Стая - Пайрон Бобби
– Я потерял ее раньше. – Я покачал головой.
Девочка кивнула.
– Ты давно ее видел?
– Мама ищет меня! – Я сморгнул слезинку.
Девочка вновь протянула мне руку.
– Мама не найдет тебя, если ты будешь прятаться под лавкой, – сказала она. – Вылезай, Медвежонок.
У лавки стояло четверо ребят. Я не мог понять, сколько им лет. Их мамы одевали их в обветшалую одежку, которая к тому же была им либо мала, либо велика. И все-таки где дети, там есть и взрослые. Взрослые скажут мне, как найти маму.
– Меня зовут Таня, – представилась девочка, назвавшая меня Медвежонком. – А это Витя. – Она указала на мальчика, похожего на крысу.
Девочка в бейсболке ткнула себя пальцем в грудь.
– Я Юля. Я зарабатываю денег больше, чем все остальные. – За ухо у нее была заложена сигарета. – А этот торчок – Паша. – Она указала на смуглого мальчика. Глаза у мальчика были странные, точно затуманенные.
– А меня зовут Миша, Михаил Андреев, или просто Мишка. Мне пять лет. – Я выпрямился, стараясь казаться повыше в своих кроссовках. – И мне нужно найти маму.
Похожий на крысу Витя рассмеялся, махнув рукой.
– Мы все потеряли матерей, глупый.
– Откуда ты знаешь? – возмутилась Таня. – Может, мать его действительно ищет. Если мы приведем его домой, она даст нам денег.
– Я не верю в матерей, – отрезал Витя. – Никакая мать его не ищет. И он слишком маленький, мы не можем взять его к себе.
Я спросил у него, как можно не верить в матерей. У всех есть мамы, даже у самых вредных и самых грязных детей. Я рассказал ему о красном пальто и о черной пуговице, о том, как мама читала мне сказки каждый вечер, как все изменилось, когда бабушка Инна отправилась на небеса, как мама начала забывать, как он появился в нашем доме…
А потом в тени что-то зашевелилось.
– Как всегда, Виктор, твой хилый жалкий мозг ограничивает твое воображение, – медленно процедил кто-то, стоявший в тени.
Мальчик, похожий на крысу, вспыхнул. Его глаза нервно забегали.
– Он полезен нам именно тем, что мал. – Этот кто-то вышел из тени, выдувая из ноздрей сигаретный дым.
Ребята замолчали, отпрянув от меня. Мой палец елозил по черной пуговице в кармане, вновь и вновь.
Затушив сигарету на полу, парень подошел поближе. Взяв за плечо, он рассмотрел меня со всех сторон.
– Сколько тебе лет? – рявкнул парень.
– Пять, – прошептал я.
Кивнув, он ущипнул меня за предплечье.
– Ты мелкий для своих лет. Так даже лучше. А эти твои карие глазищи растопят сердце любой дамочки.
На нем была милицейская шинель. Да, вся истрепанная. На ней отсутствовали пуговицы, зато виднелось много грязи. Его штаны и башмаки были не такими, как у милиционеров. Но мама всегда говорила мне, что милиционеры должны помогать людям.
– Я потерялся, – сказал я. – И я хочу есть.
– И что? – Он прищурился.
– Мне нужно найти маму. Она волнуется за меня.
Он плюнул на пол.
– Я что, на милиционера похож?
– Похож. – Я улыбнулся. – Мама всегда говорила мне, что, если я потеряюсь, нужно обратиться к милиционеру. Вот я к вам и обращаюсь. – Я улыбнулся еще шире.
Девочка, которая назвалась Юлей, расхохоталась:
– Рудик – мент, Рудик – мент!
Остальные подхватили ее смех:
– Рудик – мент, Рудик – мент!
Я повернулся к Тане.
– Пожалуйста, – попросил я. – Отведи меня к себе домой. Твоя мама все поймет.
Таня прижалась к Рудику, он приобнял ее за плечо, а второй рукой обвел все вокруг: высокие арки, грязные колонны, одетых в лохмотья детей, недавно сошедших с поезда пассажиров, нищих, спящих на твердом холодном полу, – руки вытянуты, ладони открыты, они просили подаяние даже во сне.
– Ты видишь тут матерей? – осведомился он. – Видишь?
Я отвел взгляд от злых серых глаз Рудика и посмотрел на Таню. Она прижалась щекой к его плечу, на ее лице я увидел сочувствие.
– У нас нет матерей, Мишка. И это наш дом.
Глава 7
Осень 1995 года
– Вот что мы сделаем, – сказала Таня, ведя меня вверх по ступеням в мир над подземельем вокзала. – Мы скажем, что ты мой младший братик. Мой младший братик болен. И нам нужны деньги, чтобы купить тебе лекарство.
– Но это неправда, – нахмурился я. – Я не твой младший братик. Мама говорила, что обманывать нехорошо.
– Ты никогда не играл в притворяшки, Мишка?
Я кивнул, хотя на самом деле никогда не слышал о такой игре и ни с кем в нее не играл.
– Итак, вот что мы сделаем. Мы будем играть в притворяшки. Мы притворимся, будто мы брат и сестра. И ты болен. Могу поспорить, ты отлично сможешь притвориться, будто ты болен.
Я сжал руками живот и застонал.
– Отлично, отлично! – Таня захлопала в ладоши. – А теперь покашляй.
Я зашелся в приступе кашля и сплюнул на землю.
– Вот так?
Таня обняла меня.
– Да, вот так.
– А если я буду здорово играть в притворяшки, хорошо-хорошо, ты поможешь мне найти маму?
– Конечно, Мишка. – Она потрепала меня по голове.
И вот, выйдя на холодные улицы Большого Города в этот хмурый осенний день, я начал притворяться. Я сжимал руками живот, я стонал, я кашлял, я плевал. Я плакал, а Таня хватала прохожих за полы пальто и ручки сумок:
– Пожалуйста, помогите нам, – умоляла она. – Мой младший братик болен, и нам нужно лекарство.
Многие из прохожих бросали монеты в ее вытянутую руку, но никто из них не остановился. Вскоре монеты зазвенели в кармане Таниной курточки.
Какой-то мужчина сунул Тане в руку не монетку, а купюру:
– Купи ему куртку, Бога ради…
Какая-то женщина подарила нам по желтому воздушному шарику на веревочке.
И никто не спросил, где наша мама.
К вечеру я так проголодался, что больше уже не мог играть в притворяшки.
– У нас уже много денег. Мы можем купить на ужин все, что захотим, – сказал я.
Таня побряцала монетами в кармане.
– Мы не тратим деньги на еду, глупыш, – улыбнулась она. – Мы тратим их на то, чтобы стать счастливее.
– Я стал бы очень счастливым, если бы поел, – возразил я.
– Мы воруем еду. Это легко.
Я раскрыл рот от изумления.
– Я не могу воровать. Воровать плохо.
– Это еще почему? – пожала плечами Таня.
– Потому что мама так говорит.
Глаза Тани остекленели. Она повернулась ко мне и влепила мне пощечину.
– Проснись, Мишка. Ты видишь тут свою маму? Видишь тут мою маму? Юлину, Витину, Пашину маму?
Вытирая слезы, я покачал головой.
Затем Таня смягчилась.
– Прости меня. – Она погладила меня по голове. – Но ты должен привыкать. У нас тут свои правила. И главное правило – делай все возможное, чтобы выжить. Если для этого нужно воровать, мы воруем. Если для этого нужно лгать, мы лжем. Понимаешь?
Таня уперла руки в бока, в точности так, как делала моя мама, когда отчитывала меня.
– Ну ладно, – сжалилась она. – Я раздобуду тебе еду.
Она обвела взглядом площадь перед вокзалом. Люди сидели на скамейках, подставив лица осеннему солнышку. У многих были при себе бумажные пакеты.
Таня указала на толстяка, сидящего возле фонтана.
– Видишь? Тому мужику явно нужно много еды, чтобы набить свое толстое брюхо.
Я кивнул. Конечно, если бы этот мужчина знал, что я потерялся и хочу есть, он поделился бы со мной обедом.
Таня опустила руку мне на плечо.
– Так, план такой: ты притворишься, будто играешь в фонтане, ладно? Ну, сыграем в притворяшки, да?
Я кивнул.
– Подберешься к этому мужику поближе и хорошенько окатишь его водой.
– Но тогда он разозлится, – возразил я. – И не поделится с нами своим обедом.
Таня закатила глаза.
– О господи, какой же ты глупыш! В том-то и дело, что нужно его разозлить. Настолько, чтобы он погнался за тобой. – Таня ухмыльнулась. – И в этот момент я стащу его обед.
Я посмотрел на Таню и на толстого дяденьку, сидевшего рядом с большим фонтаном. Коричневый пакет у его ног был таким же пухлым, как и его живот.