Агнес Раватн - Птичий суд

Он помолчал.

– И все кончилось.

– Я пробуду здесь столько, сколько ты захочешь, – сказала я, закрыв глаза.

Солнце ярко светило в лицо. Я села в постели. В теле была легкая дрожь, спина затекла. Я повела плечами – суставы уже не болели. Последний приступ жара кончился. Я встала и подошла к окну. Солнце освещало вишневые деревья, усыпанные белоснежными цветами. Я подняла окно, и на меня подул свежий ветер. Утро было сверкающим и в то же время спокойным. Я вдохнула воздух. Услышала звук трещащих в лесу деревьев и птиц, бьющих крыльями между веток.

Новый мир.

Я увидела, как он поднимается по лестнице с пристани, с удочкой в руках. Он посмотрел на меня. Остановился и поднял руку, пересек сад и подошел к дому.

– Как ты?

– Я здорова.

Он облегченно улыбнулся.

– Что-нибудь поймал?

– Ничего.

Он продолжал стоять и смотреть на меня, одетую в тоненькую ночную рубашку его жены. Я посмотрела вниз на него. Он задержал было дыхание, чтобы что-то сказать, но вместо этого только улыбнулся. Казался чем-то смущенным. Так и стоял со своей удочкой. Я не знала, как сообщить ему, что я помню все, что он рассказал, и приняла все это в свое сердце. Просто стояла и смотрела на него, немного подавшись вперед. Вдруг я высунула руку в окно и неуверенно показала знак виктории. Наблюдала его реакцию со страхом, чуть не вывалилась из окна.

Он удивленно посмотрел на меня. И сделал тот же знак. Я кивнула со всей серьезностью и отошла от окна.

Всего несколько дней назад мы собирали последние яблоки, стоя на лестнице. А теперь в воздухе витали мелкие, сухие хлопья снега. Я собрала грязное белье и пошла в подвал. Боковым зрением я заметила что-то, когда ставила таз на каменный пол. Я застыла, вся внимание. Послышался какой-то треск. Прислонилась к стене и прислушалась. В углу над полом они умудрились прогрызть маленькую, неровную щель. Я взбежала вверх на кухню и открыла шкаф, где лежала стальная стружка. Сколько их тут могло быть? Они могли быть во всем доме. Я засыпала щель стружкой и внимательно осмотрела всю стену, нет ли еще дырок. Это могло быть мышиное гнездо. От этой мысли мурашки побежали по коже. За стиральной машиной я обнаружила мышиный помет. Вдоль стены под вешалкой, на которой висел дождевик и рабочая одежда Багге, было еще. Когда я сняла все с вешалки, чтобы посмотреть, если ли еще дыры, вдруг показалась дверная ручка. Я не предполагала, что здесь может быть дверь, но, конечно же, это вполне нормально, ведь я всего лишь в маленькой части подвала. Было ощущение, что мыши бегают по ногам, я вздрогнула, повернула ручку и всем телом навалилась на дверь – давно ее не открывали. Там оказалась всего лишь пустая, сырая комната. Было темно, и я почувствовала себя взломщиком, но свет не включался. Мне казалось, что мыши царапают стены и пол вокруг моих ступней, я перевела дыхание.

Напротив наружной стены я увидела слабый проблеск лестницы и двери, двери в подвал, конечно же, рядом с верандой. Я и раньше видела ее, но никогда не задумывалась, что там. Я не должна была здесь оказаться. Лампочка в потолке выкручена. Я еще раз тронула выключатель, вкрутила лампочку, свет включился, замигал и снова погас. В подвале было пусто, влажно, на другом конце комнаты была лестница, которая вела наверх. Я сделала несколько неуверенных шагов, все время боясь наступить на что-нибудь мягкое, думая о том, как мой вес давит тонкие мышиные тельца. Лестница вела к люку на первый этаж, я нащупала ее руками. Я остановилась в попытке сориентироваться. Куда ведет этот люк, в его спальню или кабинет? Я осторожно постучала по люку. Потом чуть настойчивее. Ничего. Он ушел к себе после завтрака, но ведь он может спать. Нет, вряд ли после завтрака. Я надавила руками, и люк открылся. Есть кто-нибудь? Я сняла его и оказалась головой посреди пола. Пустая комната, в ней ничего, кроме окна, двери, стула, картонной коробки и футляра от музыкального инструмента, стоявшего в углу. На стене множество прямоугольных картин или фотографий. Я забралась в комнату. Осмотрелась и оценила взглядом чехол. Скрипка. Его жены. Сложенный пюпитр лежал на полу за коробкой. В коробке – ноты. В животе у меня что-то сжалось, я покачнулась и едва сдержала рыдание. В глазах защипало, и я прыгнула обратно в подвал, неслышно и моментально, но пульс отдавался в ушах. Ни письменного стола, ни инструментов, ничего, только скрипка. Он играл на ней? Нет, это невозможно, я бы услышала. Он прятался в этой темной комнате, проводил там день за днем. Я села на корточки. Зажмурила глаза: лучше бы я этого не видела. Больше всего подавляло то, что комната настолько пуста. Все что угодно, только не это. Я представила, как он сидит на полу, прислонившись к стене около футляра со скрипкой, уставившись перед собой, перемалывая мысли как мельница. Сидел и думал о жене. Я почувствовала пустоту в животе. А где он сейчас? В спальне? Там он сидит? Каждый божий день, за исключением тех дней, когда он уезжал, и того времени, когда он ест, он говорил, что уходит в спальню или кабинет, что работает там над чем-то, что вот почему ему нужна помощь по дому и саду. А теперь – я ни за что не смогу рассказать, что я увидела. Я вернулась в прачечную комнату и загрузила машинку.

Мне приходилось снова и снова дышать глубже, приближался час ужина. Я пыталась успокоить руки, в трясущихся пальцах звенела посуда, звякали ножи о стаканы, когда я накрывала на стол. Беспорядочными движениями выставила начинки для бутербродов. Ровно в восемь дверь открылась, и он вошел, я стояла между столом и кухней, выпрямившись, как лань, быстро повернулась и схватила чайник.

– Еда готова.

– Хорошо.

Он сел. Я налила чай. Солнечный луч проник в кухню и попал на блюдце, когда я протянула руку, чтобы наполнить его кружку.

Мы ели молча. Я в основном сидела, потупившись, стараясь дышать ровно, что было невозможно. Дыхание учащалось, хотелось прокричать о том, что я знаю. Он тоже ничего не говорил, вел себя как обычно, но я заметила, что он на меня смотрит. Наконец он отложил нож и кашлянул:

– Что-то случилось?

– Нет.

– Ты такая тихая.

– В подвале мыши, – наконец сказала я.

– О, черт побери, – сказал Багге.

Это был первый раз, когда он выругался при мне, это слово меня встряхнуло.

– У нас есть мышеловки?

– Нет, к сожалению.

– Тогда я поеду и куплю, – сказала я, резким движением отодвинув стул.

Он посмотрел на меня немного удивленно. Я прошла мимо него к двери на веранду и выглянула, притворившись, что там что-то есть и мне нужно проверить. Развернулась посмотреть на его затылок: видно ли по волосам, что он только что встал с кровати? Но они лежали как обычно. Я оделась и пошла на автобус.

Я вернулась с сорока мышеловками. Лучше больше, чем меньше. Все мыши должны погибнуть. Ни одна не переживет эту зиму. Половину я распределила вдоль стен дома, поленницы и в сарае, а вторую расставила по трем этажам. Обычные захлопывающиеся мышеловки со стальными пружинами – гильотинами для мелких грызунов. Багге заинтересовался моим проектом по уничтожению мышей, меня это радовало, он часто спрашивал о том, как продвигаются дела. Ночами мне снились мыши, будто я проверяю мышеловки и достаю кучи мышиных трупов.

В первые дни приманка оставалась нетронутой во всех мышеловках. Я заткнула все углы и засыпала стальной стружкой. Но я знала, что они здесь, они повсюду, снаружи и внутри. Не представляя, сколько их там может быть. Я ходила в подвал с проверкой в самое разное время, чтобы застать их врасплох, притворяясь, будто у меня есть там дела. Медленно прокрадывалась вниз, останавливаясь на предпоследней ступеньке, и молниеносным движением включала свет. Нет. Никого.

Крошечная тень проскочила по полу, когда я вылезала из ванны, тут же исчезнув. Маленькая гадина, наверное, скрылась в дырке в стене или пробралась под дверью в запертую комнату с вещами жены. Я осмотрела стену, где исчезла мышь, но ничего не обнаружила. Я легла на пол вдоль стены и прислушалась к звукам. В самом углу раздался слабый, чуть слышный писк. Постепенно я сходила с ума. Я сбежала вниз и забарабанила в дверь Багге, но он не выходил. Я сделала глубокий вдох, открыла дверь и вошла к нему. Почувствовав, что имею на это право, я прошла через спальню к двери в кабинет. Там было пусто, люк в подвал был на месте. Ощутила физически приближающуюся ярость, смесь отвращения к мышам и гневом из-за того, что он насмехался надо мной. Я перебежала двор, сняла лом со стены в сарае и вернулась в дом. Всем весом навалившись на лом, я наконец отломала планку с громким треском. Там я нашла их – они лежали, словно мерзкие, прозрачные розовые яйца. Содрогнувшись, я осталась стоять на месте, не в силах принять решение, не в состоянии справиться с проблемой. Маленькие слепые тельца крутились и пищали. Как мне быть: сжечь их или закопать, казнить их одного за другим, – но как? Я не могла сделать выбор, все казалось одинаково жутким. Я прикрепила планку на место, чтобы они не убежали или чтобы не прибежали новые, и сбежала вниз, снова к Багге. Эй! Сигурд! Сигурд! Я просунула голову в дверной проем и позвала его. Опустила ноги в тапочки и выбежала на веранду, щурясь и пытаясь разглядеть его. Следы на снегу вели от подвальной двери через лужайку в сад. Я вышла без куртки, снег падал мне на голову и шею. Проследовав по его следам через белый сад, вниз к пристани, я остановилась у лодочного сарая. Не смея ничего сделать, даже позвать его. Я поняла, что он рано или поздно увидит, что я была тут, по моим следам, если их не заметет к тому времени. Из сарая раздавались приглушенные царапающие звуки. Отлично. Вот где он работает. Лодочный сарай был его местом пребывания, как я могла этого не заметить? Вспомнила, сколько раз я видела, как он поднимался с пристани, но не видела, как он выходил из своей комнаты. Теперь совершенно очевидно, что он выходил через подвал, но зачем? Я должна узнать. Сделала шаг вперед и громко постучала в дверь, снова отошла назад. Подождала.