Одинокий волк - Пиколт Джоди Линн

Он прыгнул на металлическую тумбу и рассек хвостом воздух. Потом по команде встал на задние лапы. Повернулся вокруг.

Я мало что знал о тиграх. Например, знал, что если побрить тигра, его кожа все равно будет полосатой. Знал, что у каждого тигра на тыльной стороне уха есть белая отметина, поэтому кажется, что он постоянно наблюдает за тобой, даже если уходит прочь.

И я знал, что их место – среди дикой природы. А не здесь в Бересфорде, где улюлюкает и аплодирует толпа.

И в это мгновение произошли две вещи. Во-первых, я понял, что цирк мне нравиться перестал. Во-вторых, тигр посмотрел прямо на меня, как будто заранее знал номер моего места.

И я понял, чего он от меня ждет.

После вечернего представления циркачи отправились на озеро, находящееся за младшей школой. Искупаться, выпить, поиграть в покер. Это означало, что большинство вагончиков, припаркованных за большим шатром, будет пустовать. Оставался, конечно, сторож, настоящий бритоголовый громила с пирсингом в носу, но он храпел без задних ног, а рядом валялась пустая бутылка из-под водки. Я перелез через забор.

Даже спустя много лет я не могу вам сказать, зачем это сделал. Между мной и тигром что-то возникло; осознание того, что я свободен, а он – нет; понимание того, что его дикая, полная неожиданностей жизнь сузилась до цирковых номеров в три и семь часов.

Самый крепкий запор был на клетке с обезьяной. Многие клетки мне удалось открыть ледорубом, который я украл из бара своего деда. Я быстро и молча выпускал животных, наблюдая, как они исчезают под покровом ночи. Казалось, они понимали, что главное – осторожность. Даже попугаи не издали ни звука.

Последним я освободил тигра – решил, что остальным животным нужно дать минут пятнадцать форы, чтобы убраться подальше, пока я не выпустил по их следу хищника. Поэтому я присел перед клеткой и стал рисовать камешком на рыхлой земле, отслеживая время на своих наручных часах. Так я сидел и ждал, когда мимо прошла Бородатая женщина.

И тут же меня заметила.

– Так, так, – протянула она, хотя я не мог разглядеть ее рот под спутанными усами. Но она не стала спрашивать, что я здесь делаю, и не велела мне проваливать. – Осторожно, – предупредила она, – он метит территорию.

Скорее всего, она заметила, что остальных животных нет, – я не позаботился о том, чтобы замаскировать открытые пустые клетки и загоны, – но лишь смерила меня долгим взглядом и стала подниматься по ступенькам в свой вагончик. Я затаил дыхание, ожидая, что сейчас она вызовет полицию, но вместо этого услышал радио. Скрипки. Она подпевала низким баритоном.

Могу признаться, что даже теперь, спустя столько лет, я помню скрежет металла, когда я открывал клетку с тигром. Как он потерся об меня, словно домашний кот, а потом одним прыжком перемахнул через забор. Как я ощутил вкус страха, похожий на миндальный бисквит, когда понял, что меня обязательно поймают.

Только… не поймали. Бородатая женщина никому ничего обо мне не сказала – во всем обвинили рабочих, которые убирали у слона. Кроме того, городок на следующий день был слишком занят восстановлением порядка и поиском сбежавших животных. Слона обнаружили плещущимся в городском фонтане – он успел сбить мраморную статую президента Франклина. Обезьяна пробралась в витрину с пирожными в местной закусочной – ее поймали, когда она пожирала шоколадный торт суфле. Собаки рылись в мусоре за кинотеатром, а лошади разбежались кто куда. Одна мчалась галопом по Мейн-стрит. Вторая прибилась к стаду местного фермера и паслась с остальной скотиной. Третья ускакала на целых двадцать километров к горнолыжному спуску, где ее заметил вертолет спасателей. Двое из трех попугаев так и не нашлись, а одного обнаружили на колокольне конгрегационалистской церкви Шантака.

Тигр, конечно же, давно убежал. И это представляло настоящую проблему, потому что сбежавший попугай – это одно, а разгуливающий по городу хищник – совершенно другое. По Национальному лесу Белой горы рассеялась национальная гвардия, и три дня были закрыты все школы Нью-Гэмпшира. Луис приехал ко мне на велосипеде и поделился последними слухами: тигр задрал племенную телку мистера Уолцмана, какого-то ребенка и директора нашей школы.

Мне совершенно не хотелось думать о том, что тигр мог кого-нибудь сожрать. Я представлял, как он днем спит на дереве, а ночью проводниками ему служат звезды.

Через шесть дней после того, как я отпустил цирковых животных, один солдат из национальной гвардии, некто Хоппер Макфи, который только неделю назад вступил в ряды гвардии, обнаружил тигра. Большая кошка купалась в реке Аммонусук, его морда и лапы были в крови задранного оленя. По словам Хоппера Макфи, тигр набросился на него, намереваясь загрызть, – поэтому ему пришлось выстрелить.

Сильно в этом сомневаюсь. Тигр, вероятнее всего, дремал после такого обеда и явно был не голоден. Однако я все-таки верю, что тигр набросился на Хоппера Макфи. Потому что, как я уже говорил, все недооценивают животных: как только тигр увидел нацеленное на него ружье – сразу все понял.

Что придется проститься с ночным небом.

Что его опять посадят в клетку.

И что оставалось тигру? Он сделал свой выбор.

Часть первая

С волками жить – по-волчьи выть.

За секунду до того, как наш грузовик врезался в дерево, я вспомнила, когда впервые попыталась спасти чью-то жизнь.

Мне было тринадцать лет, я только что переехала назад к отцу. Или если уж быть точной, мои вещи опять заняли свое место в шкафу в моей бывшей спальне, а я сама жила с рюкзаком в трейлере на северной границе парка аттракционов Редмонда. Именно здесь находилось логово волков, которых разводил в неволе мой отец, рядом с гиббонами, соколами, растолстевшим львом и механическим динозавром, который ревом возвещал начало следующего часа. Поскольку именно здесь мой отец проводил девяносто девять процентов времени, предполагалось, что я буду рядом с ним.

Я думала, что жить с отцом намного лучше, чем с мамой, Джо и чудо-близнецами, но этот переезд оказался не таким гладким, как я надеялась. Видимо, я представляла, как мы с папой по утрам в воскресенье будем печь вместе блины, или играть в карты, или гулять по лесу. Что ж, отец на самом деле гулял в лесу, но все прогулки он совершал в загоне, который построил для своих волчьих стай, и был слишком увлечен попытками вести себя как волк. Он валялся в грязи с Сибо и Собагв – волками-переярками[2]; он избегал Пекеду – бета-самца стаи. Он отгрызал сырое мясо прямо с туши теленка в окружении волков, при этом его руки и рот были в крови. Мой отец верил, что стать своим в стае намного важнее с точки зрения науки, чем наблюдать издали, как поступают все биологи. Когда я к нему переехала, уже пять волчьих стай считали его своим истинным членом – достойным того, чтобы жить с ними рядом, питаться вместе, охотиться, несмотря на то что он являлся человеком. Именно поэтому некоторые считали его гением. Остальные – безумцем.

В тот день, когда я уехала от мамы и ее новой образцовой семьи, отец не ждал меня с распростертыми объятиями. Он лежал в одном из загороженных мест с Меставе – первородящей волчицей – и пытался сделать так, чтобы она приняла его в качестве няньки для своих волчат. Он даже спал там, с волками, пока я не спала по ночам и переключала каналы телевизора. В трейлере было одиноко, но еще больше это одиночество ощущалось бы в пустом доме.

Летом в заповеднике Белая гора много туристов, которые приезжают из Санта-Виллидж в Стори-Ленд, в парк аттракционов Редмонда. Однако в марте этот глупый тираннозавр рычал в пустом парке с аттракционами. Единственные, кто не в сезон остался в этом парке, – мой отец, присматривающий за своими волками, и Уолтер, сторож, который замещает отца, когда его нет на месте. Место казалось вымершим, поэтому я стала после школы околачиваться вокруг огороженных участков – достаточно близко, чтобы Бедаги, волк-сторож, бродил по ту сторону забора, привыкая к моему запаху. Я смотрела, как отец роет яму для Меставе в ее логове, и рассказывала ему, как капитана футбольной команды поймали на нечестной игре, или что девочка из школьного оркестра, которая играла на гобое, стала носить какие-то хламиды, и поползли слухи, что она беременна.