Найти Элизабет - Хили Эмма
– Так да или нет?
– Да.
– То есть Дуг – это тоже прозвище?
Дуг прекратил вытаскивать бутылки и посмотрел на меня.
– Все, сдаюсь, – буркнул он, покраснев, и вновь посмотрел на Сьюки. Видя, что я поставила его в неловкое положение, мне стало стыдно.
– А что? Дуг очень даже хорошее имя, – сказала я, стараясь загладить свою оплошность. – Мне оно нравится.
Он улыбнулся моим словам, и от этого мне стало даже еще больше стыдно. Он был такой симпатичный, этот Дуглас. Овальное лицо, мягкие черты лица, каштановые волосы и очень прямые брови. Он был высок, однако сутулился, а когда говорил, то слегка втягивал голову в плечи, к тому же еще и смотрел на собеседника как-то искоса, поэтому окружающие не сразу замечали его рост.
– Надеюсь, ты не нагрубила Дугу, – сказала Сьюки, подходя к нам, и поставила на стол пустые бутылки.
Я кивнула, пытаясь придумать, что на это ответить.
– Эй, мы видели снаружи ту сумасшедшую, – сказала я, потому что я только что заметила ее, хотя и только краем глаза.
– Тсс, Мод, – перебила меня Сьюки. – Ты меня не слушала. Дуг будет нашим новым постояльцем.
С этими словами она взъерошила ему волосы, как она обычно ерошила их мне, и он снова покраснел.
– Не хочешь чего-нибудь перекусить? – спросила она у него.
– Нет, я на работе, – с этими словами Дуг быстро начал ставить пустые молочные бутылки в ящик и, когда тот был полон, понес его к выходу.
– Пока! – крикнула Сьюки ему вслед, и он неуклюже помахал ей рукой.
– А ты спросила у мамы? – поинтересовалась я у нее, когда Дуг вышел за дверь.
– Конечно! А ты как думала? – ответила она, собирая молочные бутылки. – И я тебе серьезно сказала. Разговаривай с ним вежливо. У него недавно умерла мать. На их дом упала бомба.
После этих ее слов мне сделалось еще хуже, и я пообещала быть с ним доброй и внимательной. И не просто для красного словца. С другой стороны, мне вспомнилось, как Сьюки взъерошила ему волосы, как предложила накормить, как заботилась о нем, словно он был ей брат, и у меня возник вопрос, смотрела ли я когда-нибудь на нее так, как смотрел на нее Дуглас.
Откуда-то доносится странный запах. Я обвожу взглядом гостиную, беру подушку и сажусь на скамью рядом с окном. Я ничего не вижу. Я не могу понять причину этого запаха. Я вытащила из мусорной корзины все мои записки и теперь не могу взять в толк, как они туда попали. Я также выудила из корзины треснувшую пластмассовую крышку, причем уже во второй раз. Я как раз собираюсь с силами, чтобы пойти посмотреть, откуда это так ужасно пахнет, когда в комнату входит Хелен.
– Мама! Ты оставила включенным газ! – кричит она. – Сколько раз я говорила тебе не подходить к плите! Ты могла бы разнести к чертовой матери весь этот дом! Брр, здесь тоже им воняет.
Она стоит передо мной и наклоняется, чтобы открыть окно. Затем разгоняет шторой воздух. Я смотрю на кожу у нее под подбородком. Какая она у нее там мягкая. Какая нежная.
– Извини меня из-за прозвищ, – говорю я.
Она опускает подбородок и смотрит на меня сверху вниз.
– Что?
– Не знаю, – отвечаю я. Интересно, она сделает мне чай или нет? Но, возможно, у нас нет молока, потому что я только что обидела молочника… Как все перепуталось! Из окна тянет свежим воздухом. Сквозняк холодит мне поясницу, и я поеживаюсь.
– Разве ты его не почувствовала? – спрашивает Хелен.
– Да, мне показалось, что чем-то пахнет, – говорю я, натягивая кусок ткани себе на колени, чтобы немного согреться. – Что это было? Сосиска с бобами?
– Газ.
– Что, произошла утечка? – ткань у меня на коленях упорно не желает разглаживаться. Я пытаюсь ее разгладить, обернуть вокруг себя, но она все время движется. Я поднимаю глаза на Хелен. Она все еще машет шторой. Глядя на это, я начинаю моргать.
– Нет, мам, – чуть не кричит она, – ты оставила открытой горелку. Именно поэтому тебе нельзя подходить к плите.
– Я обычно к ней и не подхожу, – говорю я. – Там, в кухне, есть записка…
– Я знаю. Можешь мне не рассказывать. Я сама ее написала, – она отпускает штору и запускает руки себе в волосы.
– Но ведь я могу сварить себе яйцо, – говорю я.
– Нет, нет и нет! Мама, именно это я и пытаюсь тебе втолковать! – Хелен дергает себя за волосы. Непонятно, чем она так расстроена. – Ну как ты не понимаешь! Тебе нельзя ничего готовить на плите! Слышишь? Ничего!
– Ну, хорошо, не буду, – соглашаюсь я, наблюдая, как она шагает по комнате. – Вместо яйца я могу съесть сыру.
– Ты обещаешь? – спрашивает Хелен. – Ты можешь это записать?
Я киваю и достаю из сумки ручку. Рядом со мной на столе ворох цветных листков, и я делаю запись под списком, который начинается словом «кабачки».
– И в кухне тоже напиши, – говорит Хелен. – Я пойду с тобой и помогу тебе это сделать.
Она протягивает руку, и я берусь за нее, чтобы встать. Каким-то образом штора зацепилась за мои брюки, и Хелен помогает мне освободиться от нее. Она идет вслед за мной по ступенькам в кухню, и как только я берусь за поручень, ее пальцы ложатся на мою руку. Наконец мы с ней в кухне, и я вспоминаю, что забыла ручку в гостиной. Хелен бежит, чтобы ее принести.
– Даже яйца, – говорит она, когда возвращается ко мне. – Напиши, «даже яйца».
Я делаю так, как она мне велит, затем кладу ручку.
– Что это значит? – спрашиваю я. – «Даже яйца»? Что это значит?
Глава 7
В моей голове звучит старая мелодия Эрика Коутса, «Музыка за работой». Она повторяется вновь и вновь, с каждой секундой все больше действуя мне на нервы. Резче, громче, все больше по-военному. Я представляю безумную улыбку на своем лице, чувствую, как двигаются мои руки, как будто их кто-то дергает за ниточки. В детстве со мной такое часто бывало. Меня вечно куда-то подгоняли – работать, помогать, вносить свой вклад в дело победы, но при этом не давали мне никаких конкретных поручений. Я включаю телевизор, но не могу сосредоточиться на передаче. Поэтому я брожу по дому, убираю, вытираю пыль, ставлю вещи на свои места. Взбиваю подушки на диване и аккуратно расставляю книги. Брызгаю полиролью на кофейный столик и приношу лоскуток, чтобы протереть поверхность. Карла появляется как раз в тот момент, когда я растираю до блеска последние капли аэрозоля.
– Смотрю, мы трудимся как пчелка, – говорит она, снимая пальто. – Решили заняться уборкой? Надо будет написать это в вашей папке. – Карла кивает мне и, взяв ручку, перелистывает страницы. Затем она оборачивается и издает странный звук. – Эй, что тут происходит? – говорит она. – В чем дело? Вы решили их сжечь? Зачем вы сложили книги в камин?
– О чем вы? – спрашиваю я, роняя из рук лоскут. Книги стоят аккуратно. Они прекрасно вписываются в небольшую нишу рядом с телевизором. Это смотрится так красиво.
– И вообще, – продолжает она непреклонно, – чем это вы протираете стол?
– Тряпкой, – говорю я и хмурю брови. Сколько можно мучить меня глупыми вопросами.
– Нет, это не тряпка.
Она берет скомканную ткань в руки и уже готова ее расправить. Когда же поднимает ее вверх, я вижу, что это юбка. Юбка Сьюки. Темно-коричневая трикотажная юбка; правда, теперь она в полироли и крошках. Наверное, я вытащила ее из гардероба в моей старой комнате. Там много вещей моей старшей сестры. Часть из них я перекраивала, подгоняла по фигуре и носила, а другие просто хранила, потому что у меня не поднималась рука их выбросить. И вот теперь я испортила одну из этих вещей.
– Новый способ использования юбки, – усмехается Карла. Затем она перехватывает мой взгляд и кивком показывает на дверь. – Я положу ее в стиральную машину. Не переживайте, будет как новенькая.
Карла уходит. Я же ловлю себя на том, что мне не сидится на месте. Меня не отпускает чувство, что сейчас я должна быть где-то еще. Я надеваю пальто и выхожу. Я не знаю, куда направляюсь, но это не главное. Я уверена, что сейчас должна быть в каком-то другом месте. И в конце концов ноги приведут меня туда.
