Юная Невеста - Барикко Алессандро
– Знаю, – кивнул Отец.
– Доверьтесь мне.
– Проблема не в этом.
– Тогда в чем?
– Я не привык верить в действенность иррационального.
– Простите, как?
– Вы хотите остаться здесь, поскольку чувствуете, что Сын приедет, так?
– Да.
– Я не привык принимать решения на основании того, что чувствуют.
– Может быть, я неправильно выбрала слово.
– Выберите получше.
– Я знаю. Знаю, что он вернется.
– На основании чего?
– Вы думаете, будто знаете Сына?
– Самую малость: насколько вообще допустимо знать сыновей. Они – затонувшие материки, и мы видим только то, что выступает над поверхностью воды.
– Но мне он не сын, а возлюбленный. Допускаете ли вы, что я могу знать о нем что-то еще, знать больше? Я говорю: знать, не чувствовать.
– Допускаю.
– Разве этого не достаточно?
Перед Отцом опять, словно молния, блеснуло сомнение: вдруг, если позволить девушке ждать по-настоящему, Сын вернется.
Он закрыл глаза, оперся локтями о письменный стол и поднес ладони к лицу. Кончиками пальцев провел по морщинам на лбу. Долго сидел так. Юная Невеста не проронила ни слова: ждала. Спрашивала себя, что еще можно добавить, чтобы склонить волю этого человека. Даже задумалась на мгновение, не заговорить ли о «Дон Кихоте», но сразу поняла, что это лишь усложнит дело. Больше сказать было нечего, оставалось только ждать.
Отец отнял руки от лица, уселся на стуле поудобнее, оперся о спинку.
– Как вам, несомненно, сообщили в тот день в городе, – проговорил он, – уже много лет я нахожу в себе силы посвящать себя задаче, которую для себя избрал и которую со временем научился любить. Я прилагаю усилия к тому, чтобы поддерживать мир в порядке, если можно так выразиться. Я не говорю, разумеется, о целом мире, но только о той маленькой части мира, которая назначена мне.
Отец говорил очень спокойно, с великим тщанием подбирая слова.
– Это непростая задача, – заключил он.
Взял со стола нож для разрезания бумаги и стал вертеть его в пальцах.
– В последнее время я убедился, что завершу ее, лишь осуществив жест, который смогу контролировать только частично; подробностями, к сожалению, придется пренебречь.
Он поднял взгляд на Юную Невесту.
– Этот жест имеет отношение к смерти, – произнес он.
Юная Невеста не шелохнулась.
– И я часто спрашиваю себя, окажусь ли я на высоте положения, – продолжал Отец. – Я также должен учитывать то, что по причинам, которым не могу дать убедительных объяснений, я встречаю и все прочие, и это испытание в совершенном одиночестве или по меньшей мере не полагаясь на присутствие подходящего человека рядом. Такое ведь может случиться.
Юная Невеста кивнула.
– Поэтому я спрашиваю себя, не слишком ли смело будет с моей стороны решиться попросить вас об одолжении.
Юная Невеста, не отводя взгляда, чуть-чуть приподняла подбородок.
– В тот день, когда я окажусь перед лицом настоятельной необходимости осуществить этот жест, не окажете ли вы любезность побыть со мной рядом?
Он это проговорил холодно, как мог бы объявить цену какой-нибудь ткани.
– Возможно даже, – добавил он, – что, когда придет названный день, вас уже не будет в этом доме; разумно также предполагать, что я к тому времени свыкнусь с отсутствием каких-либо вестей о вас. Тем не менее я сумею вас найти и велю позвать. Я не потребую ничего особенного, достаточно, чтобы вы были рядом, чтобы я мог беседовать с вами, слушать вас. Знаю: либо придется поспешить, либо впереди будет слишком много времени: обещаете ли вы помочь мне правильно провести те часы или минуты?
Юная Невеста расхохоталась:
– Вы предлагаете мне сделку.
– Да.
– Вы меня оставите одну в этом доме, если я пообещаю прийти к вам в тот день.
– Именно так.
Юная Невеста рассмеялась снова, но внезапно мелькнувшая мысль настроила ее на серьезный лад.
– Почему я? – спросила девушка.
– Не знаю. Но чувствую, что так будет правильно.
Юная Невеста с улыбкой покачала головой, вспомнив, что никто не тасует карты лучше шулера.
– Договорились, – сказала она.
Отец слегка поклонился.
– Договорились, – повторила Юная Невеста.
– Да, – сказал Отец.
Потом встал, выбрался из-за стола, подошел к двери и, прежде чем открыть ее, обернулся:
– Модесто этого не оценит, – сказал он.
– Он тоже может остаться, уверена, он будет счастлив.
– Нет, это не обсуждается. Хотите остаться – оставайтесь одна.
– Договорились.
– Имеете вы хоть малейшее понятие, чем будете заниматься все это время?
– Конечно. Ждать Сына.
– Разумеется, простите меня.
Он застыл на месте, сам не зная почему. Держался за ручку двери, но не двигался с места.
– Не бойтесь, он вернется, – сказала Юная Невеста.
Традиция требовала отправляться на двух квохчущих автомобилях. Ничего особенно элегантного, но торжественность момента обязывала к некоторым поползновениям на grandeur[5]. Модесто наблюдал за отъездом с порога, да и сам уже был готов отбыть восвояси, с чемоданом, который стоял рядом: но, как всякий капитан, он полагал, что должен покинуть корабль последним. В этом году на крыльце стояла и Юная Невеста: о таком изменении протокола Отец кратко поведал во время одного из последних завтраков, а Модесто принял данный факт без особого энтузиазма. То, что это, по всей видимости, служит прелюдией к возвращению Сына, помогло примириться с досадным новшеством.
Так они и стояли на пороге, чинно-благородно, он и Юная Невеста, когда оба автомобиля пустились в путь: моторы затарахтели, руки взметнулись в воздух, раздались разнообразные вскрики. Машины были красивые, кремового цвета. Проехав с десяток метров, они остановились. Дали задний ход и несколько неуклюже вернулись вспять. Мать выскочила с удивительной ловкостью и побежала к дому. Пробегая мимо Модесто и Юной Невесты, пробормотала три слова:
– Забыла одну вещь.
И скрылась в доме. Через несколько минут вышла и, даже не попрощавшись со стоявшими, бросилась к машине и скрылась внутри. Женщина явно испытывала облегчение.
Так автомобили снова тронулись, моторы затарахтели, как в первый раз, руки замахали энергичнее, прощаясь окончательно, и голоса зазвучали веселей. Проехав с десяток метров, остановились. Снова пришлось дать задний ход. На этот раз Мать вылезла, явно нервничая. Решительным шагом преодолела расстояние до входа и исчезла в доме, пробормотав четыре слова:
– Забыла еще одну вещь.
Юная Невеста повернулась к Модесто, вперив в него вопросительный взгляд.
Модесто прочистил горло, дважды кашлянув в досконально выверенных пропорциях: один раз коротко, другой – длинно. Юная Невеста не настолько продвинулась в изучении этой клинописи, но смутно ощутила, что все под контролем, и успокоилась.
Мать снова села в машину, моторы завелись, и во взрыве шумного веселья отъезжающие распрощались, окончательно и без сожалений. На этот раз машины проехали несколько лишних метров перед тем, как остановиться. Задний ход дали сноровисто, с приобретенным-то опытом.
Мать вернулась в дом, напевая, полностью владея собой. Казалось, она точно знала, чего хотела. Но, вступив на порог, туда, где стояли Модесто и Юная Невеста, она вдруг передумала. Остановилась. Казалось, ей пришла на ум какая-то запоздалая мысль. Пожав плечами, она произнесла три слова:
– Да нет, ладно.
Потом развернулась и, по-прежнему напевая, направилась к автомобилям.
– Сколько раз она это делает? – спросила Юная Невеста серьезным тоном.
– Обычно четыре, – невозмутимо ответил Модесто.
Поэтому ее не удивило, когда машины тронулись, остановились, проехав сколько-то метров, вернулись назад и извергли Мать, которая на этот раз шла по тропинке к дому, явно взбешенная, чеканя шаг и беспрерывно ругаясь вполголоса; из длинной литании проклятий Юная Невеста на ходу уловила неясный фрагмент:
