Хороший, плохой, пушистый - Кокс Том
Я выносил ежу блюдце молока, смутно вспоминая тот день, когда мать с отцом покормили молоком такого же зверька. Их подруга Джин случайно наступила на него позади дома. Но на сей раз молоко ежу не досталось: когда я вынес блюдце, он уже ушел. И как оказалось, к лучшему, потому что вскоре я узнал, что молочный сахар опасен для ежей. Запомнившаяся мне с восьмидесятых годов фраза «ежикам молоко полезно» такая же ложная «народная мудрость», как утверждение, будто на континенте кошки любят, чтобы их гладили от хвоста к голове. Молоко, как выяснилось, один из главных врагов ежей наряду с ядохимикатами, барсуками и автомобилями.
Поскольку я житель деревенский, мне легко принимать ежей. Но если человек никогда не слышал о них и вдруг увидит в саду, то, наверное, подскочит к первому попавшемуся человеческому существу, примется трясти его за лацканы и кричать: «Это же какой-то апокалипсис!» Но мы встречаемся с ними часто и, заметив, думаем: «Нормально быть с ног до головы в иголках и прятаться в траве». Ежи всегда казались мне добрыми душами, жертвами в мире животных. Для таких естественнее подружиться с котом вроде Медведя, а не с Ральфом — победителем жизни. Расстроившись, что спугнул одного из них, и помня, что за последние десять лет число ежей в Британии уменьшилось на двадцать пять процентов, я решил, что настало время узнать о них больше.
Удивительная деталь: существует мнение, что первое, что требуется сделать, встретив ежа, — взвесить его. Те ежи, которые весят менее шестисот граммов — родившиеся поздно, в июне или июле, — могут не пережить зиму и нуждаются в помощи людей. Позднее их выпустят на волю. К сожалению, я этого не знал, когда увидел приятеля Ральфа. Как и того, что появление ежа днем — плохой признак. Взвешивание — отнюдь не первое, что приходит мне в голову, если я наталкиваюсь на дикое животное. Встретив исхудавшего азиатского оленя, я не говорю себе: «Так, надо браться за весы!» Возникают другие мысли: «Он не как все. Хорошо бы остался жить у меня в саду, я бы назвал его Брюсом или Клайвом». Однако в двадцать первом веке появилось много бродящих по травяным просторам Британии недокормленных ежей, поскольку индустриальное сельское хозяйство уничтожает пригодных им в пищу беспозвоночных. Недостаток добычи ставит ежей в невыгодное положение в их вражде с барсуками. Ежи не ходят стаями, да и стаей не справились бы со взрослым барсуком. Следовательно, барсуки побеждают.
Вот еще информация о ежах. Запрещено перевозить их через штат Пенсильвания. Известный ведущий телепередач о природе восьмидесятых годов Дэвид Беллами иногда ел их с гарниром из трав. Я прочитал это в книге Хью Уорвика «Колючее чудо», где есть раздел о гибнущих под колесами машин зверьках. Еще я узнал, что ежи умеют перебираться через стены и заходить в спальни на первых этажах. Джули, знакомая моей знакомой из Норфолка, которая заботилась одновременно о дюжине ежей, сообщила, что они способны проходить по двенадцать миль за ночь. Уорвик ограничивает это расстояние четырьмя милями. Какой бы ни была эта цифра, надо отдать ежам должное: они двигаются гораздо быстрее многих из нас.
Примерно через месяц после прогулок Ральфа с колючим приятелем я оказался в парке дикой природы в Хартфордшире, славящемся самой большой в стране лечебницей ежей, и познакомился с ее куратором Ребеккой Уиллерс. Вместе со своей трудолюбивой командой она учится лучше понимать ежей, заботиться о них и даже планирует отслеживать их перемещение при помощи глобальной системы навигации. Сознательные жители постоянно несут в ее лечебницу анемичных и раненных газонокосилками зверьков. Ребекка рассказала, что один еж самостоятельно приехал на такси. Водитель сообщил, что плату за сорокамильный путь от Уотфорда он уже получил.
Ребекка и Джули утверждают, что люди не должны пытаться превращать ежей в домашних животных. Их истинный дом — дикая природа. Когда я приехал к Джули, которая живет милях в десяти от меня, она отвела меня в перестроенный амбар и показала ежа наполовину с белой, а не как обычно коричневато-бежевой спиной.
— Вероятно, продукт спаривания с одомашненным альбиносом, — объяснила Джули.
Заботиться о ежах придумала ее дочь Джессика после того, как услышала в местном зоомагазине разговор. Одна дама рассказывала, что у нее живут больные птицы и ежики. Девочке-подростку нравится лечить своих подопечных, но когда ежи поправляются и набирают нормальный вес, их выпускают на волю. Исключение составляет Джордж, живущий в их саду. Он волен уйти на все четыре стороны, если захочет, но, похоже, предпочитает держаться возле дома.
— Мы назвали его Джорджем в честь ветеринара, к которому возили, когда он плохо себя чувствовал, — сказала Джули.
— Он, случайно, не из Калифорнии?
— Кто, еж?
— Нет, ветеринар.
— Да, из Калифорнии. Любит ежей и много знает о них. Твой знакомый?
Я вспомнил доблестные усилия Джорджа поставить на ноги Шипли и как несколько месяцев назад мы примеряли его имя к Грэму, и подумал, скольких же тварей наградил своим именем наш суперветеринар?
С Джули и ее живущим по соседству деверем Филом я отправился в сад знакомиться с Джорджем — признанной колючей версией гения из мира зверей. Но сначала его нигде не нашли. В одном из маленьких деревянных ящиков без дверей обнаружилось существо, но оно было явно не ежом. Во-первых, значительно крупнее. Во-вторых, оно покрыто пыльным темно-серым мехом. В-третьих, практически не живое.
Реакция Фила удивила меня. Главным образом потому, что он не воскликнул: «Что за чертовщина? Откуда здесь этот плод содомии? Я немедленно зову главного зоологического эксперта!» Я решил, что это крыса, но полной уверенности не было: существо оказалось крупнее всех экземпляров, которых приносили Шипли и Ральф.
— Встречаются еще больше, — похвастался Фил и ткнул существо в бок палкой, чтобы убедиться в отсутствии признаков жизни.
Джордж, к счастью, обнаружился в другом ящике — уже свернувшимся в ожидании зимы.
Действительно, еж, и сколько бы я ни искал в нем отличий, в своем сонном состоянии он напоминал всех остальных ежей. Мы направились домой, оставив его в блаженной дреме вдали от всех опасностей: Пенсильвании, Дэвида Беллами, барсуков, автомагистралей и недоумков, которые пытаются напоить его молоком или уговорить вступить в романтические отношения с огромным, лохматым, полосатым котярой.
* * *Через неделю после поездки к Джули я получил от нее сообщение. Я доигрывал последние лунки партии в гольф в Бедфордшире, и пока мои партнеры Робин и Пэт пытались закатить туда мяч, отошел в соседнюю рощицу, чтобы прочитать текст.
«Одному ежу требуется помощь. Его надо отвезти к ветеринару, неподалеку от тебя. Сама я сейчас попасть туда не могу. Поможем? Еж носится по ванной и вытворяет бог знает что».
Я спросил Джули, когда мне нужно быть там. Ответ пришел быстро: ежа надо забрать в течение двух часов. Если пробок не будет, за два часа я попаду из Бедфордшира в Норфолк. Мне хотелось вернуться с клюшкой в руке к Пэт и Робину и объявить: «Я отчаливаю — еж в беде», но решил, что лучше этого не делать.
Понял, что так чудаковатость берет над человеком верх — нападает незаметно, распространяется медленно, пока не переполнит личность. В молодости люди бывают необычными, но не чудаковатыми. Требуется время, чтобы эксцентричные хобби или пристрастия, которые поначалу кажутся забавными — например, выходить на люди в смешной шляпе, приводить в паб овцу или даже развесить во всех комнатах в доме изображения зайцев, — превратили человека в нечто иное. Старение и осознание мимолетности существования также способствует тому, что люди перестают бояться показаться смешными и сами меньше видят смешное в других. Помню, в какое я пришел отчаяние, когда мой дед, решив отвезти меня на соревнования по гольфу, остановился на сельской дороге, по которой только что прошла лошадь, и лопатой стал кидать навоз прямо в багажник. Не представляю, чтобы я отчудил нечто подобное, но тот эпизод с годами мне кажется все менее нелепым. Не исключено, что в старости я буду воспринимать поведение деда как естественную составляющую езды по сельской местности.
