День независимости - Форд Ричард
Впрочем, если я не ошибаюсь, Филлис этот дом уже ослепил и очаровал. Задний двор – маленькое муравчатое полотно Ватто с круглыми ковриками темно-зеленой пахизандры вокруг больших деревьев. Глаз повсюду натыкается на рододендроны, глицинии, пионы. Порядочных размеров японский сад камней с карликовым кленом посередке искусно разбит и уравновешен большим раскидистым дубом, который выглядит более чем крепким и ни в коем случае не грозящим обвалиться на дом. Плюс к этому вдоль гаража тянется самая настоящая пергола, вся обвитая виноградной лозой и жимолостью, а в середине ее стоит деревенская, английского стиля чугунная скамеечка – ни дать ни взять брачный будуар, место, где можно обновить ясным летним вечером священные клятвы, чтобы предаться затем пылкой любви на лоне природы.
– Я только что сказала мистеру Хаулайхену, как мне нравится его дворик, – говорит Филлис, немного придя в себя, хоть и улыбается она отчасти ошеломленно, думая о том, что мужчине, который стоит рядом с ней, отчикает яйца его собственный сын. Джо перестал колотить внизу – не знаю уж по чему, – и теперь из-под половиц доносится скрежет металла по металлу.
– В пятьдесят пятом, когда мы купили этот дом, я сделал кучу фотографий – его и двора. Жена говорила тогда, что это самое красивое место, какое она видела, – к тому времени. За домом тянулось фермерское поле с большой, сложенной из камня силосной башней, коровами и доильней. – Морщинистый палец Теда указывает в сторону тыльной границы участка, на ограду из толстых тропических бамбучин, за которой возвышается дощатый забор, выкрашенный в неброский темно-зеленый цвет. Забор уходит в обе стороны за соседние дома и скрывается из виду.
– А теперь там что? – спрашивает Филлис. На ее раскрасневшемся полном лице написано: это он, это наш дом.
Завершивший свои раскопки и исследования Джо уже топает по ступенькам подвальной лестницы вверх. Моему воображению он рисуется как шахтер в подъемнике из металлической сетки, возносящийся на мили и мили из глубин Пенсильвании, – корка угольной пыли на лице, белые глазницы, похожая на свиную голяшку рука прижимает к ребрам обшарпанный судок для завтрака, на каске тускло светится фонарик. Готов поспорить, то, что скажет сейчас Тед Хаулайхен, ни на йоту не встревожит Филлис Маркэм.
– Да так, небольшое государственное учреждение, – добродушно отвечает Тед. – Довольно приятное соседство.
– Что за учреждение? – спрашивает, улыбаясь, Филлис.
– Ммм. Заведение с минимальной охраной, – говорит Тед. – Что-то вроде сельского клуба. Ничего серьезного.
– Но для чего оно? – все еще радостно настаивает Филлис. – И кому нужна эта охрана?
– Нам с вами, я полагаю, – отвечает Тед и обращается ко мне: – Не так ли, мистер Баскомб?
– Это колония общего режима штата Нью-Джерси, – благодушно сообщаю я. – В такие помещают какого-нибудь мэра Берлингтона, банкиров, ну и обычных людей вроде меня и Теда. Или Джо.
И я улыбаюсь легкой заговорщицкой улыбкой.
– Прямо там? – Взгляд Филлис утыкается в только что вышедшего из подвала Джо. Ни угольной пыли, ни налобного фонарика, ни судка, одни лишь «вьетнамки», майка и шорты с торчащим из-за пояса бумажником – и явно приподнятое настроение. Что-то ему понравилось там, внизу, и теперь он размышляет о возможностях, которые открывает перед ним этот дом. – Ты слышал, что сказал Фрэнк?
Полные, изогнутые губы Филлис застывают – знак легкой озабоченности. По неведомой мне причине она кладет раскрытую ладонь на пучок своих рыжих волос и часто мигает, словно стараясь удержать что-то, норовящее выскочить из ее головы.
– Нет, прослушал, – отвечает, потирая ладони, Джо. Все же мазок черной пыли на его голом плече имеется – что-то он зацепил, ковыряясь в подвале. Он обводит нас троих радостным взглядом – первое выражение открытого удовольствия, какое я увидел на его лице за последние несколько недель. Представлением Теду он себя так и не утрудил.
– Там, за забором, тюрьма. – Филлис указывает пальцем в венецианское окно, поверх нарядной лужайки.
– Правда? – продолжает улыбаться Джо. И слегка пригибается, чтобы получше вглядеться в окно. Протечку он все еще не заметил.
– Прямо за задним двором находятся камеры с преступниками, – говорит Филлис. Она бросает взгляд на Теда Хаулайхена и старается придать своему лицу покладистое выражение, как если б тюрьма была досадной мелкой помехой, непредвиденным обстоятельством, которое можно будет обговорить в контракте. («Владелец соглашается устранить тюрьму штата ко времени или до вступления договора в силу».) – Ведь так? – спрашивает она, голубые глаза ее округляются, взгляд становится напряженным.
– Ну, не то чтобы камеры, – с совершенной невозмутимостью отвечает Тед. – Это скорее на кампус похоже – теннисные корты, плавательные бассейны, занятия по курсу колледжа. Вы можете и сами там поучиться. А по выходным многих заключенных отпускают домой. Я бы это тюрьмой не назвал.
– Интересно, – произносит Джо Маркэм, кивая бамбуковой оградке и зеленому дощатому забору за ней. – Но из дома ничего не видно, так?
– Вы знали об этом? – спрашивает у меня все еще остающаяся уравновешенной Филлис.
– Разумеется, – отвечаю я, жалея, что ввязался в эту историю. – Все есть в спецификации. – Я пробегаю по моему листку взглядом. – «С севера граничит с землей штата».
– Я думала, это означает что-то другое, – говорит Филлис.
– Сам я никогда там не был, – сообщает Тед Хаулайхен, наш мистер Оптимист. – За этим забором еще один стоит, его просто не видно. И никаких звуков оттуда не доносится. Звонков, сирен. Только на Рождество колокола звонят, красиво. Я знаю девочку, она через улицу живет, которая там работает. Это заведение – самый крупный работодатель Пеннс-Нека.
– По-моему, это может осложнить жизнь Сони, – негромко произносит, обращаясь ко всем сразу, Филлис.
– Не думаю, что тут есть угроза для чего-то или кого-то, – говорю я, представляя себе, как живущая через улицу Мэрилин Монро нацепляет каждое утро кобуру со здоровенным пистолетом и отправляется на работу. Интересно, как к ней относятся заключенные? – Я хочу сказать, там же не Келли «Пулемет»[23] сидит. Скорее всего, просто люди, за которых все мы голосовали и проголосуем еще раз.
Я улыбаюсь им, думая, однако, что Теду самое время подробно познакомить нас с его охранной системой.
– С тех пор как это построили, – говорит Тед, – цены на дома в наших местах подросли. А в окрестностях – и в Хаддаме, кстати, – слегка упали. Возможно, я покидаю эти места не в самое лучшее время.
И он одаряет нас троих печальной-но-хитрой улыбкой Фреда Уоринга.
– Я вам одно могу сказать, – с важным видом заявляет Джо, – вы покидаете чертовски хороший дом. Я осмотрел балки пола, опорные брусья. Теперь таких широких не делают, разве что в Вермонте.
Он прищуривается и хмуро, но одобрительно кивает Филлис, давая понять, что нашел дом, который ему по сердцу, – пусть рядом хоть Алькатрас раскинулся. Джо, что называется, повернул за угол – в нем произошла загадочная перемена, предсказать которую заранее невозможно.
– И трубы, и проводка – все медное. Розетки тройные. В домах постарше такого не встретишь.
Он бросает на Теда Хаулайхена взгляд едва ли не рассерженный. Уверен, ему хотелось бы изучить подробный план дома.
– Жене тут тоже все нравилось, – немного сконфуженно сообщает Тед.
– А где она сейчас? – Джо уже развернул лист со спецификациями, собираясь внимательно их прочитать.
– Умерла, – отвечает Тед и позволяет своему взгляду скользнуть по тенистой лужайке, по белым пионам и тисовым зарослям, по перголе и глициниям. Мерцающий, не нанесенный ни на какие планы проход открывается перед ним, и Тед вступает в него и видит золотистое поле, а на нем себя и жену в чудесном расцвете лет. (Он не чужой и мне, этот проход, хотя передо мной – при моих строгих правилах бытования – открывается редко.)
