Перегрузка - Хейли Артур
— На самом-то деле, — сказала Генриетта, — мы больше думали о себе, чем о Карен.
Муж продолжал, как будто его и не прерывали:
— Но Карен не хотела ехать в лагерь. У нее был приятель, который не уезжал из города. И Карен хотела остаться на лето дома, чтобы быть рядом с ним. Синтия уже уехала, так что Карен была одна.
— Карен спорила с нами, — сказала Генриетта. — Она говорила, что вполне может остаться одна, а что касается приятеля, то мы можем ей верить. Она даже рассказала о каком-то предчувствии, что, если она уедет, как того хотим мы, случится что-то плохое. Я навсегда запомнила это.
По собственному опыту Ним знал, как это происходило:
Слоуны — еще молодые родители, Карен только что вышла из детского возраста, желания их, конечно, сталкиваются.
— И наступила развязка — семейная сцена. — Лютер заторопился закончить рассказ. — Мы оба заняли одну сторону, а Карен другую. Мы настаивали на том, чтобы она поехала в лагерь, что она в конце концов и сделала. Пока она находилась там, а мы в Европе, произошла вспышка полиомиелита. И Карен стала одной из ее жертв.
— Если бы только она осталась дома, — начала Генриетта, — как того хотела… Муж прервал ее:
— Хватит! Уверен, мистер Голдман все себе представляет.
— Да, — тихо сказал Ним, — думаю, что представляю. — Он вспомнил те строки, которые Карен написала ему после трагедии Уолтера Тэлбота-младшего.
“Если бы только” это или то,
В тот или другой день
Изменилось на час или на дюйм,
Или было сделано что-то забытое,
Или что-то сделанное было забыто.
Теперь он лучше понимал значение этих слов. Затем, считая, что нужно что-то сказать, но не зная что, он добавил:
— Не понимаю, почему вы должны корить себя за обстоятельства…
Взгляд Лютера и слова “пожалуйста, мистер Голдман” заставили его замолчать. Он осознал то, что чувствовал до этого скорее инстинктивно: больше говорить не о чем; все аргументы уже приводились и отбрасывались. Просто нет способа, да никогда и не было, который заставил бы этих двоих людей освободиться даже от малой части той ноши, которую они несли.
— Генриетта права, — сказал Лютер. — Я думаю так же, как и она. Мы оба унесем свою вину в могилу.
Его жена добавила:
— Теперь-то вы понимаете, что я имею в виду, когда говорю: что бы мы ни делали, включая работу, чтобы купить Карен фургончик, все это на самом деле ничего не значит.
— Не правда, — сказал Ним. — Правда в том, что лучше делать ничтожно мало, чем не делать ничего.
Они вышли на улицу. Машина Нима стояла в нескольких ярдах от них.
— Спасибо, что рассказали мне, — сказал он. — Я постараюсь что-нибудь сделать насчет фургона и как можно быстрее.
Как и ожидал Ним, через два дня от Карен пришли новые стихи.
Когда ты был молодым,
Ты бегал по тротуарам?
Перепрыгивал через трещины?
А много позже
В мыслях лишь сидел верхом
На визирной линии
И, держась за канаты,
Дрожал от страха,
Что навлечешь на себя
Ужас падения?
“Беду” — я сказала?
Неверное слово!
Ведь есть и другие падения и наказания,
Не обязательно катастрофические,
Но щедрые на
Радость и славу.
Влюбляться — одна из них.
Но мудрость гласит:
Падение есть падение,
И потом следуют обида и боль,
Не сразу, но их не обманешь.
Чушь и вздор!
Наплевать на мудрость!
Ура сумасшедшим мостовым, —
Канатам и визирным линиям!
Кто хочет быть мудрым?
Только не я,
А ты?
Глава 7
Темой беседы был проект “Тунипа”.
— Говорить с губернатором так же бесполезно, как черпать воду растопыренными пальцами, — заявил Дж. Эрик Хэмфри. Он выговаривал слова по-бостонски кратко.
— Да, но вы намочите руку, — заметил Рей Паулсен.
— Намочите и охладите, — поправил президент. Тереза Ван Бэрен сказала:
— Я предупреждала вас. Я предупреждала вас сразу после отключения электроэнергии два месяца назад, что у людей короткая память. Они, в том числе и политики, забудут о нехватке энергии и о том, почему это произошло.
— У губернатора с памятью все в порядке, — возразил ей Оскар О’Брайен. Главный юрисконсульт был вместе с Эриком Хэмфри на недавней сессии законодательного собрания штата, где обсуждались проекты новых электростанций, в том числе и “Тунипа”. — У него только одна проблема: он хочет быть президентом Америки. Он так сильно этого хочет, что может попытаться стать им.
— Кто знает? Может быть, он станет хорошим президентом, — сказал Ним Голдман.
— Потом — может быть, — согласился О’Брайен. — Пока же у Калифорнии нет настоящего руководителя, нам навязали лидера, у которого нет своей точки зрения и который ничего не решает. Особенно если это может оскорбить хоть одного избирателя из национальных меньшинств.
— Немного преувеличено, но в этом — суть проблемы, — подытожил Эрик Хэмфри.
— Более того, — добавил О’Брайен, дымя сигарой, — то же самое можно сказать о любом политическом деятеле из Сакраменто. У них на это похожие, если не такие же причины.
Они впятером непринужденно расположились в кабинете президента в главном управлении компании “Голден стейт пауэр энд лайт”.
Меньше чем через две недели начнутся заседания, посвященные проекту мощной угольной электростанции в Тунипа. Проект был жизненно необходим Калифорнии — с этим неофициально согласились губернатор, его помощники и наиболее высокопоставленные законодатели, но по политическим причинам ни один из них не высказался в поддержку плана Тунипа. Электрокомпании, несмотря на сильное противодействие, придется самой пробивать себе дорогу.
Губернатор также отказал компании “ГСП энд Л” в просьбе о том, чтобы несколько контролирующих организаций заседания, на которых будет решаться вопрос о выдаче лицензии на строительство в Тунипа, проводили совместно из-за срочности дела. Вместо этого будут выполняться все обычные процедуры. Это значило, что придется вновь и вновь, до изнеможения, подавать дело на рассмотрение и повторять свои аргументы в присутствии четырех правительственных комиссий, каждая из которых рассматривает свой собственный аспект проблемы, хотя часто они в чем-то совпадают.
Тереза Ван Бэрен спросила:
— Есть ли вероятность, что губернатор или еще кто-нибудь передумает?
— Только если эти шельмы почуют выгоду для себя лично, — проворчал Рей Паулсен, — а этого не случится. — В последнее время Паулсен все больше ожесточался из-за изматывающих задержек с одобрением проекта. Поскольку Паулсен отвечал за энергоснабжение, именно ему пришлось бы взять на себя неприятную обязанность урезать нормы подачи электроэнергии, когда не будет другого выхода.
— Рей прав, — подтвердил О’Брайен. — Все мы помним, как банда из Сакраменто заставила нас расхлебывать кашу с атомной электростанцией, когда они — неофициально — признали необходимость подобных электростанций, но не посмели заявить об этом во всеуслышание.
— Ладно, — отрезал Эрик Хэмфри, — нравится нам такое отношение или нет, повторяется старая история. Теперь насчет заседаний по “Тунипа”. Я хотел бы поделиться с вами кое-какими мыслями. Я хочу, чтобы наше собственное участие в этих заседаниях было на самом высоком уровне. Мы должны изложить ситуацию, опираясь на факты, логично, спокойно и с достоинством. Во время перекрестного допроса наши представители должны давать одинаковые ответы, вежливо и терпеливо. Оппозиция попытается спровоцировать нас — такова их тактика. Мы не должны поддаваться провокации, и я хочу, чтобы всем нашим людям вкратце объяснили это.
— Это будет сделано, — сказал Оскар О’Брайен. Рей Паулсен хмуро посмотрел на Нима:
— Запомните, что это касается в первую очередь вас. Ним поморщился:
— Я уже стараюсь сдерживаться, Рей.
Ни один из них не забыл стычку на встрече руководителей фирмы, на которой Ним и Ван Бэрен выступали за открытое обсуждение проблем коммунальной службы, а Паулсен и большинство руководителей придерживались противоположной точки зрения. Если судить по инструкциям, которые дал президент, победа по-прежнему осталась за “умеренной линией”.
