Найти Элизабет - Хили Эмма
– Я сидела и держала маму за руку, когда она умирала, – признаюсь я, хотя мне и не хотелось делиться этой мыслью.
– Ты не умираешь.
– Я знаю. Мне просто вспомнилось, только и всего. Она умерла, так ничего и не узнав. Я не хочу умереть так, как она.
Хелен выпрямляется, но не встает.
– Не узнав чего, мама?
– О Сьюки, – я сжимаю ее пальцы. – Вот поэтому я и хочу найти Элизабет.
Хелен вздыхает и опускает мою руку.
– Мне пора. Принести тебе что-нибудь?
Я говорю, что мне ничего не нужно, но затем меняю решение.
– Мне нужен новый джемпер.
В последние несколько раз, когда Элизабет ходила за покупками – до того, как ее зрение сильно ухудшилось и она перестала выходить из дома, – она купила мне шелковый футляр для очков. Всякий раз, когда я достаю деньги или нащупываю проездной на автобус, светлый шелк ловит свет, а его прохладная текстура напоминает мне, что он со мной. В этом футляре я храню запасные очки. По правде говоря, мне нужны очки лишь для чтения. Но когда достигаешь определенного возраста, их приходится носить постоянно. Это что-то вроде униформы. Иначе как люди догадаются, что вы уже старая развалина? Им хочется, чтобы у вас был соответствующий реквизит, чтобы вас можно было сразу отличить от людей, имеющих приличие смотреться моложе семидесяти лет. Трость, вставные зубы, слуховой аппарат, очки… У меня весь этот реквизит есть.
Хелен всегда проверяет, что я все это взяла, прежде чем выйти из дома. Ей непременно нужно проверить, вставила ли я зубной протез, но больше всего внимания моя дочь уделяет очкам. Похоже, она считает, что я буду натыкаться на все и вся, если забуду надеть их. Так что у меня всегда с собой одна пара очков. Она висит на цепочке на шее, и поэтому я постоянно готова к чтению. В данный момент пользы от них для меня нет никакой. Я ищу джемпер. Неяркой приятной расцветки джемпер из тонкой шерсти. Такой, какой я носила раньше. Если я смогу сохранить в памяти его образ, то вряд ли забуду, чтоименно мне нужно, чтоя ищу. Но я его пока так и не нашла и готова прекратить поиски.
Я копаюсь в квадратной корзине, полной носков. Наклонилась над ее краем, а мои руки глубоко погружены в кучу скомканного трикотажа. В моей голове мелькает и тут же исчезает образ моей матери: она копается в ворохе одежды, откидывая то одну, то другую вещь к стенкам чемодана. В корзине прячется что-то блестящее и прозрачное, как стекло. Я пытаюсь ухватить этот предмет, однако он выскальзывает из моих пальцев.
– Не понимаю, почему так трудно найти нормальный джемпер.
Хелен и Кэти вздыхают. Я же задумываюсь о том, сколько времени мы тут находимся и давно ли занимаемся поисками. Начинаю сожалеть, что пришла сюда. Жаль, ведь когда-то я обожала делать покупки. Однако магазины нынче уже не те, что раньше. В них все теперь свалено без разбору в разноцветные кучи тряпья. В них стало так много вещей странных расцветок, что называется, вырви глаз – все до одной. Разве человек в своем уме наденет на себя эту ярко-оранжевую куртку? Да он будет в ней как дорожный рабочий. Увы, похоже, молодежь нынче готова носить все, что угодно.
Вы только посмотрите на Кэти. Казалось бы, забавно иметь внучку с пирсингом в разных местах, хотя я думаю, что она особенно ничем не отличается от других подростков. Будь я молода, может быть, тоже проколола бы себе что-нибудь. Кэти облокотилась на стойку-вешалку с цветастыми юбками, пародируя мою позу. Лишь Хелен стоит абсолютно прямо, прямо посредине дорожки из линолеума, вынуждая других покупателей ее обходить.
– Мама, мы показали тебе сотню джемперов, – говорит она. – Они все тебе не понравились. Больше тут смотреть нечего.
– Какая сотня? О чем ты? – возражаю я, недовольная явным преувеличением. – А вон там? Разве там мы смотрели? – указываю я на другой конец отдела женской одежды.
– Бабушка, мы только что оттуда пришли.
Конечно, пришли. Неужели?
Кэти отходит от гирлянды юбок и снимает с вешалки светло-желтый джемпер.
– Посмотри, какой он красивый. Расцветка что надо.
– Он в полоску. Не пойдет, – качаю я головой. – Не понимаю я это. Мне всего лишь нужен джемпер с круглым горлом. Не поло, не с треугольным вырезом. Просто теплый джемпер, но не слишком толстый.
Кэти улыбается матери, прежде чем повернуться ко мне.
– Да, и еще он не должен быть слишком длинным, но и не слишком коротким…
– Именно. Половина джемперов здесь даже пупок не закрывают. Я знаю, что тебе это смешно, Кэти, – говорю я. Впрочем, я знаю это лишь после того, как начала отвечать. – Разве я многого хочу? Мне нужен всего лишь нормальный джемпер.
– Нормальной расцветки. Черный, синий, или бежевый, или…
– Спасибо, Кэти, за подсказку. Ты, конечно, можешь смеяться, но я ни за что не надену одежду этих странных расцветок. Красновато-коричневый, пурпурный, цвет морской волны или какие там еще бывают.
Я не могу удержаться от улыбки; приятно, когда тебя поддразнивают. Элизабет часто подтрунивала надо мной. Это заставляет меня чувствовать себя человеком. По крайней мере, хотя бы кто-то считает, что я вполне разумна и понимаю шутки.
Внучка смеется, а вот Хелен вскидывает руки и прижимает их к голове, глядя на бесконечные ряды полок и прилавков.
– Мама, неужели ты не видишь, что найти джемпер нужной длины, плотности, расцветки, с нужным тебе горлом и бог знает с чем еще – невыполнимая задача?
– Не вижу в этом ничего невыполнимого. В молодости я всегда могла найти для себя нужный джемпер. В те дни выбор был богаче.
– В те годы, когда на все были карточки? Сомневаюсь в этом.
– Но так было. Или, по крайней мере, всегда можно было сшить то, что тебе нравилось. Сьюки обычно приносила мне красивые вещи.
Моя сестра всегда одевалась стильно, особенно после того, как вышла замуж. Она распарывала старые вещи и перелицовывала их. Но мама продолжала недоумевать, спрашивала, откуда она берет деньги, не говоря уже о карточках, а отец обычно качал головой и все твердил про черный рынок, особенно после того, как в нашей жизни появился Фрэнк. Однажды я получила от сестры миленькое бархатное болеро. Я надевала его слишком часто, практически не снимала, и позднее пожалела, что не приберегла его для лучших дней.
Оно было на мне в тот последний раз, когда я ее видела.
Сьюки вошла в кухню, где я резала хлеб. Придя домой, я сняла школьную форму и переоделась в платье и болеро. Но мой наряд не шел ни в какое сравнение с ее красивым голубым костюмчиком и прической как у Ланы Тернер. Она была на семь лет старше меня и в десять раз более утонченной. На шее у нее цепочка от часов нашего дедушки, в петлицу блузки просунута заколка для галстука.
– Привет, Мод, – сказала она и поцеловала меня в макушку. – Где мама?
– Надевает другой кардиган. Папа пошел за рыбой и картошкой.
Сьюки кивнула и села за стол. Я пододвинула чайник ближе к свету, думая, что там он немного дольше останется горячим. В нашей кухне во время заката обычно сумрачно. Лишь редкие солнечные лучи пробиваются сквозь прогалины в плотной стене зарослей малины, что растут в саду позади нашего дома. Мы старались ужинать в то время, когда можно застать последний свет уходящего дня.
– Дуглас дома? – спросила сестра, вытягивая шею в сторону лестницы. – Он сегодня ночует здесь?
– Конечно. Чего же ему здесь не ночевать? – рассмеялась я. – Он же наш жилец. И даже платит нам за ночлег.
Я отвлекаюсь от моей задачи – мне поручено расставить чашки. Я смотрю на Сьюки, но она не смеется моей шутке. Лицо у сестры бледное, и она явно чем-то обеспокоена. Она нервно крутит кольцо на пальце и бесконечно долго расправляет жакет, который повесила на спинку стула.
– Я думала, что останусь у вас на ночь, – наконец сказала она и, должно быть поняв, что я не свожу с нее глаз, встала и улыбнулась. – Что в этом странного? Что не так?
– Ничего, – ответила я. – Можешь переночевать в моей комнате. Твоя кровать по-прежнему там стоит.
