Людмила Уварова - Переменная облачность
— Я буду теперь часто приходить, — сказала Валя и нахмурилась, чтобы не заплакать.
3Вскоре после октябрьских праздников Лера получила открытку. Крупным, знакомым Лере почерком было написано всего лишь две строчки:
«Лера, хочу тебя видеть, позвони на этих днях, буду ждать. Виталий».
Лера читала и перечитывала эти слова, словно бы пытаясь разгадать, что скрывается за ними. Может быть, хочет помириться? Может, соскучился, понял, что без нее тяжело?
Не было дня, чтобы она не вспоминала Виталика Идя по улице, с надеждой и опаской вглядывалась в прохожих. Вдруг встретятся случайно? Она и ждала и боялась этой встречи. И все-таки не переставала думать о Виталике и хотела, страстно хотела одного: чтобы он сделал первый шаг. Пусть самый маленький, но все-таки шаг к примирению, тогда она тоже согласится позабыть о прошлом.
Радость переполняла Лерино сердце, ей надо было с кем-то поделиться, и она побежала к Ксении Герасимовне. Сказала нарочито равнодушным, даже вроде бы усталым тоном:
— Почитайте, что пишет. Очевидно, истомился…
Ксения Герасимовна пробежала глазами открытку.
— Истомился? Почему ты так думаешь?
— Просит позвонить, видеть меня ему захотелось…
Антрацитовые глаза Леры горели, хотя она изо всех сил старалась казаться безразличной.
— Может быть, ты и права, — согласилась Ксения Герасимовна. — Наверно, и вправду соскучился без тебя.
— Пусть не думает, я сразу не перееду, — решительно заявила Лера. — Я его заставлю раз и навсегда пообещать, первое — чтобы мы от матери его отделились, второе — чтобы мать не вмешивалась ни во что. А иначе не перейду обратно!
— Ты все же постарайся быть с ним помягче, — посоветовала Ксения Герасимовна.
Лера вздернула подбородок.
— Как сказала, так и будет. Я ему ни в чем уступать не собираюсь…
Лера хотела было удержаться, не звонить подольше, но все-таки позвонила на следующий же день.
— Это я, — сказала сухо, но, помимо воли, сердце вдруг бурно заколотилось, едва лишь она услышала его голос. — Узнаешь?
— Узнаю, — ответил Виталик. Судя по голосу, он улыбался. — Ты где?
— У себя, в общежитии.
— Приезжай ко мне, есть о чем поговорить.
— Когда?
— Хоть сейчас.
— Нет, — сказала Лера, с радостью сознавая, что снова держит себя в руках и говорит деловым, сдержанным тоном. — Сейчас не могу.
— А когда сможешь?
— Завтра вечером.
— Хорошо — ответил Виталик. — Буду ждать.
— Встречай меня возле проходной, я кончаю в четыре.
— Ровно в четыре у твоей проходной, — согласился Виталик. — Буду ждать.
— Да, — сказала Лера и положила трубку.
Прижала руки к щекам, они горели, словно обожженные морозом.
Значит, завтра. Завтра все решится, все будет так, как она хочет.
Вот даже и сейчас он ей уступил, согласился прийти к проходной, подождать ее там.
Жаль, что нет Вартуи. Вот бы с кем посоветоваться, поговорить по душам. Правда, Ксения Герасимовна, бесспорно, ее любит, тревожится за нее но Ксения Герасимовна — взрослая, должно быть, давно уже позабыла, как у нее было в молодости, не то, что Вартуи…
Лера хотела было промолчать, никому больше ничего не говорить, но не выдержала. Когда все девочки собрались вместе, сказала небрежно:
— Завтра встречаюсь со своим бывшим.
— С Виталиком? — спросила Маша.
— С кем же еще?
— Сама, небось, напросилась, — сказала Нюра.
Лера презрительно усмехнулась.
— Плохо ты меня знаешь, стану я напрашиваться!
— Стало быть, опять к нему переедешь, — проговорила Валя.
— Там поглядим.
— Расскажи, как все было, — попросила Нюра. — Он что, сам пришел кланяться?
— Письмо прислал. Пишет, что не может без меня, давай, значит, все позабудем, потому что ты для меня одна-единственная…
Почему у нее вырвались эти слова? Она никогда не лгала, даже презирала тех, кто лжет, а вот теперь упивалась собственной выдумкой. Может быть, так получилось потому, что девочки с нескрываемым удивлением смотрели на нее и ей вдруг захотелось поразить их, доказать, что такими, как она, не бросаются.
И потом она верила тому, что сказала. Ведь не она, а он прислал открытку, он просил ее встретиться. А зачем ему эта встреча? Ясное дело, думает снова семейную жизнь наладить…
Вместе до позднего часа они обсуждали, как все будет. Каждая советовала свое.
— Ты первым делом молчи, слушай, что он говорить будет, — учила ее Маша.
— Сразу не соглашайся, помучь его немного, — сказала Нюра.
— Это уж можешь быть спокойна, я ему перво-наперво условие поставлю, чтобы от матери его отделиться!
— В чем ты пойдешь? — спросила Валя.
— В синем костюме.
— А на шею шарфик, — сказала Маша. — Хочешь, возьми мой?
Она протянула ей газовый, светло-сиреневого цвета шарфик.
— Нет, — решительно произнесла Валя, — синий с сиреневым нехорошо. Лучше белую вставочку, я себе недавно купила. Хочешь?
Вставочка была легкой, воздушной. Лера приложила ее к себе.
— Ладно, возьму твою вставочку, не бойся, не запачкаю…
Лера долго не могла заснуть. Что-то он скажет ей? Как поглядит? А она что скажет? Им всем хорошо советовать, он им чужой, а Лера его любит.
И все-таки Виталик сделал первый шаг, не она!
Лера ни за что не позвала бы его первой. Лучше перетерпеть, перестрадать, все в себе пережить, но не унизиться. Нет никогда!
Впрочем, что там думать да гадать? Завтра, нет, уже сегодня они встретятся, и Лера заранее на все согласна. Она хочет его видеть, хочет опять переехать к нему и постарается быть помягче, поласковее и с ним и со свекровью.
Весь день Лера поглядывала на часы. Стрелки двигались невероятно медленно, словно нарочно…
Она сидела за машиной, притачивая рукава к пальто.
Волосы тщательно взбиты, на лоб начесана густая челка. Белая вставочка, синий костюмчик. Жаль, немного узок в плечах, работать не очень удобно.
Но руки двигались привычно легко. Изредка Лера ловила ободряющий взгляд Маши или Нюры. Валя, проходя мимо, поправила ее прическу.
Виталик стоял возле проходной, поглядывая на идущих мимо работниц. Редкие снежинки — зима в тот год была ранней — падали на его плечи, на коричневую меховую шапку-ушанку.
Лера остановилась в дверях проходной. Вот он, Виталик… Красив, ничего не скажешь, глаза синие, и шапка-ушанка ему идет.
Подошла к нему. Он обернулся, вынул руки из карманов пальто.
— Вот хорошо, а то я думал, ты позабыла…
— Как видишь, помню…
Они перешли на другую сторону. Она споткнулась, и Виталик взял ее под руку Она с радостью ощутила тепло его руки. Интересно, заметил ли он, что у нее другая прическа? Она расстегнула воротник, чтобы открыть белую вставку. Белый цвет ей к лицу, он это всегда говорил.
— Разговор у меня короткий, — сказал Виталик. Улыбнулся, блеснули ровные зубы.
Лера кивнула. Сперва надо молчать, выслушать все, что он скажет, хотя так хотелось бы от всей души признаться, сказать просто: «Как же я по тебе соскучилась…»
Виталик высвободил руку, вынул пачку сигарет из кармана, закурил.
— Вот что, Лера, сколько же так будет?
Она вопросительно взглянула на него.
— Нам надо развестись, — сказал Виталик. — Надеюсь, и ты согласна?
Ей почудилось, что она ослышалась. Не может такого быть! Это он не ей сказал, совсем не ей…
— Конечно, я пока не собираюсь жениться, но всю жизнь не проживу один, — продолжал Виталик. — И ты, наверно, тоже, надо полагать, не задержишься, выйдешь замуж. Правда?
— Да, конечно, — ответила Лера.
С удивлением поняла: голос ее звучит спокойно, совершенно спокойно.
Он неподдельно обрадовался. Должно быть, не ожидал, что она окажется сговорчивой.
— Вот и чудесно. Значит, я подам на развод…
— Хорошо, — сказала Лера.
— Это все будет скоро. Впрочем, я сразу же дам тебе знать…
Лера застегнула воротник пальто.
— Ладно. Ну, привет.
— Привет, — сказал он и протянул ей руку.
Она заставила себя пожать его руку. Потом повернулась, быстро зашагала обратно.
Она шла, не разбирая дороги. Улицы, переулки, какой-то парк, весь заснеженный, с толстыми от снега деревьями. По мостовой, покачиваясь, едет троллейбус. Смешной троллейбус, похож на слона. Этакий голубой слон. А окошки в нем уже замерзли. А что, если сесть в троллейбус, поехать куда-нибудь, куда повезет, до конца… Лера вошла в троллейбус.
— Следующая — «Драматический театр», — сказал водитель в микрофон.
Драматический театр… Там они познакомились. Он сам подошел, синяя рубашка и глаза синие. Сразу же стал ее на «ты» звать.
На ком он женится? Будет ли новая жена ладить с его матерью? Будет, как же не будет! Не все же такие колючие, как она.
