Надежда - Талан Светлана
– Конечно, они могли бы использовать эту ситуацию и запереть меня. Тем более что я оставил свои отпечатки на ноже. До сих пор не пойму, зачем я его вытащил из груди Васи. – Юра вздохнул. – Ведь знал же прекрасно, что этого делать нельзя! А теперь виню себя в том, что не себе, а ему сделал хуже, вытащив нож.
– Я звонила в больницу. Его должны завтра перевести в хирургию. Думаю, что с ним все будет в порядке.
– Правда? – обрадовался Юра. – Не представляю, как бы я жил, зная, что по моей вине погиб Вася.
– Конечно, непростительно то, что ты выдернул из его груди нож, – сказала я. – Это могло бы привести к легочному кровотечению. Но не надо винить себя, все обошлось.
– Самое странное то, что этот нож бесследно исчез.
– Как это? – спросила я с замиранием сердца.
– Я до сих пор не знаю, куда он мог подеваться. Пока я вызывал скорую, он просто исчез. Вернее, его кто-то забрал. Но кто? Соседка говорит, что эта странная женщина, которая оказалась в тот момент в нашем подъезде.
– Может, действительно она?
– Ты бы видела ее! Странное и явно глупое создание. Инесса Владимировна уверена, что она убийца. Но в квартире Васи никого не было. Комната хорошо просматривалась с того места, где я нашел его. Я осмотрел кухню и ванную. Нигде никого не было – в этом я уверен. А это чучело в очках просто не могло это сделать!
– Да? Ты так считаешь? – Я задумчиво посмотрела на Юру.
– Я в этом уверен! Такие люди, слабые, неуверенные в себе, на подобное не способны.
– Откуда ты это знаешь?
– Психология. Профессионализм, – улыбнулся он.
– Ты так в этом уверен?
– Я не сомневаюсь в том, что эта безвольная женщина, которую затащили в свое общество свидетели Иеговы, оказалась на месте преступления совершенно случайно. Дверь была открыта, в коридоре лежал окровавленный Васек, но она этого даже не заметила.
– Тогда куда же подевался нож?
– Пока загадка, – пожал плечами Юра.
– Ты уже был в квартире Васи?
– Нет. Боюсь, что все мои труды пойдут насмарку, если они нашли там флешку.
– Не нашли, – загадочно улыбнулась я.
– А ты откуда знаешь? – удивился Юра.
– Она в надежном месте!
И я рассказала о том, как перед Новым годом застала в его квартире воришку и как он по моей просьбе забрал флешку, а я ее спрятала.
– Ну ты, лисенок, даешь! – выслушав меня, воскликнул Юра. – А ты не думала, что ввязалась в опасную игру?
– Я думала только о тебе, – ответила я и добавила: – А сейчас думаю о том, что нам надо с тобой завтра навестить Васю.
– Обязательно! Пойдем с утра пораньше.
– И надо сварить ему бульон, – продолжила я.
…Вася лежал в одноместной палате. Когда мы вошли, я едва узнала Юриного соседа-весельчака: сильно осунувшееся, бледное лицо, впалые щеки, бесцветные запекшиеся губы и выступающий заострившийся орлиный нос. Вася с трудом приподнял тяжелые веки, и в его глазах, в которых отражалось страдание, зажглись огоньки, когда он увидел меня и Юру. Вася попытался улыбнуться, и это у него получилось.
– Вася, дружище! – Юра подошел к нему. – Как я рад тебя видеть!
– Я тоже, – отозвался Вася. Голос у него был тихий и хрипловатый.
– Как ты, Васек? – спросила я.
– Нормально. Даже отлично.
– Вот и хорошо, – обрадовалась я. – Теперь ты пойдешь на поправку.
– Я знаю.
– Тебе надо набираться сил, – сказала я, доставая банку с бульоном, завернутую в махровое полотенце. – Сейчас я тебя покормлю свежим бульоном, пока он еще теплый.
– А мне можно бульон?
– Можно. Мы уже разговаривали с врачом.
– Дожился! – Вася слабо улыбнулся. – Женщины меня кормят, подают утку.
– Не капризничайте, больной, а открывайте рот, – пошутила я.
После того как Вася съел немного бульона, я осторожно вытерла его запекшиеся губы краем полотенца, смоченного водой.
– Ужасно пить хочется, но пока не разрешают. Вот вернусь домой, куплю минералки пять литров и всю выпью.
– Обязательно, дружище, обязательно. Мы с тобой не только минералку пить будем, – сказал Юра. – Мы пять литров коньяка бахнем!
– Не осилим, – устало улыбнулся Вася.
– Может, пойдем? – обратилась я к Юре. – Васе надо отдохнуть.
– Васек, кто это сделал? – не выдержал Юра.
– Не знаю. Позвонили, спросил: «Кто?», сказали, что я затапливаю соседей снизу. Я открыл дверь и запомнил только, что их было двое, на обоих были балаклавы с прорезями для глаз.
– Мужчины? Это были мужчины?
– Конечно.
– Женщины сзади не было?
– Не видел, – сказал Вася и прикрыл глаза. – Я тебе не говорил, но тоже получал записки с угрозами…
– Тебя уже допрашивали?
– Еще до вашего прихода, – ответил Вася, не открывая глаз.
– Уходим, – шепнула я Юре. – Он устал и уже засыпает.
Мы тихонько покинули палату.
– Я убью их, если поймаю, – сказал Юра и сжал кулаки так, что на них побелели косточки. – Сотру уродов с лица земли!
Я ничего на это не сказала.
– Я же говорил, что эта странная женщина оказалась там случайно и не имеет отношения к убийству, – сказал мне Юра, когда мы сели в машину.
– А почему Вася решил, что на него напали мужчины? Они ведь были в масках.
– Вася не первый день в милиции. Может, по голосу. Все узнаем, как только он немного окрепнет.
– Теперь будет все хорошо, – сказала я.
Я действительно думала, что все плохое уже позади.
Юрин резерв
– Юра, – сказала я, – меня беспокоит здоровье моей мамы.
– Ей не лучше?
– Напротив. Ей становится все хуже и хуже, – вздохнула я.
– Надо показать ее хорошим врачам, – посоветовал Юра.
– Были мы в частной клинике. Там принимает знаменитый профессор Лидинич Карл Иосифович.
– Еврей?
– Похоже.
– Обычно евреи очень хорошие специалисты. И что он говорит?
– То же самое: «Последствия черепно-мозговой травмы, заболевание сосудов. Подлечим, все будет хорошо».
– Значит, так и будет, – сказал он, чтобы меня приободрить, и улыбнулся.
– Я понимаю, что ее заболевание требует длительного лечения. Но почему нет никакого улучшения? Ее мучают боли все чаще и все сильнее. Знаешь, уже на венах нет живого места – все исколото, таблетки ест пачками, и при этом испытывает чувство вины из-за того, что болеет. Мне ее так жалко!
– Я понимаю тебя, лисенок. – Юра обнял меня за плечи. – Ты говорила, что мама учила тебя жить надеждой. А ты знаешь, как это помогает не только тому, кто ею живет, но и тем, кто находится рядом.
– Я знаю.
– Вот и хорошо. Мне понятно твое беспокойство, но, думаю, надо набраться терпения и ждать улучшений. Я уверен, к нашей свадьбе твоя мама будет здоровой и цветущей. Ни у кого из моих знакомых нет такой мамы, которую трудно не спутать с дочерью.
Я улыбнулась и положила голову Юре на плечо.
– Приедет мой отец и возьмет напрокат большой и красивый белый лимузин. Ты ездила на нем когда-нибудь?
– Не-а, – ответила я и представила себя в белоснежном платье в шикарном автомобиле.
– А твоя мама?
– Конечно же нет.
– Значит, поездите. Долго-долго, сколько захотите. А потом поедем на центральную площадь. Там будет много людей, женихов и невест, но ты будешь самой красивой невестой.
– Самой рыжей, – вставила я.
– Да. И самой рыжей. Все крашеные, а ты – натуральная, естественная, цветущая, как сама весна. Хочешь, мы купим огромные корзины цветов, и ты будешь раздаривать их прохожим? Представляешь, как приятно будет людям получить цветы просто так, да еще и от очаровательной невесты?
– Один букет невесты потянет на целое состояние, – сказала я.
– Ну и что? Такой день бывает раз в жизни! Оно того стоит.
– Как красиво ты это описал!
– Так и будет! Я тебе обещаю!
– Как сказка.
– Мы сами можем сделать свою жизнь сказкой. Это зависит только от нас. А пока, моя Афродита, вернемся к серым будням. Чтобы сказка пришла к нам быстрее, надо провернуть одно дельце.
