Мы из ЧК - Толкач Михаил Яковлевич
Вокруг царила вокзальная толчея и разноголосица, пьяная ругань. Георгий Константинович переспросил: согласны ли ребята помочь ему?
Вася первым согласился:
— Поможем! А вы нас на Кубань устройте.
В поезде до Сечереченска ехали без опасения: с фронтовиком не зацапают! Солдатская шинель, серая папаха и мешок за крутыми плечами. Ничего, что прихрамывает — попробуй тронуть!
В Сечереченск приехали ночью. Но утра не стали дожидаться: Георгий Константинович повел ребят на самую окраину.
— Знакомый должен там проживать.
Долго брели по заснеженным улицам, сворачивали в кривые переулки. Вася шипел на ухо товарищу:
— Драпанем! Ходи тут в темноте. На что он сдался нам, этот хромоножка?..
— Мы дали слово. Ясное дело?
Наконец Георгий Константинович тихо сказал, отирая пот с лица:
— Пришли. Хозяин избы — дедушка Терентий. Запомните!
Утопая по колено в снегу, пробрались к белой мазанке. Георгий Константинович, положив на ступеньку мешок, целиной зашагал к завалинке и постучал в закрытую ставню. Сквозь щелку ставни пробивался желтый лучик и светлым пятном лежал на плотном нетронутом снегу. Поздний гость постучал в другое окно, в третье. Наконец в сенях голос с хрипотцой:
— Кто стучит на рассвете?
— Ваш постоялец Николай Николаевич дома?
— Уехал в Херсон, но вы заходите!
— Со мной внучата.
— Места хватит…
Заскрипели половицы, щелкнула щеколда, и дверь приоткрылась.
На пороге стоял старик с керосиновой лампой. Ребята пугливо жались к Георгию Константиновичу. Непонятный разговор, глухой угол окраины, неприветливость хозяина мазанки — все настраивало тревожно. И в душе ребята пожалели, что связались с незнакомым человеком. Но отступать было поздно: старик захлопнул двери, накинул тяжелый крюк. Натыкаясь на пустые бочки, ребята старались не отставать от Георгия Константиновича.
В душной хатке старик вывернул фитиль лампы. Стало светлее. Обхватив волосатыми руками плечи Георгия Константиновича, старик облобызал гостя и, вороша, как граблями, толстыми пальцами рыжеватую бороду, прохрипел:
— Наконец!
Хмуро оглядев мальчиков из-под нависших кустов седых бровей, распорядился:
— Чернокожие, марш умываться. Вода в ведре. Рядном вытритесь. Там воно, в сенцах.
Вася и Саша отыскали воду и умылись кое-как. А когда вернулись в горницу, хозяин уже накрыл на стол. Насупившись, спросил:
— Бумага есть?
Саша достал потертую на сгибах справку, которую выдали чекисты. Мол, едут Александр Самойлов и Василий Новиков к родственникам в Екатеринодар. Без такой бумажки — никуда! Заштопают — и в колонию…
Хозяин, прищурившись, прочитал справку и запер ее в комод.
Саша озабоченно смотрел на Георгия Константиновича. Тот успокоил:
— Понадобится, так сразу и возьмешь. Подкрепимся, хлопцы! — Георгий Константинович приветливо улыбался, довольный встречей с однополчанином, как назвал себя хозяин.
Ели картошку с круто посоленным хлебом. Дед Терентий и Георгий Константинович пили самогон стаканами. Потом старик принес ребятам две кружки с теплым чаем. Чай был очень сладким: сахарин!
Ребят поместили в тесной каморке с рухлядью. Дед бросил старую, пахнущую овчиной шубу.
— Хату не спалите!
Он плотно прикрыл за собою дощатую дверцу. Сквозь ее щели в каморку просачивался свет, и дверь казалась разлинованной. Саша осмотрелся, примерился, как лучше лечь.
— А ничего! — определил он.
Хлопчики быстро стянули одежонку и свободно растянулись на шубе. Саше хотелось верить, что именно эти люди помогут доехать до Кубани, А уж там тетку сами найдут — не маленькие! Может, школа работает. Пойдет учиться. И Васе впору — девятый год…
Длинная дорога в угольном ящике вагона, холодные часы под елью, побег из ЧК в Сидельникове, нежданная встреча в буфете с Георгием Константиновичем — все смешалось в сознании Саши. В тепле было уютно и спокойно. Вася ровно посапывал… Среди ночи проснулся:
— Попить бы.
Растормошил Сашу. Тот протер глаза.
— Иди в сени.
— Бо-оязно…
Легкая дверка не поддавалась. Саша толкнул ее сильнее. На той стороне звякнул крючок. Ребята забарабанили в четыре кулака, пока не услышали скрипучий голос старика:
— Чого гвалт подняли?
Вася хныкал:
— Пи-ить.
Старик откинул крючок, сам проводил их в сени. Возвращаясь, Саша побежал в горницу. Под божницей сидел Георгий Константинович в нижней сорочке с засученными рукавами. В руке держал стакан с горилкой.
— Почему запираете? Что мы — шпана? — Голос Сашки звенел обидой.
Одним махом вылив стакан горилки в рот, Георгий Константинович пьяно засмеялся:
— За нашу удачу, хлопцы! Зачем, Саша, горячку пороть? Дедушка по забывчивости накинул крючок. А вы перелякалысь! Спать, хлопцы! — Прихрамывая и постанывая, сам проводил их до каморки.
Оставшись в темноте, Вася возбужденно зашептал товарищу на ухо:
— Убежим!
— А справка?
— Уснут, я из комода вытащу!
Саша тоже подумывал о бегстве, но сон одолевал его. Глаза закрывались.
И полетели ребята в темную пропасть…
Растолкали их, когда совсем рассвело. У Сашки голова была словно чугунная, во рту жгло. Он выпил большую кружку холодной воды. И Вася жаловался:
— Голова болит…
Старик хмыкнул в рыжую бороду:
— С похмелья!
Георгий Константинович тоже засмеялся:
— До свадьбы пройдет. Быстренько шамайте и дуйте на базар. Перемените одежду. Мои родичи, помнится, приличные были. Могут такую рвань и на порог не пустить.
Ребята чувствовали себя неважно, и Саша сердито отрезал:
— Не пойдем к приличным! Мы не просились. Собирайся, Вася!
Дед Терентий примиряюще промолвил:
— Не сердитесь, хлопчики. Может, он не так сказал, он на фронте Советы защищал, нервенный. Чего же вам кипятиться?..
При дневном свете ребята увидели, что комнаты хорошо обставлены. Диван, граммофон, большое зеркало, шкаф с вырезанными фигурками и самовар никелированный…
— Добре живут, — шептал Вася, поливая на руки друга холодную воду. — А может, убежим?
Саша растирал лицо краем рядна. Он думал о том же и ответил вполголоса:
— Даст денег на одежду, а мы — на поезд!
За столом, прежде чем откусить хлеба, Терентий широко перекрестился. Велел делать то же и хлопцам. А Васю никто никогда не учил креститься. Он растерянно оглядывал товарища. Тогда Георгий Константинович взял его руку, сложил три пальчика вместе и перекрестил:
— Вот как надо!
Саша поднялся и, глядя на старика с вызовом, бросил:
— Я не верю в бога! Ясно? И креститься не стану!
Терентий даже поперхнулся. Глаза под седыми бровями сузились, и он поднял руку для удара. Саша отпрянул.
— Не имеете права!
— Не трожь Сашу! — закричал Вася, становясь рядом с товарищем.
Старик затрясся, замахал руками:
— Нехристи!
Георгий Константинович взял старика за плечи.
— Полно, Терентий Сидорович! Сейчас не старый режим.
— Выпустите нас! — звенел, как туго натянутая струна, голос Саши.
Сильно припадая на раненую ногу, Георгий Константинович обошел стол.
— Обещали, ребята… Что же вы?..
И Саше стало стыдно: обидел фронтовика! Пробубнил, опустив глаза…
— А чего он…
После завтрака, прошедшего в тягостном молчании, Георгий Константинович неожиданно распорядился:
— Вася побудет дома, а Саша со стариком сходят на барахолку.
— Мы вместе! — пробовал возражать Вася.
Терентий не дал спорить:
— Больному ходить незачем!
Саша сообразил, что их нарочно разлучают. Но и в самом деле, больному лучше не ходить.
— Васек, я скоро!
С тяжелым сердцем вышел Саша за стариком. Не радовало его ни яркое солнце, ни синички, цвикающие на голых деревьях.
Купили старенькие пиджачки и брюки. И с тем вернулись. Когда ребята переоделись, Георгий Константинович опять распорядился:
— Сбегайте вот по этим адресам! Прочтешь, Саша?.. Пошел бы я, да старая рана крепко разболелась.
