Хороший, плохой, пушистый - Кокс Том

Следующие пару дней мы наблюдали, как Флойд уминает дорогого тунца, которого мама с отцом специально купили для него, гоняет шарик для пинг-понга и забирается по нашим ногам. Отец не отходил от него ни на шаг и смотрел с гордостью агента профессиональных боксеров, словно его карьера снова пошла в гору благодаря новому протеже. Флойд еще недостаточно подрос, чтобы выбегать в сад, но несколько дней назад мать застала отца с котенком в кармане: он устраивал малышу экскурсию по участку.

— Там в сарае огромное осиное гнездо, — сообщил отец. — Держитесь от него подальше. И угла с компостом. Я иногда там дремлю.

Я не знал, что значит иметь брата. Нечто вроде братского чувства испытывал к отцовскому «Фольксвагену-Гольф» — машине, которая была у отца несколько лет назад. Но теперь получил полное представление. Отец не ограничивался смешными аспектами воспитания Флойда.

— Я стал оклеивать его лоток фотографиями Джереми Кларксона, — рассказывал он. — Доставляет истинное удовольствие. Плохо, что кошки не вегетарианцы, а то можно было бы утилизировать их отходы в компост. Ты заметил, что всех, кто собирается на олимпиаду в этом году, зовут либо Бет, либо Паппа?

Во время первых встреч с моим отцом Джемма реагировала на него невозмутимее других моих подружек. И за это в полной мере поплатилась, как, например, во время нашей прогулки вчетвером, когда мы, оставив дома Флойда, отправились на границу Ноттингемшира и Дербишира, где в известковом ущелье обнаружили пещеры эпохи палеолита.

— В прошлом году мать Тома сфотографировала меня здесь. Я изображал, будто сражаюсь с этой зверюгой. — Отец показал Джемме на чучело гиены в центре посетителей.

Я так и представлял свои отношения с очередной партнершей. Несколько месяцев все идет нормально, а затем она понимает, во что вляпалась с точки зрения генетики, и дает деру. Я не роптал и не стал бы жаловаться, если бы Джемма порвала со мной. Но она на удивление стойко держалась. И даже проявила интерес, когда отец прочертил подобранной палкой позади себя на песчаной дорожке линию, чтобы проиллюстрировать, сколь коротка история человечества в жизни планеты. Разглагольствуя на эту тему, он нацепил на себя шутовские усы Сальвадора Дали, купленные в сувенирной лавке Уэлбекского аббатства, и это стало очередным испытанием терпению Джеммы и ее умению слушать собеседника.

На обратном пути к машине я наклонился и, сорвав в траве листок крапивы, съел. Поступил так, потому что научился есть крапиву совсем недавно — во время нашего с Джеммой воскресного фуражного набега к Бреконским сигнальным огням. Чтобы не обжечься, нужно свернуть лист жгучей стороной внутрь и зажать между коренных зубов. Но еще я хотел продемонстрировать отцу, что свобода воли по-прежнему существует.

Начертанная на песке временная линия подвела отца к его излюбленной теме — предопределенности. Рассуждениям с точки зрения атеиста, что все выборы иллюзорны.

— Глазам своим не верю! — воскликнул он. — Твой рот распухнет, и ты больше ничего не сможешь съесть. К тому же я видел, как тут поднимала лапу собака.

— Это к делу не относится, — возразил я. — Секунду назад я не помышлял о том, чтобы съесть крапиву, затем решил и сделал. В одно мгновение изменил историю — не только личную, но всего, что соприкасается со мной. Ничто не может стать прежним. И ты к тому же неправ — крапива на вкус очень приятна. — Я чувствовал, что, если бы сложил лист неправильно и сейчас ощущал бы за щекой легкое жжение, это только подкрепило бы мои философские выкладки.

— Ничего это не доказывает! — заявил отец, и его фальшивые усы чуть не сорвались у него из-под носа. — Ты вообразил, будто принял решение и съел крапиву. Но откуда тебе известно, что это не было заранее предопределено?

Я покосился на Джемму, по-прежнему спокойную.

— Знаю, и все.

— Ничего ты не знаешь! Все так и должно было случиться: я начертил на песке линию, ты съел крапиву, которую до этого описала собака. Все предопределено.

Воспользовавшись свободой воли, я прекратил спор. Трудно серьезно дискутировать с человеком, у которого под носом пластиковые усы Сальвадора Дали. К тому же я знал: стоит отцу сесть на своего конька — предопределение, — его уже не призвать к здравому смыслу. В 1984 году во Франции он до того довел подобными рассуждениями своего приятеля Малкольма, что тот столкнул его с невысокой скалы. Разговоры о предопределении и быках — верный признак, что отцу нравится прогулка на воздухе. И еще — воспоминания о семействе О’Догерти, соседях по муниципальному району, где ему довелось вырасти. Но сегодня, сколько бы он ни рассуждал, ему очень хотелось повернуть назад — проверить, как там Флойд.

— Не упадите, — предупредил он маму, Джемму и меня, когда мы возвращались по травянистому склону к машине. — Хорошо бы махнуть в Заир. Смотрите, какие большие конюшни. Давайте поторопимся. О’Догерти всегда держали в доме животных. Как-то раз я приподнял их диван, так под ним оказалось около двух десятков розовых мышей.

Когда мы вернулись в родительский дом, Флойд сразу же подскочил к отцу, и тот взял его на руки.

— Как ты тут, приятель? Скучал без меня?

Котенок, соглашаясь, отозвался таким могучим мурлыканьем, что мог бы озвучить целый музыкальный фестиваль. Ситуация была обратной той, что мы наблюдали с Брюером: тот до конца жизни мяукал смешно, по-детски. Это же миниатюрное тельце, наоборот, порождало мощнейший звук. Через несколько минут мать заметила, что Флойд написал в ее азиатский ландыш. Она разозлилась, а отец отнесся к этому совершенно спокойно.

— Все в порядке. В качестве наказания я заставлю его посмотреть «Белый клык», кино про храбрую Лесси и репортаж с собачьей выставки.

Последние дни отец при каждом удобном случае декларировал, что Флойд — лучший на свете кот. Как человек, живущий с Медведем, я усомнился в этом, но решил, что на вкус и цвет товарищей нет. Если дело касается кошек, одним важнее их физическая самореклама, другие предпочитают проявление ума. Должен признать, я здорово запал на Флойда. Неутомимый зверек, он казался существом без нервов. Вечно настороже, но это была боевая готовность исследователя, а не страхи труса, воображающего со всех сторон опасности. В тот вечер кот по очереди пересидел на коленях у всех, но окончательно устроился на отцовских, а тот рассуждал о своей вернувшейся любви к виски: «В девяносто пять лет буду вводить „Гленфиддих“ внутривенно и пересматривать серии „Папашиной армии“». О земноводных в садовом пруду: «Следующей весной пущу туда игрушечную лягушку, чтобы спаривалась с теми одинокими, страшными, которые там живут. А то прошлым летом им приходилось обходиться яблоком». О том, как доводил дядю Пола, проигрывая ему пластинки экспериментального джаза в исполнении Сан Ра и Орнетта Коулманна: «Думаю, он был больше человеком Рода Стюарта, но оказался слишком воспитанным, чтобы об этом заявить». О своей новой оценке кошачьей породы: «В кошках в отличие от собак хорошо то, что они не подбегают к вам на улице и не пытаются заняться сексом с вашей ногой». Через полчаса болтовни хозяин и кот уснули, причем Флойд — в необычной позе, вытянув лапу, отчего вспоминалось название альбома: «Смерть от диско».

Я задавал себе вопрос: что такого во Флойде, что он проник в сердце отца, где не находилось места другим многочисленным кошкам и котятам? Была ли причиной его манера по-собачьи хватать игрушечную мышь? Или эти кляксы Роршаха на носу, от которых его мордочка иногда казалась еще мужественнее? Мурлыканье баритоном?

— Я тоже не могла понять, — призналась мать. — А потом до меня дошло. Ты ничего не заметил? Флойд либо полностью «включен», либо полностью «выключен».

Люди иногда берут себе в товарищи животных, потому что те чем-то напоминают их самих.

Я и раньше представлял, что, если бы в царстве зверей нашлось отражение отца, это было бы существо неукротимое, упрямое, возбудимое, например черный носорог или обожающий внимание лось. Но только не котенок едва ли больше отцовской ступни. Но вот передо мной неопровержимое доказательство: парочка спит на диване и они даже внешне слегка похожи друг на друга. Родственные души: у обоих одновременно сели батарейки и они вырубились после целого дня безграничной энергии, кипучего энтузиазма и громогласного балагурства.