Надежда - Талан Светлана
– Нет, ты не бездушный, но не можешь представить себе даже сотой доли того страха, смешанного со стыдом, испытываемого ребенком из-за непонимания, что с ним происходит! Как ты можешь это представить? Разве ты был на ее месте? – прокричала я и осеклась, поняв, что сгоряча сболтнула лишнее.
– А ты? – На меня смотрели его вопрошающие глаза. – Ты была на ее месте? Почему ты так бурно среагировала?
Я отвернулась, не выдержав этого взгляда, и уставилась в окно. Юра подошел сзади и обнял меня.
– Все хорошо. Все нормально. Ты – моя единственная, моя прекрасная, моя любимая, самая лучшая. Мы всегда, слышишь, всегда будем вместе. И я никогда и никому не дам тебя в обиду. Ты мне веришь?
Я кивнула, повернулась к Юре лицом и, не поднимая глаз, прильнула к его груди, вдыхая знакомый и родной запах.
– Разреши мне довести это дело до конца, – тихо попросила я. – Я смогу успокоиться, только когда этот фотограф перестанет портить жизнь детям. Ему нет места среди людей.
– Хорошо. Надеюсь, ты имеешь в виду не убийство. Шучу. Прости. Только обещай мне больше ни во что не влезать.
– Обещаю, – сказала я, чувствуя, что его губы ищут мои. Через мгновение они слились в страстном поцелуе…
– И это все, что ты с собой берешь? – спросил Юра, кладя черную сумку на молнии в багажник.
– Ты думаешь, в санаторий надо было взять с собой кастрюли, сковородки и чайник? – засмеялся Вася.
– Ну, не на один же день ты туда едешь.
– На месяц. Представляешь, Юрец, целый месяц безделья! Лежишь себе, уставившись в телик, а девушки в коротких белых халатиках кушать тебе подают!
– В прозрачных халатиках! – Юра многозначительно поднял вверх указательный палец.
– Ну и мечты у вас! – усмехнулась я. – У всех мужчин они одинаковые.
– А что делать, Павлинка! – сказал Вася. – Теперь я человек одинокий. Мне только и остается, что за девушками наблюдать.
– Главное, не ошибись опять в своем выборе, – сказал Юра.
– Если ты намекаешь на Ольгу, то тут я действительно лоханулся. Теперь-то я прекрасно понимаю, зачем я ей был нужен. А я, представьте себе, ребята, поддерживал с ней отношения из жалости.
– Из жалости? – удивилась я.
– Да-да, именно из жалости. Насочинял себе, что она влюбилась в меня и бегает за мной, страдая от большой и безответной любви.
– Не переживай, Васек, – хлопнул его по плечу Юра. – Все уже позади. Ты просто не учел, извини, Павлинка, женскую двуличность.
– Положа руку на сердце, я не учел не только это, – сказал Вася и отвел взгляд в сторону. – Я рассказывал Ольге много такого, что ей не следовало знать. Думаю, что, не будь мой язык таким длинным, со мной не случилось бы этого… несчастья.
– Брось, Васек! Зачем сейчас себя в этом винить? Главное, что все закончилось хорошо, – попытался Юра приободрить друга. – Ты жив, здоров и уже думаешь о девушках. Разве это не хороший показатель?
– Не так. Все должно быть не так. Какой же из меня следователь, если меня смогла обвести вокруг пальца… работница канцелярии?! Развела, как последнего лоха!
– Вася, это просто ошибка. Профессиональная ошибка. Они бывают у всех. Все люди ошибаются, – вмешалась я в их разговор. – Мы делаем ошибки, но мы их и исправляем. Слушаем наставления старших, чтобы не повторять их ошибки. Мы читаем книги, смотрим фильмы, чтобы избежать ошибок, и тем не менее совершаем их. А что делать? И ты, Вася, не исключение. Нет идеальных, абсолютно правильных людей.
– А я? – пробасил Юра, и мы все заулыбались.
– Знаешь, Вася, у Чехова есть такие слова: «И искренние люди могут ошибаться, но такие ошибки приносят меньше зла, чем рассудительная неискренность».
– Я все понимаю, – сказал Вася, – и тем не менее чувствую себя предателем. Я, именно я должен был с Юрой довести дело Наума до конца. А теперь? Теперь я еду в санаторий, где девушки ходят в коротеньких халатиках… Я крыса, бегущая с корабля, вот кто я!
– Ты не крыса, потому что родился не в год Крысы, – заметил Юра. – Это раз. Во-вторых, ты не должен чувствовать себя в чем-то виноватым, а думать о том, как поправить свое здоровье. А в этом деле я сам разберусь. Ты же не сомневаешься в моих профессиональных способностях, а?
– Ни капельки!
– Вот и замечательно! Моя прекрасная леди тоже ждет не дождется, когда закончится весь этот кошмар. Так ведь, Павлинка?
– Очень даже жду! – улыбнулась я. – С огромным нетерпением!
– Юра, я знаю, что ты еще хочешь спросить, – сказал Вася.
– Васек, у тебя после травмы открылась способность читать мысли? Ты теперь экстрасенс? – пошутил Юра.
– Ты хочешь знать, что я буду делать после санатория, – не обращая внимания на его слова, сказал Вася. – Так вот. Потом я возьму отпуск на два месяца за два года и поеду к матери в Карпаты.
– Вот и отлично! Сколько ты уже там не был?
– Стыдно даже сказать, но после окончания школы я не был там ни разу.
– У тебя есть отец? – спросила я.
– Нет. Папа умер, когда мне было шесть лет. Я его почти не помню. Да и образ матери уже не четкий, – вздохнул Вася. – Я – плохой следователь, а сын – и того хуже. Мать посвятила мне всю свою жизнь, а я… В общем, я – свинья. Постараюсь наверстать упущенное. А работа… Скажу честно: не знаю, вернусь ли я к своей работе. Пока не знаю.
– У тебя будет достаточно времени, чтобы все хорошо обдумать, – сказал Юра. – Я, ты же знаешь, скоро уволюсь. Но, заметь, в отличие от тебя, я не считаю себя трусом. Может, пойду на дорогу жезлом махать…
– О господи! Только не это! – воскликнула я, и все рассмеялись.
– Ты, Юра, береги себя, будь осторожен, – попросил Вася.
– Я буду очень, даже очень осторожным. Обещаю! – сказал Юра.
– Ребята, не кажется ли вам, что мы заболтались и можем опоздать на поезд? – забеспокоилась я, взглянув на свои часы.
– Точно! – в один голос завопили Юра и Вася и сели в машину.
На перроне было много людей. Одни спешили к прибывающему поезду и метались в поисках места, где будет стоять нужный им вагон, другие кого-то встречали – их было меньше, чем отъезжающих. Они стояли, всматриваясь вдаль, туда, откуда должен прибыть поезд. Я отошла в сторону, дав возможность ребятам попрощаться и сказать друг другу то, что не должны слышать посторонние. Мое внимание привлекла молодая пара, целующаяся на перроне. Наверное, им очень не хотелось расставаться, и они забыли о правилах приличия, вернее, просто на них наплевали и, крепко прижавшись друг к другу, целовались у всех на виду. Девушка была растерянна, из ее глаз слезы текли тоненькими струйками по раскрасневшимся щекам. Парень, на голову выше девушки, неуклюже наклонившись, целовал ее, осушая от слез лицо любимой. Он что-то говорил ей, но из-за вокзального шума я не могла разобрать слова. Девушка кивала в знак согласия и снова плакала. Когда появился поезд, оповестив о своем приближении громким «ту-ту!», девушка отстранилась от парня, и я увидела ее выступающий животик.
– Ну что, Павлинка, будем прощаться? – прервал мои наблюдения голос Васи.
– Давай, Васек! Удачи тебе. Ты очень хороший человек. Нам с Юрой будет тебя не хватать, – сказала я, пожимая его ослабевшую руку.
– Сильно не скучайте. – Вася улыбнулся, и его улыбка была, как всегда, искренней. – На свадьбу все равно приеду. От меня не отвертитесь!
– А мы и не будем! – сказал Юра.
Поезд, прогремев рядом, чихнул и остановился. Юра и Вася пожали друг другу руки, обнялись, и Вася зашел в вагон.
– Я буду звонить! Скучать вам не дам! – крикнул Вася, помахал рукой и скрылся в вагоне.
Мы подождали, пока он не помахал нам рукой из окна вагона. Затем он прижался носом к стеклу и, высунув язык, скорчил смешную рожицу. Поезд дернулся, а потом мягко тронулся, унося вдаль лучшего друга Юры. А тот стоял молча и смотрел туда, где скрылся последний вагон.
– Поедем домой? – спросил Юра глухим, чужим голосом.
Я кивнула.
– А ты знаешь, что Вася родился в рубашке? – спросила я, когда мы отъехали от вокзала.
