Арабская принцесса - Валько Таня
– Но, несмотря на все это, тебе еще удалось там забеременеть! От какого-то солдата? – весело смеется Исра.
В замешательстве Марыся не соображает, что ответить, а в дверях, как звезда семи сезонов, появляется принцесса Ламия.
– Извините, я ее привезла, – оправдывается кузина шепотом, хозяйке на ухо. – Когда я собиралась к тебе, она ко мне пришла и уже не захотела уйти. Мне кажется, она знала об этом приеме. Знаешь, Эр-Рияд – это большая деревня, а в женском кругу шумят о таких вечеринках задолго перед и еще дольше после.
– Очень хорошо сделала. – Марыся довольна. – Сто лет ее не видела. Наше последнее свидание так и не осуществилось. Она на самом деле не такая злая, какой хочет казаться.
– Смотри, чтобы ты не ошиблась, – бормочет родственница, выразительно глядя подруге в глаза.
– Привет, Мириам.
Принцесса подходит к девушкам.
– Пришла без приглашения, но в Бахрейне ты поставила меня у столба и не появилась на условленном ланче, поэтому я решила, что, может, сейчас узнаю: это Хамид запретил тебе встречаться со мной или ты сама передумала?
Она присаживается на край большого стилизованного кресла.
– Ламия! Ведь тогда произошла арабская весна, шли бои, на наших глазах в Манаме взорвали памятник – Жемчужину – символ этой страны!
Марыся удивляется подозрениям принцессы.
– Мы с Хамидом просто бежали, как можно быстрее.
– А я весь этот их бунт провела в «Аль-Дана» и прекрасно там развлеклась. Это была буря в стакане воды.
Ламия презрительно кривится.
– Тут же наши земляки, прекрасные воины-саудовцы въехали на танках и навели порядок с этими глупыми шиитами.
Присутствующие в спальне женщины не комментируют ее слова, потому что не интересуются политикой или не хотят выражать своего мнения перед – как бы там ни было – особой из правящего рода. Часть ранее прибывших поднимается и начинает собираться к выходу, следом выходят остальные.
Ламия смеется, ни о чем не беспокоясь.
– Вспугнула ваших гостей. Но взамен у меня для тебя что-то есть, – обращается она к Марысе. – Сегодня наверняка одаривали только твою дочь, а тебе грустно. В утешение возьми этот маленький подарок.
Она вручает внушительных размеров красный футляр в виде сердца.
– Что ты, не нужно было, – ломается хозяйка. – Зря…
– Так что я должна забрать презент назад? – спрашивает принцесса обиженно.
– Нет, зачем же, госпожа Ламия!
Мама Марыси, которая знает арабскую натуру слишком хорошо, забирает сверток из рук дарительницы.
– О, так вы говорите по-арабски? Бледнолицая блондинка ломает себе язык нашим противным хрипящим языком? – удивляется она. – И совсем неплохо у вас получается. А какой это диалект?
– Ливийский. В конце концов, отец Ма… Мириам, – исправляет она себя, – ливиец, и я прожила в его стране пару хороших лет.
– А я-то думаю, что европейка делает на арабской встрече. Думала, что вы подруга нашей Мириам.
– Нет, я мама. Дорота, очень приятно.
Женщины обмениваются рукопожатием.
– Сейчас мне ясно, почему у этого ребенка рыжие волосы и голубые глаза. А я уже хотела подговорить Хамида сделать тест на ДНК, – принцесса давится от смеха, развеселенная собственной шуткой, а остальные женщины лишь слегка улыбаются в замешательстве.
– Ну да, очень забавно.
Исра, кривит рот, встает и приближается к Наде.
– Она красивая, правда, верьте мне, я не просто говорю комплимент, это обоснованно.
На лице Исры написано искреннее обожание.
– Я тоже хочу такую лялечку! – выкрикивает она и протягивает руки к маленькой девочке. – Я должна попросить об этом своего мужа…
Вдруг кузина умолкает, прикусывая себе язык.
– Mabruk![17] Почему же ты не рассказывала, что вышла замуж?! – удивляется Марыся. – Ведь ты есть в «Фейсбуке» и даже ни слова не сказала?! Ни одного снимка! У меня сотни знакомых и никто не знает?
Дорота осторожно пинает дочь в щиколотку и смотрит выразительно в глаза, но до женщины, когда она вошла в раж, ничего не доходит.
– Может, она не хочет этого разглашать, – наконец вмешивается мать по-польски. – Перестань на нее давить. Ведь знаешь, в какой стране живем! А если ее муж – христианин?
– Wallahi! – Марыся прикрывает рот, желая скрыть свою бесцеремонность и глупость, и неуверенно смотрит на Ламию.
– Что ж, каждый сам строит свою судьбу, – произносит та загадочно, поглядывая из-под длинных черных ресниц на испуганную Исру.
– Так я полетела.
Молодая кузина хватает абаю и бегом бросается к двери.
– Sorry! Я договорилась!
– Не глупи!
Принцесса хватает ее за рукав.
– Я никому не расскажу, я не такая, – убеждает она ее, но Исра смотрит на женщину исподлобья. – С одним условием.
Услышав о такой бескорыстности, три женщины опускают плечи и громко вздыхают.
– Ты должна нам рассказать, кто он. Американец?
– Да, американец, – подтверждает загнанная в угол молодая женщина.
– Ну, все пролетела! – выкрикивает Ламия, а Дорота с Марысей столбенеют от удивления.
– Зачем ты сюда приехала? – удивляются они. – Ведь тебя забросают камнями! А что на это скажет твой отец? Наверняка он должен произнести фатву.[18]
– О чем вы говорите?! Мой муж – мусульманин!
Исра нервничает не на шутку и решительно направляется к выходу.
– Ты же знаешь, что саудовка, желая выйти замуж даже за мусульманина, но не саудовца, должна вначале попросить на это разрешение? Прежде, а не после, – говорит Ламия предостерегающе, сильно акцентируя каждое слово. Видно, что она прекрасно знает как местные законы, так и законы шариата.
– Оставь меня в покое! Если об этом кто-нибудь узнает, я буду знать, откуда ноги растут, потому что никто другой не в курсе.
Исра быстро поворачивается и выбегает, громко стуча каблуками по мраморным ступеням.
– С ума сошла, что ли? – Принцесса измученно падает на софу. – Мы должны чувствовать себя оскорбленными. Она нас считает доносчицами!
– Девушка боится, вот что, – объясняет Дорота. – Она все же попала в переплет.
– Ее отец это уладит, у него спина крепче, чем у любого князишки, – назидательно сообщает Ламия. – И много денег! О-о-о-очень много! К тому же он любит свою единственную доченьку до смерти.
– Это же хорошо, правда?
– Ну конечно! Не каждому так повезло, – вздыхает женщина голубых кровей. – Мои родители погибли, когда мне было шестнадцать лет. С того времени обо мне заботится, а скорее, старается это делать, сын моей тети, который, кстати говоря, является шефом всех мутавв[19] в городе.
Она заразительно смеется, а женщины подхватывают.
– Можно ли больше вляпаться? – задает она риторический вопрос.
– Может, зайдешь когда-нибудь ко мне на кофе? – предлагает Марыся, которой становится жаль гостью.
– Прекрасно! С большим удовольствием, – Ламия неожиданно срывается с места, подскакивает к хозяйке, стискивает ее и сердечно целует.
– Спасибо тебе, – шепчет она ей в ухо.
– Не за что.
* * *В семнадцать, после короткого сна и душа, Марыся с Доротой, очень измученные сегодняшним днем, спускаются по винтовой мраморной лестнице в салон, куда вот-вот начнут сходиться новые, немусульманские, гости. На этот раз женщины и мужчины будут вместе, что в традиционных саудовских домах происходит очень редко. Хозяйки сегодняшнего вечера бросают последний, контрольный взгляд на большую комнату и не могут ни к чему придраться. Прислуга все выполнила прекрасно: все на своем месте и просто сияет. Гостиная в шикарном доме Марыси, пожалуй, самое красивое место в резиденции. В центре салона успокаивающе плещет фонтан в виде небольшого водопада. В прозрачной воде плавают золотые и разноцветные рыбки, а вокруг него растут зеленые папирусы. Канапе и кресла расставлены по почти восьмидесятиметровой площади. Они из самой лучшей, мягенькой кожи в авангардном, модернистском стиле. Очень низкая скамейка в центре и подставки под лампы – это изделия саудовских художников. На резных солидных ножках деревянная рама, в которой традиционные резные наличники, окованные медью. Это все прикрыто закаленным стеклом. В углу высокая, в полтора метра, медная лампа в виде кальяна. Из маленьких щелочек в корпусе распространяется нежный золотистый свет, придающий загадочность всей комнате. У стен буфеты, книжные полки и шкафы с резными дверцами – все, конечно, из дерева и ручной работы. В них драгоценные мелочи: китайский, почти прозрачный фарфор, серебряные подсвечники, сахарницы и кинжалы, фотографии в рамках из перламутра или серебряный кофейный сервиз, инкрустированный блестящими драгоценными камнями. На книжных полках тома в кожаных переплетах с золотыми арабскими письменами. Некоторые вероятно очень старые. В центре закреплена хрустальная каскадная люстра, дающая свет, имитирующий дневной. Он отражается от тюлевых гардин, расшитых растительными узорами, и тяжелых шифоновых, как в замке, штор с оборками.
