Найти Элизабет - Хили Эмма
– Что? – сказала мама. – Мне казалось, что это должно было быть смешно. Или ты не слушал?
Тем временем отец благодарил сержанта Нидхэма за то, что тот пришел к нам. Они оба остановились у двери и обернулись назад, на коридор. Сержант воспользовался этим моментом, чтобы стряхнуть с брюк крошки пирога.
– Этот парень мне кого-то напоминает, – сказал он, прежде чем выйти за дверь. – Вот только не припомню кого.
Все записки, связанные с Элизабет, я выкинула в мусорную корзину. Теперь она напоминает мне коробку с конфетти. Я чувствую себя ужасно, ведь я бросила ее. Но что я могу сделать? Нет ничего, от чего можно было бы оттолкнуться, никто не хочет мне помочь. Я была в полицейском участке четыре раза. Я это точно знаю, потому что я это записала. Четыре раза, и они до сих пор так ничего и не сделали. Для них я выжившая из ума старуха. Полицейские считают, что они правы. Я беру лист бумаги и красную ручку и пишу записку, которую повешу на стене в гостиной. Элизабет не пропала. Даже если я сама в это не верю, возможно, через несколько часов все будет иначе. Может, даже раньше. Я больше не хочу заниматься ее поисками. Мне никто не поверит. Если же я буду продолжать, то доведу себя до сумасшествия. Кроме того, я так многого не помню, что могу ошибаться. Возможно, Элизабет дома, а я суетилась совершенно напрасно.
Приходит Карла. Увидев записку, она одобрительно кивает.
– Верно, – говорит она. – Лучше сосредоточиться на собственной безопасности. Береженого бог бережет, ведь так?
С этими словами она энергично берется за дела и начинает рассказывать об уличных грабежах и разбойных нападениях. Я пытаюсь ее слушать, но, как мне кажется, ее слова не имеют ко мне никакого отношения.
– Старики не заботятся о своей безопасности, – продолжает Карла. – Они не замечают, что забыли повернуть за собой ключ замка от входной двери или неплотно закрыли окна.
Карла идет вверх в мою спальню, я же отправляюсь на кухню. Она пока еще не сделала мне сэндвич, и я сама кладу ломтик хлеба в тостер и вынимаю масло.
– Сколько же вы за день съедаете тостов? – спрашивает Карла, неожиданно входя в кухню. – Не иначе как целый батон.
– После сержанта не осталось ни куска пирога, – говорю я.
– Пирога нет потому, что вы весь его съели, – отвечает она, открывая кран и взбивая в пену моющее средство.
Мне не нравится ее тон. Я выхожу из кухни и, прежде чем присесть, проверяю входную дверь. Карла входит ко мне в гостиную, чтобы дать мне выпить таблетки. Я не знаю, от чего они.
– А еще эти маленькие сейфы для хранения ключей, – продолжает Карла свой бесконечный монолог, останавливаясь рядом с кофейным столиком и что-то записывая. – Вы должны их иметь, чтобы мы, социальные работники, могли спокойно входить и выходить. Но ведь всегда найдется какой-нибудь проходимец, разве не так? Кто-то скажет кому-то код. И тогда преступнику даже не нужно взламывать замок.
Карла прижимает руки к голове, затем поднимает их в воздух.
– Вряд ли они такие опасные, – возражаю я. – Иначе почему всех заставляют ими обзаводиться? Такой сейф есть даже у моей подруги.
Мой мозг тотчас торопится мне что-то сказать. У Элизабет есть сейф для ключей. Сейфы для ключей облегчают проникновение в дом. Я записываю эту мысль и добавляю рядом с ней имя Элизабет.
– У моей подруги есть сейф для ключей, – повторяю я. – И если кто-то проник в дом…
– Только не это, – говорит Карла. – Мне казалось, с этим делом покончено.
И она указывает на записку на стене.
– Ах да, – соглашаюсь я и кладу ручку. Я расстроена, как будто потеряла что-то ценное.
– Ну ладно, до свидания, – говорит Карла и направляется к двери. Мне слышно, как она пытается ее открыть. Дверь гремит, как будто застряла в проеме и не хочет открываться.
– Эй, вы ее закрыли, – кричит Карла. – Где ключ?
Я встаю и показываю ей небольшой цветочный горшок на радиаторе, где я храню ключ.
– Вы сами сказали проверять замки, – говорю я и показываю ей записку, которую написала себе по этому поводу.
Карла смотрит на меня.
– Но зачем их проверять, пока я здесь?
Когда она закрыла дверь с той стороны, я иду за сэндвичем. На серванте лежит кусок тоста. Я кладу записки на стол, чтобы взять масло, но не могу найти его в холодильнике. Над плитой висит лист бумаги, который говорит мне, что я не должна ничего готовить, но я бы хотела положить на тост яйцо. Уж что-что, а сварить себе яйцо я наверняка могу. Разве это можно назвать готовкой?
Я включаю газ, наливаю кастрюльку воды и, пока жду, когда она закипит, вновь перебираю мои записки. «Сейф для ключей – облегчает проникновение в дом?» Рядом с этой фразой стоит имя Элизабет. Я перечитываю записку несколько раз. Что-то в ней кажется мне крайне важным. Вот только что? Я также написала «всегда найдется проходимец». Но это верно практически для всего. И вообще, как можно ходить по улицам, если всех бояться? Иногда приходится пускать в дом посторонних людей.
Именно Сьюки предложила взять на постой Дугласа. Сама она тогда работала в армейской столовой, которую устроили в гостинице на вершине утеса, и, пока ему не исполнилось восемнадцать и его не призвали в армию, Дуглас привозил туда молоко. Эта столовая была в его маршруте, и Сьюки он понравился. По ее словам, обычно они болтали до открытия столовой, главным образом о фильмах.
Я познакомилась с ним в тот день, когда моя сестра взяла меня с собой на работу. Это было неделю спустя после того, как в нашу школу во время ночной бомбежки попал снаряд. Для нас еще не успели выделить места в школе для мальчиков, а мама не хотела, чтобы я весь день слонялась без дела дома. Нам пришлось встать очень рано, и когда мы приехали в столовую, я еще толком не проснулась. Сьюки усадила меня на кухне, а сама принялась развешивать в белые матерчатые мешочки чай и кофе и затем бегала туда-сюда, проверяя титан с горячей водой. В синем комбинезоне и шапочке она казалась мне жутко смешной, но ей самой, похоже, было все равно. В кухне пахло готовящейся едой. Сьюки пододвинула мне тарелку с тостом и сосиской с бобами.
– Вообще-то это запрещено, – сообщила она, подперев рукой щеку. – Все это только для американцев.
В столовую приходили в основном американские солдаты, и я, пока жевала бобы, вслушивалась, чтобы уловить акцент. Я уже почти доела свою порцию, когда мои уши уловили то, что я все это время ждала.
– Конечно, – произнес мужской голос. – Какие могут быть вопросы.
Я огляделась по сторонам и увидела Сьюки, а рядом с ней – какого-то парня. Он тащил ящик с молочными бутылками, после чего поставил его на стол прямо передо мной. Я удивилась, увидев молочника-американца, и уставилась на него во все глаза.
– Это Дуг, Мопс, – сказала Сьюки и положила ему на плечо руку. – Скажи ему «привет».
– Привет, Дуг, – наконец промямлила я, старательно глядя куда-то мимо него. Сьюки тем временем вынула из ящика две бутылки и вернулась на кухню.
– Привет, Мопс, – сказал Дуг, слегка нахмурившись, как будто ему не понравилось имя, проводил глазами сестру, скрывшуюся за дверью.
– Это не настоящее имя, – рассмеялась я.
Он повернулся ко мне. Было видно, что я его не убедила.
– Тогда почему она тебя так называет? – спросил он.
Теперь в его голосе я не уловила никакого американского акцента. Интересно, Сьюки в курсе, что он всего лишь притворялся?
Я положила в рот последний кусочек сосиски.
– Это прозвище, – сказала я, жуя.
– Согласись, довольно дурацкое, – сказал он, по-прежнему хмурясь.
Я пожала плечами и опустила вилку на край тарелки.
– Но ведь и Дуг не твое настоящее имя.
– Это почему же? Настоящее, – возразил он и покосился в сторону кухонной двери. Оттуда как раз вышла Сьюки и бросила на весы очередной мешочек с чаем.
– Это сокращение от «Дуглас»?
Он поджал губы, посмотрел на молочные бутылки и принялся вынимать их из ящика.
