Хамам «Балкания» - Баяц Владислав

– Есть что-то и в том, что он прожил почти сто лет. Заметно, что время позволило ему с комфортом изучать то, что ему хотелось. Похоже, он понял, что время можно использовать именно для этого, еще во время походов по Венгрии, когда он доказывал себе и другим, что умеет восстанавливать разрушенное. Будучи офицером-сапером, он удачно и быстро восстановил укрепление в Банате (известная методика походов: разрушь, чтобы занять, а заняв – немедленно восстанови). Начальство при возвращении армии пожелало оставить его там комендантом гарнизона, чему он упорно воспротивился, рискуя даже лишиться жизни за непослушание. Но он настолько был убежден в своем будущем, что в военное время сумел пробиться к великому визирю, и тот посодействовал отмене приказа. Десятилетия спустя точно так же, упорствуя в предвидении, он сумел с четырнадцатью тысячами рабочих всего за шесть лет построить свою самую красивую мечеть – Селимию, которая была элегантнее даже Сулеймании. Ее возведение стало исполнением его предвидения.

Я добавил:

– Мне кажется, она красивее всех мечетей в мире. А эти ее минареты! Его идея – сделать в каждом по три лестницы, чтобы три человека могли подниматься по ним, не встречаясь! Но, прежде чем в связи с этой красотой напомнить еще кое о чем, хочу сказать тебе, что Синаном, если говорить об Айя-Софии, двигало чувство соперничества. Он долго скрывал навязчивое желание построить в одной из своих мечетей купол больше, чем у нее. И когда он наконец в 1575 году сделал это на Селимии, победа величиной всего в несколько десятков сантиметров значила для него больше, чем то, что Османская империя, да и весь исламский мир не видели до этого более прекрасного дома Аллаха!

Но и Памуку было что добавить.

– Я думаю, что это было его наивысшее достижение. Айя София была тяжким бременем для всех христианских и исламских архитекторов; казалось, невозможно превзойти ее совершенство. История сделала Синану непревзойденный комплимент, навсегда утвердив в Турции выражение, которое, собственно, и не претендует на то, чтобы сравнивать эти мечети: Айя-София – солнце, а Селимия – месяц. Но ты хотел что-то добавить по поводу ее красоты! – продолжил Памук.

– Да, конечно. Кое-кто сравнивает Селимию с Тадж-Махалом в Агре. Но я вспомнил об этом не в связи с нашим разговором о сравнениях, а потому что этот перл персидской архитектуры в Индии на самом деле настоящее наследие Мимара Синана! Среди нескольких главных создателей этого чуда из семи чудес мира, Тадж-Махала (1632–1648), встречаются османские и персидские имена: Мехмет Исаджери, Иса Мухаммад Эфенди, Устад Иса – все они были учениками Иосифа / Синана!

Теперь мы с Памуком состязались. Он нанес последний удар:

– Да, и создатель знаменитой мечети Султанахмет, более известной как Голубая мечеть на Ат-Мейдане, рядом с Айя-Софией, Мехмед-ага, был последним учеником Синана!

И только Памук решил, что стал победителем, как я финишировал с еще одним фактом:

– И ее не было бы, по крайней мере, там – на Ипподроме[68] (известно, что султан потребовал возвести ее исключительно на этом месте), если бы в это не вмешалось имя Соколовича!

Памук удивился:

– Как это?

– Да так, что на этом месте был сарай семьи Соколовичей, который в свое время от султана получил лично Мехмед-паша Соколович по случаю вступления в должность великого визиря. Уважая отношение предка и величайшего султана к одному из лучших великих визирей всех времен, султан Ахмет должен был сторговаться о цене с сыном Мехмед-паши. Когда он наконец выкупил сарай (за огромные деньги и без каких-либо скидок), он тут же разрушил его, чтобы на старом фундаменте выстроить мечеть Султанахмет, по его и Мехмед-аги признанию, взяв за образец Сулейманию Синана. Но давай вернемся к воде. Знаешь ли ты, как еще раз наши два приятеля встретились «у воды»? Баица, которому несколько раз приходилось отправляться в хадж, чтобы успокоить не в меру горячих и подозрительных мусульман, попросил Иосифа построить для него в святом городе Медине хамам! Не мечеть, но хамам! То же самое попросил сделать в Конье и Карапинаре.

Мы расстались. Памук уехал на Принцевы острова, а я остался в стамбульской жаре, чтобы завершить поиски завещания Синана. Он очутился у воды, и я в качестве вознаграждения окажусь тоже рядом с ней – если найду искомое.

Я в который уже раз перешел Галатский мост (на его северном окончании, где у генуэзцев всегда был свой укрепленный квартал, я всегда покупал у продавца с тележкой самый вкусный в мире свежевыжатый апельсиновый сок). На этот раз я припомнил, что этот мост вполне мог быть построен руками Леонардо да Винчи, когда султан Баязид Второй объявил, что планирует построить его через Золотой Рог. Тогда венецианцы предложили ему да Винчи, который в 1502 году создал проект моста, в то время самого большого в мире – длиной от 240 до 350 метров, шириной 24 метра. Султан отказался от проекта и сделал предложение другому человеку искусства – Микеланджело. Того предложение не заинтересовало. Так цепь отказов отложила строительство моста на целых три века.

Так вот, завещанием «моего» архитектора я называл месджид, маленькую мечеть, которую заказчик Синан поручил строить архитектору Синану. Или, как позже будет понятно, клиент Иосиф архитектору Синану. Или заказчик Синан – тайному архитектору Иосифу. Все равно как.

Когда я наконец обнаружил ее посреди жилых домов густо населенного центра, то понял, почему так непросто было найти: она была более чем скромной и маленькой. Одного из двух самых заметных символов любой мечети не было, а второй едва ли вообще существовал. Вместо обязательного купола – обычная четырехскатная крыша, как у любого семейного дома в любой стране. Мечеть без купола! Меня удивила ее крохотность. А минарет! Он был настолько низким, что поначалу я даже не понял, что это такое. Конечно, я и не ожидал увидеть строение гигантских размеров. Но увиденное застало меня врасплох. В дворовой части был целый ряд колод с водой для стирки, а за ней – небольшой дополнительный дворик в приятной тени деревьев. На стене у входа надпись Mimar Sinan Mescidi Serifi 1573. У входа – деревянная подставка для обуви. Внутри – все по человеческой мерке. Именно так, как и должно быть. Монументальность служит иным целям. Здесь человек оставил завет другим людям, а не султан – всему миру[69]. «Мой» выбрал и способ, как об этом поведать. Только сфотографировав мечеть перед уходом, я понял, что она построена из кирпичей двух цветов, чередующихся горизонтальными линиями. Как в Византии.

Были ли это заветы двойственности, от которой невозможно было отречься?

Позже, совсем недавно, я посмотрел документальный фильм, снятый в Анатолии, в селе Синана, точнее – Иосифа, Агирнас, населенном в то время греками. Правда, фильм был снят не в селе, а под селом! Кадры демонстрировали бесконечные тоннели и многочисленные подземные залы площадью до четырех тысяч квадратных метров (!), обнаруженные во время ремонта обычного, но исторически важного дома в течение 2003 и 2004 годов. Это небольшое строение, под которым нашли целый параллельный поселок, было родным домом Иосифа. Дом, из которого он ушел, чтобы стать Юсуфом Мимаром Синаном!

Мне кажется, что тот подземный мир под его ногами (предназначение которого так и не выяснено) определил и судьбу, и профессию Иосифа.

Как и мне определили тему книги фундаменты караван-сарая Баицы / Мехмед-паши под моим собственным домом в Дорчоле, так сказать, под моими ногами.

В то время когда Синан начал строительством скромно отдавать долг своему родному краю и бывшей юности, чаще всего устраивая фонтаны в Кайсерии и в районах Хаслар и Визе (фонтанами как источниками воды ежедневно пользовалось обычное население), подобного рода ностальгия охватила и Мехмеда. И он начал скромно, выстроив фонтан в белградском Верхнем городе, рядом с Сулеймановой мечетью. И еще один – в родном селе Соколовичи. По поводу более значительных планов, которые Баица готовил для Белграда, он советовался с Синаном. Ведь они столько раз вместе обследовали и измеряли город.