Надежда - Талан Светлана
Страх прошел, когда оказалось, что в мешке лежат подарки для нас. В следующем году я уже не ходила в садик, и Дед Мороз пришел к нам домой с подарком. Плохо было только то, что я уже не была в прекрасном наряде снежинки.
Мама всегда на мой день рождения пекла или покупала торт, и в него обязательно втыкали свечи по количеству моих лет. Я чувствовала себя волшебницей в тот миг, когда задувала свечи и задумывала желание. Потом праздники становились все более будничными и незапоминающимися. Я покупала маме подарок или делала что-то своими руками, а она дарила мне игрушки или книжки. На мой день рождения к нам никогда не приходили дети, подружки ко мне в гости тоже не ходили, и меня к себе никто не приглашал. Я ходила только к живущей по соседству Вале. Из гостей в последние годы в нашем доме бывали только собутыльники отчима, и их приход означал попойку, варняканье и скандалы.
Теперь мне хотелось праздников. Побольше. Почаще. Хотелось дарить и получать подарки, суетиться, покупая продукты, торчать в кухне, готовя что-нибудь вкусненькое, и принимать гостей. Я даже получала удовольствие, перемывая после них гору посуды.
Я припарковала «мицубиси» недалеко от Юриного подъезда и достала из багажника тяжелые сумки. Посоветовавшись с Васей, мы решили отпраздновать дни рождения друзей за день до Нового года, потому что в новогоднюю ночь мы с Юрой хотели быть только вдвоем. Продукты уже все были закуплены, но сегодня утром я вспомнила, что в доме нет сока, минералки и хлеба, и теперь сама все это тащила в квартиру. Юра был на работе, он строго-настрого запретил мне готовить без него, но я решила его ослушаться и сделать все сама. «Пусть это будет мой маленький сюрприз», – подумала я.
Тихонько открыть дверь не удалось. Соседка Инесса Владимировна тут же выскочила на площадку с мусорным ведром.
– Здравствуйте, Павлиночка, – пропела она слащавым до приторности голоском, словно сосала карамельку.
– Добрый день, Инесса Владимировна! – Я все же смогла выдавить улыбку. – Как поживаете?
– Спасибо, детка, нормально. А вы как? – спросила она, с любопытством таращась на мои полные сумки.
«Что-то с ней не так! – мелькнула у меня мысль, и я тут же сообразила, что именно: – Нет бигуди!» Действительно, над ее лбом не было привычных бигуди!
– У нас тоже все нормально. С наступающим вас!
– И вас также, – отозвалась соседка, а я поспешила скрыться за дверью, подумав о том, что отсутствие бигуди над ее лбом – это знак, только неизвестно, что он предвещает, – хорошее или плохое.
Зайдя в квартиру, я почувствовала, что по ней вовсю гуляет прохладный ветер.
«Опять Юра оставил все форточки открытыми», – подумала я, ставя сумки на пол. Мне показалось, что в кухне кто-то есть, и этот кто-то, загремев посудой, притих.
– Юра, ты дома? – крикнула я.
Никто не ответил, и я насторожилась. Я взяла из стоящей в углу корзины клюшку для гольфа и на цыпочках подкралась к двери, ведущей в кухню. Что-то мне подсказывало, что мне угрожает опасность.
– Кто там? Выходи! – крикнула я, слыша, как громко колотится мое сердце.
В кухне явно кто-то был. Я сделала еще один неуверенный шаг и увидела его. Прижавшись к шкафу, затаив дыхание, в кухне стоял паренек-подросток и испуганно хлопал глазами. Наши взгляды на миг встретились, и он, как загнанный зверек, заметался по кухне, пытаясь проскочить мимо меня в дверь.
– Стоять! – заорала я. – Убью!
Наверное, мой крик и воинственно поднятая клюшка подействовали на парнишку, и он замер, прекратив свои хаотические движения.
– Ага! Попался, воришка! Сейчас вызываю милицию! – Я осмелела, осознав свое превосходство.
– Тетенька, – заныл, скорчив несчастную рожицу, паренек, – не надо милицию! Пожалуйста, не надо милицию!
– Как лазить воровать, так ты смелый, а теперь что, испугался?
– Пожалуйста, тетенька, я вас прошу, не надо милицию! Отпустите меня, пожалуйста, я больше не буду, – скулил он, как щенок, которого кто-то внезапно пнул.
Я немного успокоилась и смогла уже разглядеть раскаивающегося маленького воришку. Скорее всего, мальчик был беспризорником. Об этом говорила его грязная потрепанная курточка с засаленными рукавами и большими жирными пятнами спереди. Отломанный «язычок» бегунка молнии заменяла большая канцелярская скрепка, а джинсы, явно на пару размеров больше, чем нужно, были внизу несколько раз подвернуты, и из-под них выглядывали широкие носы старых и совсем не зимних кроссовок. На вид ему было лет двенадцать-тринадцать. Из-под черной вязаной шапочки выглядывали светло-русые волосы. Он плакал, как ребенок, размазывая рукавом сопли по лицу.
– Ладно, не вой, – сказала я, пожалев парнишку. – Расскажи лучше, как ты сюда попал.
Воришка шмыгнул носом и, еще со слезами на светлых ресницах, улыбнулся широкой добродушной улыбкой, обнажив ряд ровных белых зубов, в котором не хватало одного верхнего зуба.
– Не вызовете ментов?
– Не буду, если ты мне все расскажешь.
– Я ничего не украл! Вот, смотрите, – и он вывернул карманы курточки, откуда на пол высыпалось несколько семечек подсолнечника.
– Значит, ничего не успел спереть, да?
– Ага! – радостно закивал мальчишка. – Ничего не спер!
– А как ты сюда попал?
– По газовой трубе на второй этаж, а потом подтянулся на балкон, р-раз – и в окно!
– Тебя кто-то послал?
– Не-а! Я сам.
– Почему именно сюда тебя понесло?
– А окна здесь пластиковые и дверь бронированная, дорогая. Значит, богатые живут.
– Сообразительный мальчик! Где, с кем ты живешь?
– С Пашкой. В соседнем подъезде в подвале. Не верите – можем сходить, я вам все покажу. Пашка там спит. Он, если нажрется, может проспать целый день.
– А до этого где ты жил?
– В детдоме. Я сбежал оттуда.
– Почему?
– А! – Он махнул рукой и шмыгнул носом. – Не нравится мне там!
– В подвале лучше?
– Ага! Лучше.
– Знаешь, что с тобой было бы, если бы я вызвала милицию?
– Знаю. В колонию отправили бы. Но вы же не вызовете ментов?
– Еще подумаю, – ответила я и только теперь заметила, что до сих пор стою, держа в поднятой руке клюшку. Я ее опустила и оперлась на нее.
– Зовут тебя как?
– Колька. А вас?
– Ну ты даешь! – Я хмыкнула. – Залез грабить мою квартиру, а теперь хочешь со мной познакомиться.
– Хочу. А что? – Он посмотрел на меня своими голубыми невинными глазенками.
– Есть хочешь?
– Хочу! Я сегодня еще не ел.
– Ладно. Мой руки, а то все в соплях, – и я кивком указала на раковину.
Колька быстро открыл кран, сунул руки под струю воды, потер их одна о другую пару раз, не намылив, и вытер полотенцем, оставив на нем темные полосы грязи.
– Садись за стол, – сказала я, поставив свое орудие в угол.
Он уселся и уставился на холодильник.
– Шапку сними, воришка! – сказала я, накрывая на стол.
Колька стянул с головы шапку, скомкал ее и сунул в карман, дав свободу взлохмаченным, давно не стриженным светлым волосам.
– Ешь. – Я придвинула к нему тарелку с колбасой и сыром.
– Спасибо, – сказал он, запихивая в рот кусочек колбасы. – Я люблю такую колбасу. Она настоящая, не соевая. Дорогая?
– Ешь, раз дают. У тебя родители есть?
– Ага, есть. Мамка и папка. Они бухают.
– Врешь ведь.
– Вру. – Колька вздохнул и сунул в рот очередной кусочек колбасы. – Никого у меня нет. Отказной я.
– Это как?
– Не знаете? – Он растянул рот в улыбке и посмотрел на меня так, словно я свалилась с Луны. – Какая-то шлюха родила меня и сразу же, в роддоме, отказалась.
– И где ты слов таких нахватался? Нельзя так про свою мать говорить, она ведь дала тебе жизнь.
– Жизнь! – Он ухмыльнулся. – Ей бы дать такую жизнь! Я для своих детей буду хорошим отцом. Я их ни за что не брошу, в театр буду водить, в цирк, игрушки покупать и все такое.
– Ешь уже, папаша! – улыбнулась я.
– А компотика или киселя нет запить? Я люблю кисель. Нам в детдоме давали на полдник кисель. Несладкий, правда, но с ягодами, – сказал он, вытирая рот рукой.
