Евгений Скребцов - Последний паладин. Рождение (СИ)
— Золотой теленок, отведи меня туда. Срочно!
— Что? Зачем?
— ВЕДИ! — прорычал я, схватив юнца за грудки.
— Хорошо, хорошо, как скажешь.
Хоть заведение и оказалось буквально в двух шагах, мне показалось, что мы шли до него вечно. Внутри все кипело от злобы. Не знаю, кто там внутри, но я его убью, разорву, загрызу, если он вздумал навредить моим детям или жене!
Наконец мы стояли возле двери, над которой весел кованый золотой теленок. Изнутри доносилась музыка и веселые крики.
— Дальше я сам.
— Но... — попытался возразить Блуд, однако увидев мой взгляд, решил не продолжать.
Быстро зайдя внутрь, я оглянулся и, увидев стойку бармена, направился к ней.
— Чем могу Вам помочь? — поинтересовался коренастый мужичок, продолжая протирать стакан до блеска.
— Где комната пятьдесят четыре?
— Второй этаж, после лестницы налево, восьмая дверь.
Перепрыгивая по несколько ступеней за раз, я быстро поднялся наверх и, пройдя несколько шагов, уже стоял напротив двери с табличкой "Комната 54".
Не церемонясь, резко распахнул дверь и залетел в комнату. У окна стоял человек в длинной накидке, спиной ко мне. Он медленно повернулся и молча снял капюшон.
— Ты? — я растерялся, увидев перед собой Мэда. Того самого верзилу, чьих прихвостней я тогда отметелил в подворотне.
Тот стоял молча, и лишь внимательно смотрел на меня, будто пытаясь что-то разглядеть.
— Где они? ГДЕ МОЯ СЕМЬЯ! — направился я в сторону негодяя, сжимая от ярости кулаки, намереваясь выбить из него весь дух, — Если ты что-то сделал с ними, я убью тебя! КЛЯНУСЬ, Я ТЕБЯ УБЬЮ! Из-под земли достану, но тебе конец, слышишь!?
Я подошел уже в упор, но Мэд даже не пошевелился. Он все так же стоял как истукан и смотрел на меня.
— Какого черта ты молчишь? Где мои дети? Где жена? ЧТО ТЫ С НИМИ СДЕЛАЛ, ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ?!
Я брызгал слюной в бессильной ярости, не понимая, что происходит. А верзила вместо драки, угроз, ультиматумов, просто стоял и молчал, а на его глазах стали проступать слезы.
СЛЕЗЫ?! Серьезно? Что за хрень?
— Это...все-таки это ты, — наконец выдавил из себя Мэд.
Я полностью растерявшись от происходящего уставился на верзилу.
— Эти глаза, я...я узнаю эти глаза... — сердце в груди сжалось от осенившей мысли.
— Крупные слезы побежали по грубым щекам Мэда, а он дрожащим губами, сделав шаг мне навстречу, произнес:
— П-папа...
Что?! Не может быть! Этого не может быть!
Сердце в груди бешено заколотилось, а руки затряслись.
— Максим?
Амбал ничего не сказал, лишь кивнул головой, его тело обмякло, будто в раз кто-то вытащил поддерживающий стержень из его спины.
— Отец, ты вернулся, я знал! Я знал, что ты вернешься! — Мэд кинулся ко мне, и, схватив обеими руками, обнял так крепко, что даже дыхание перехватило, а потом разрыдался как мальчишка.
— Сынок! Мой мальчик!
Из моих глаз тоже предательски хлынули слезы. Так мы и стояли около минуты, рыдая как девчонки. Я взял себя в руки и попытался успокоить Максима.
— Тише, тише...
Тот тоже вскоре пришел в себя, и, отпустив меня, устало присел на стул, не отводя взгляда.
Я попытался мыслить трезво и найти объяснение происходящему, но как не крути...ЭТО НЕВОЗМОЖНО! Этот детина не может быть моим сыном! Да, те же мамины глаза, ее нос, но Максимке сейчас всего пять лет! А этому двадцать с лихвой.
— Докажи что это ты?
Мэд промедлил несколько секунд, а потом начал говорить:
— Эти фигурки, ты подарил их нам, когда вернулся после очередного рабочего дня. Ты всегда нам дарил что-нибудь, после того, как мы выполним определенный "квест". В тот день, заданием для меня было узнать, что мама приготовила на ужин. Спагетти и курица в сливках. Это блюдо у нее получалось лучше всего, хотя мама всегда вкусно готовила. Но это, это было мое любимое. Когда ты рассказывал нам историю, Сашка постоянно тебя перебивал, за что я был на него зол, ууххх, чертовски зол! После ужина, ты рассказал перед сном нам с братом историю про Благодара — война света — что спас королевство и основал орден паладинов. А на следующий день мы должны были идти в кино, но...
— Достаточно, — перебил я Максима. Конечно, такую информацию можно было выпытать, но то, как он ее произносил, нет, это действительно был мой сын. — Но как? Как такое возможно?
— Двадцать лет, отец! Двадцать лет тебя не было...
Меня как будто обухом ударили по голове. НЕТ-НЕТ-НЕТ! Не может быть, этого просто не может быть!
— А где Санька?
— С ним все хорошо, он жив здоров, растит трех сыновей, — поспешил успокоить меня Максимка и, улыбнувшись, добавил, — так что ты уже дедушка.
— А мама? Что с мамой?
Мэд тут же стал мрачнее течи и опустил глаза, впервые за все время.
Дыхание перехватило, а внутри невидимая пружина сжалась до предела.
— Не молчи, сынок! Что с мамой?
— Её... её больше нет...она умерла...
Эти слова прозвучали как приговор. Внутренняя пружина оборвалась, а вместе с ней и еще что-то, глубоко внутри. Опустошающее чувство потери, мучавшее меня с самого пробуждения, снова вернулось и принялось кромсать душу на части. Только теперь я явственно представлял, что потерял, не успев обрести вновь.
— Когда? — только и смог я выдавить из себя, после того, как ощущение реальности немного вернулось, а гул в голове спал.
— Десять лет назад...
— Где? Я...я... — вопрос так и не удалось закончить из-за вставшего поперек горла горючего комка тупой боли.
— Там, где она и завещала, на кладбище, рядом с... — Максим запнулся, а потом глядя прямо мне в глаза, едва слышно, добавил, — рядом с тобой...
АХРИНЕТЬ! — раздался где-то на периферии сознания возглас Блуда.
Ноги предательски подкосились, и я тяжелым кулем рухнул на пол.
Максим подскочил ко мне, испуганно что-то крича, но я его не слышал. В ушах стоял звон, а вокруг все стало каким-то отрешенным, будто происходило не со мной.
Последнее, что удалось увидеть, это проявившегося из воздуха Блуда и его неудачную попытку сбежать, а затем мир померк и провалился во тьму.
Глава 11.
Сколько я пробыл в отключке? Без понятия. Сознание не до конца оправилось от шока, поэтому окружающий мир, чьи очертания снова начали проявляться пред глазами, воспринимался будто с задержкой. Как игра с высоким пингом. Голова была тяжелая, мысли и воспоминания перемешались в одну бурлящую кучу, отчего соображалка напрочь отказывалась работать.
Наведя, наконец, резкость зрения, я понял, что лежу на кровати. Предо мной, посреди комнаты стоял стул, на котором сидел привязанный Блуд, вжав голову в плечи, и испуганно смотрел на Максима. Тот нависал над бедолагой грозной молчаливой фигурой. Эта немая сценка всеми внешними признаками указывала на то, что сейчас мой сын будет делать моему новоиспеченному товарищу бо-бо, очень бо-бо. Интересно бы еще узнать за что?
— Он очнулся! Очнулся! Ха, ха-ха! — радостно закричал Блуд, кивая в мою сторону, и облегченно выдохнул, когда Максим поспешил ко мне.
— Отец, как ты?
— Нормально, — прохрипел я в ответ, присаживаясь на кровать. — Что тут происходит?
— Да вот, объясняю одному не особо одаренному молодому человеку, что подглядывать или подслушивать, а тем более делать это одновременно — нехорошо и временами даже опасно для здоровья.
— Все хорошо, сын, он друг и никому ничего не скажет из услышанного, так ведь?
Блуд в ответ закивал головой как китайский болванчик.
— Конечно не расскажет, — усмехнулся Максим и направился в сторону своего пленника, — мы этот вопрос уже обсудили.
Мой горе товарищ еще сильнее вжал голову и с опаской смотрел на приближающегося собеседника.
— Да, Артем? — массивная ладонь тяжело хлопнула по дрогнувшему плечу. — Мы ведь договорились? Или, в противном случае твоя "маленькая" тайна тоже станет достоянием общественности, и тогда мы уже будем разговаривать по-другому и в реале.
Тут я понял, что до этих пор Блуд лишь играл испуг, а сейчас на его лице был реальный страх. И почему Максим к нему обратился по имени, они что знакомы?
— От-ткуда ты знаешь? — заикаясь спросил бедолага.
— Я все знаю, и не только про тебя. Так мы договорились?
Блуд лишь молча кивнул, не отводя испуганного взгляда от собеседника.
— Тогда больше не задерживаю.
Ловким движением руки Максим развязал своего пленника, и того тут же как ветром сдуло. В воздухе повисло гнетущая тишина.
— Как это произошло? — наконец нарушил я молчание.
— Что?
— Как я... — вопрос оборвался, уткнувшись в преграду, выстроенную мозгом, не желающим принимать реальность. — Как я умер?
Сын тяжело вздохнул и, присев на стул, начал свой рассказ, явно с силой заставляя себя произносить каждое слово.
Двадцать лет назад в тот самый день:
