Бездомная - Михаляк Катажина
Знала бы Ася, как глубоко она заблуждается, – она поехала бы на Старувку, спустилась бы по трассе «Восток – Запад» на Шлёнско-Домбровский мост и утопила бы в Висле диктофон вместе с записью…
Чарек
Я пытался. Я и впрямь пытался понять Кингу и простить, но в память впечаталась картина: двухнедельная Аля, моя доченька, которую засыпают листьями. Эта картина стояла у меня перед глазами, когда я засыпал и когда просыпался. Боже правый, что же это за мать, которая способна совершить такое? И можно ли эту женщину вообще называть матерью?
Я понимаю, она сошла с ума, но… послушайте, что-то вроде окна жизни есть, кажется, в любой больнице, и в Быдгоще тоже, не так ли? Тысячи бездетных пар ждут своей очереди на усыновление, особенно когда речь идет о здоровых и хорошеньких малышах, как моя Алюся.
Разве Кинга не могла отдать ее? Зачем же было убивать?
Люди порой совершают убийства в состоянии аффекта, я знаю об этом, – но она-то убила хладнокровно! Ведь этот ребенок не раздражал ее постоянным плачем или чем-то в этом роде… Она сама говорила: «Алюся лежала тихо и глядела на меня широко раскрытыми глазами». Как она могла… Как она могла сделать это?..
Нет, больше я не смогу притворяться добрым самаритянином. Пусть Ася делает вид, что дружит с ней, если может играть эту роль после всего услышанного. Возможно, она более толстокожая, чем я.
Не пойду я больше на Домбровского.
Пошло оно все…
Статья была готова!
Только нужно еще выбрать фотографии – нащелкать их Ася поручила одному ловкому папарацци. Вот Кинга на коленях у маленькой могилки – грустная, снимок сделан в профиль, нелегко будет узнать лицо, – и четкая позолоченная надпись на белом мраморе: «Алюся Круль, прожила две недели». Можно взять и этот снимок, на котором Кинга с улицы глядит в пустые окна своей квартиры на Домбровского; разумеется, все фотографии сделаны украдкой, чтобы женщина вышла на них естественно – избавь нас Бог от постановочных фото! – и… вот она, минута славы.
Хотя нет: нужен еще подходящий заголовок. Трогательный. Привлекающий покупателей. Но без дешевой сенсации. Может быть, вот так: «Я убила маленькую дочку. Как жить дальше?». Неплохо… Но не совсем то, что надо…
Поразмыслив несколько минут, Ася наконец придумала гениальное название: «Она убила маленькую дочку. Такая трагедия может случиться с каждой!». Да, длинновато немного, зато все по теме. И звучит не обвиняюще, а предостерегающе. И внимание привлекает. А тут еще фотография коленопреклоненной Кинги… Люди будут читать и плакать. И будут лучше следить за своими женами, дочерьми, сестрами и подругами. Ради этого статья и писалась, не так ли?
Ради премии и бабок тоже, но это ведь не главное…
Журналистка скопировала материал на диск и отнесла непосредственно главреду «Скандалов», самой грязной бульварной газеты страны. Только эта жалкая газетенка может обеспечить истории Кинги самую широкую огласку…
– Яцек, у меня для тебя кое-что есть. Не материал, а конфетка. Исповедь детоубийцы, – бросила она с порога, даже не здороваясь.
Мужчина около пятидесяти, с острым, как у акулы, взглядом – точь-в-точь такой взгляд бывал порой у Аси, но глаза у нее были не такие пропитые, – взглянул на одну из самых плодовитых своих корреспонденток с нескрываемым желанием.
Нет, объектом его желания не была Иоанна Решка – он предпочитал материал. «Конфетку», как она выразилась. А уж от слова «детоубийца» Яцек Сондер готов был слюнки пустить.
– Давай, – отозвался он, и когда файл с текстом открылся на мониторе компьютера – принялся пожирать глазами строчку за строчкой.
Ася ждала, затаив дыхание. Она знала, что текст хорош, очень хорош, но достаточно ли в нем скандальности, чтобы заинтересовать этого парня?
– Материал авторизован? – спросил он, окончив чтение. – Необходима авторизация. Тема слишком тяжелая, чтобы печатать это без согласия заинтересованного лица.
– У меня есть диктофонная запись. Я переписала все слово в слово.
Она воспроизвела для него на диктофоне последние минуты разговора:
«Опиши это. Запиши каждое мое слово. Быть может, моя история спасет хоть одну мать и хоть одного ребенка. Пускай смерть Алюси не будет напрасной. Опиши это». – Прозвучав в зарешеченном кабинете, голос Кинги умолк.
Яцек Сондер посидел минуту, раскачиваясь на стуле и сложив руки на затылке, сверля взглядом потолок, – и наконец процедил:
– Это чертовски хороший материал. Мы дадим это на первой странице в ближайшие выходные. Если уж сама мамаша нас об этом просит, даже умоляет… Отличная работа, Ася. И впрямь отличная. Сколько ты за это хочешь?
И глазом не моргнув, он согласился на сногсшибательную сумму, которую потребовала журналистка, и пропустил мимо ушей ее слова: «Половину я отдам Кинге, она бедна, как… ну, как бездомная». Выписав чек, он поставил на нем размашистый автограф и протянул бумагу Асе. Мысленно он был уже где-то далеко.
А когда журналистка, счастливая как никогда, побежала в банк, чтобы реализовать чек, он нажал на кнопку внутренней связи и бросил секретарше:
– Вызови ко мне Адама. У меня есть для него работа.
Когда Адам явился – а это был тот самый парень, который делал для Аси фотографии Кинги, – главреду даже не пришлось никуда его отправлять.
– Есть у тебя фотка этой девки, которая убила ребенка? Например, где она идет по улице? Лучше всего у ее дома?
Адам широко улыбнулся. Разумеется, снимки у него были. Свою работу он умел делать не хуже, чем Ася свою. Кингу он сфотографировал столько раз, что ее портретов хватило бы на фейсбучные странички всех жителей Польши.
Его шеф открыл на мониторе папку и несколько минут просматривал фотографии одну за другой. Наконец он ткнул пальцем в монитор:
– Вот эта годится.
На снимке Кинга шла прямо на объектив фотоаппарата, ее лицо было отлично видно, особенно если сделать кадрирование. Еще больше Яцеку Сондеру понравился фон: послевоенное здание и вывеска с названием улицы. Каждый, кто пожелает найти Кингу Круль, отправится на улицу Домбровского в Варшаве. Главред «Скандалов» надеялся, что вскоре Кинга станет звездой всех масс-медиа Польши, новой знаменитостью, достойной преемницей Каролины М., известной детоубийцы из Силезии. Уж он-то, Сондер, об этом позаботится.
– Держи эти фотки на нескольких носителях. Они – на вес золота. Когда будет огласка, она наверняка попытается куда-то скрыться, и тогда эти фотки нам весьма пригодятся. Эта тема должна кормить нас много недель, если не месяцев.
– Понятно, шеф. – Адам снова широко улыбнулся, уже прикидывая, сколько же он в итоге заработает на одном-единственном, достаточно простом заказе. И улыбнулся еще шире.
– Сделай для меня кое-что, – пробормотал шеф, всматриваясь в выбранную фотографию. – Эта Кинга выглядит какой-то грустной.
– Она на всех кадрах грустная, – заметил папарацци. – Она вообще кажется какой-то… сломленной.
– Но зачем же нам тогда «фотошоп»? – спросил главред, и это был риторический вопрос. – Я хочу, чтобы она улыбалась, слегка, уголком рта, эдак… ехидно.
– No problem, шеф. Хочешь – получишь.
И через полчаса Яцек Сондер действительно получил фотографию своей мечты: портрет детоубийцы, довольной тем, что она совершила.
Он похлопал парня по спине.
– Выпишу тебе премию. А сейчас проваливай, мне надо подумать.
И когда Адам ушел, не менее радостный, чем Иоанна Решка час назад, Сондер открыл файл с ее текстом и проворчал:
– Черт, что за мелодрама, поддадим-ка жару!
И, улыбаясь так же ехидно, как Кинга на переделанной фотографии, начал переделывать текст…
Ася была не так глупа, чтобы полностью доверить репортаж шефу. Она намеревалась держать руку на пульсе – то есть с получения вознаграждения – и до конца, то есть до первых экземпляров газеты, еще теплых и пахнущих типографской краской, только что взятых с печатного станка.
