили по обойме в воздух. Глядеть весело — из стволов пламя видно, по асфальту гильзы подскакивают. Они палят, а я улыбаюсь, мне хорошо так стало от этого красного быка и от стрельбы, весело.
Потом вижу — передо мной автоматчик стоит и говорит что-то. Я только уж после понял, что когда тупичок-то выбирал, не сообразил, что окна ментуры на него выходят, даже в голову не пришло. Так что мы у них, считай, под самым носом грохот подняли.
Положили лицом на машину, обыскали, потом отвезли. Сяопина с Лёхой в обезьянник на ночь посадили, а меня сразу к оперу, потому что я сказал, что это я продал. Спросили, где я их беру, пистолеты, для продажи. Я им начал гнать про попутчика в поезде, фамилию даже выдумал.
Опер, видно, понял две вещи — во-первых, что я вру, а во-вторых, что я всё-таки не гожусь на роль торговца оружием. Сначала, вроде, даже по рёбрам пару раз въехал кулаком, чтобы я всё рассказал, а потом махнул рукой.
— Поедем сейчас к тебе домой. Если хоть один ствол найдём ещё, то всё.
Дверь открыла тёща. Грустно смотрела на меня, на ментов, один из которых был с автоматом.
— Раньше сам домой приходил, теперь под дулом пистолета приводят. Иди, Алён, полюбуйся на красавца.
Опер посмотрел на эту картину и махнул рукой.
— Проспишься, а завтра чтобы к одиннадцати был в отделении. Понял?
Назавтра я столкнулся у входа в отделение с Витькой. Его вызвали по телефону, обнаружив в картотеке, что один пистолет зарегистрирован на него. Витька был абсолютно спокоен, в сумке у него уже лежала бутылка «Абсолюта». Вошли в кабинет к грустному, усталому оперу.
— Ну что орлы будем делать с вами? Зачем продавали газовое оружие?
— Да мы студенты, понимаете. Стипендии на сигареты не хватает.
— А мы что рыжие, что ли? Деньги, что ли, лопатой гребём? У нас тоже зарплата — не разгуляешься. — Создавалось впечатление, что они читают свои роли по бумажке. Бутылка появилась на столе с неожиданностью нового персонажа в старой, известной пьесе.
— На, забирай свои пужалы и больше ими не торгуй. — И патроны тоже отдал.
На улице Витька купил мне баночку пива.
— Здорово у нас получилось. Я их вчера продал, а они опять у меня. Надо опять покупателя искать. Хочешь, тебе один отдам? На, держи.
Мы пожали руки и разошлись. Я продал свой через три дня за шестьдесят долларов и полтинник торжественно вручил жене. Чтобы не сердилась, когда меня пленного приводят, — это же для семейной пользы.
Дэн встретил меня в институте и начал наезжать. Вам, говорит, наверное, отдали назад стволы. Я говорю, что нет, мол, даже ещё по рёбрам немного настучали. А с Витьки штраф взяли. Но Дэн мне всё-таки не поверил.
— В общем ты нам сто сорок баксов просрал со своим тупичком укромным. Так что из твоей доли вычтем.
В последние дни, после того, как я побывал в милиции, мне что-то совсем расхотелось квартиру продавать. Миллионы — это, конечно, хорошо, но врать в ментуре, как я понял, у меня не то чтобы не получается, а просто они мне почему-то не верят. А если вскроется, то это — в тюрьму пойдём. Даже, может, и не пойдём, а вот квартира точно пропадёт.
Они-то скроются, их по другим паспортам будут искать, а я останусь всю эту кашу расхлёбывать. И ещё сто сорок баксов вычтут. Я решил воспользоваться моментом, чтобы увильнуть от этой затеи, сказал, что если доверия между партнёрами нет, то и дело затевать не стоит.
— Как это затевать? Оно уже всё давно затеялось. Паспорта, знаешь, сколько стоят нам? Нет, дружище, отказываться уже поздно. Всё уже. Просто так не получиться всё свернуть.
— Документы вам на следующий раз понадобятся.
— Не, я тебе говорю, ты даже и не думай об этом. Тут уже люди подключились серьёзные.
Чего гонит? Видно же, что глаза грустные, что не мне отчитываться, а ему придётся перед своими серьёзными людьми. Пошёл он куда подальше.
ОФИС
Раньше все эти работы, на которые я устраивался, как-то сами собой всплывали, а сейчас пришлось покупать газеты с объявлениями. Сходил в гербалайфную контору, ещё в одно место — примерно то же самое. Потом, к октябрю попал на собеседование в фирму, где требовались дистрибьюторы.
В железной двери глазок, за ней охрана — человека три-четыре постоянно в предбаннике — а дальше офис. Офис — место, где с утра и ближе к вечеру толчётся куча энергичных (по крайней мере с виду) молодых мужиков в костюмах, галстуках и начищенных ботинках. В офисе есть ещё и кабинет главного менеджера, перед ним проходная комнатка с секретаршей, ещё там есть несколько складов, зальчик для общих собраний. Всё это, пропахшее мужским потом, крашеными стенами, картоном и мокрой одеждой, по своему внешнему виду напоминает какую-нибудь лыжную базу или помещение спортивной секции. Правда, на лыжных базах не сидят красивые секретарши и охранники со сломанными носами, не шелестят каждый день такие толстые пачки денег, и никто никогда не увидит на лыжной базе столько выбритых и причёсанных молодых людей в галстуках.
Секретарша цветёт за своим столом, потому что каждый проверяет на ней свою дистрибьюторскую неотразимость. Каждый считает своим долгом два раза в день — утром и вечером, — опираясь костяшками пальцев о секретарский стол, чуть наклониться к ней так, чтобы она не слишком морщилась от густого запаха «афтешейва», и, вонзив в её глаза свой взгляд, поиграть голосом: «Ты сегодня просто неотразима, Олечка». Оля гортанно смеётся.
Меня уже, вроде, приняли на работу, по крайней мере, объявили об этом после собеседования, но в чём она будет заключаться, так и не объяснили. Сказали сбрить бороду и приходить на следующий день в костюме. Это и ежу, в общем-то, было понятно, что без него не обойтись, — другой формы одежды я ни на ком не увидел. Пришлось звонить Витьке, одалживать его свадебный, немного коротковатый пиджак и чуть лоснящиеся на заднице штаны.
