Агнес Раватн - Птичий суд
После того как сосиски были съедены, я встала и пошла принести еще. Мы сидели, пристально смотря на огонь, дым окутывал нас, березовые дрова потрескивали, давая сильный жар.
– Значит, вы из тех, кто убегает, когда все становится сложно.
Я повернулась к нему. Он сидел, откинувшись назад, и не выглядел так, словно только что произнес оскорбление.
– Что вы сказали?
– Значит, очень скоро вы и отсюда убежите.
– А вы хотите все усложнить?
– Может быть, и так.
Я не клюнула на эту наживку. Сейчас он помрачнеет, так он уже много раз делал.
– Удачи, – сказала я.
– Я совершил предательство.
Это вырвалось у него без предупреждения, и я похолодела, удивленно посмотрев на него. Его глаза были в тени, а скулы и нос освещались лунным светом.
– Вы предали?
– Да.
– Зачем вы это говорите?
Он не ответил.
– Кого вы предали?
Я заметила, как тихо говорила, и выпрямилась, чтобы немного взять себя в руки. Его взгляд был черным, он сидел со своей бритой головой, к которой я никогда не смогу привыкнуть.
– Всех.
– Всех во всем мире?
– Нет.
Я заметила, что он вот-вот опять уйдет в себя. Я наклонилась вперед и подложила еще полено, подумав, что, пока горит огонь, он не уйдет.
– Кого?
Он не ответил. Наступила полночь, я начала замерзать. Казалось, что на этот раз он сказал достаточно. Я встала так, что стул подо мной заскрипел, и пошла в дом за пледами. Я надеялась, что он испугается, что я уйду спать. К моей радости, он плотно укутался в плед, когда я протянула его ему. Так мы и сидели, словно два дрожащих индейца, не говоря ни слова.
– Знаете, что в вас странно? – спросил он вдруг.
– Нет.
– Вы никогда не смотрите мне в глаза.
– Почему это не смотрю?
– Это правда. Вы не смотрите мне в глаза, всегда смотрите сквозь меня.
– Нет, это неправда. Я так не делаю.
– Делаете.
«То же самое я заметила и за тобой, уже давно», – подумала я, но не сказала этого вслух, прежде всего потому, что не хотела, чтобы это звучало как передразнивание.
– Так я и узнал об этом.
– О чем этом?
– Что вы от чего-то убежали.
Он посмотрел прямо на меня, переведя дыхание.
– Значит, вы бросили работу. В этом уравнении не так уж много неизвестных, как вы думаете? Видимо, вы получили работу, которую не должны были получить.
Мне стало нехорошо, и я поскорей выпила.
– Сначала вы были в университете, но после телевидения вы туда не вернулись.
С одной стороны, я была рада, что он разговорился, этот факт затмевал то, о чем он говорил, и я ничего не предпринимала, чтобы его остановить.
– Выходит, вы получили работу, которая предназначалась кому-то другому.
Оказывается, он читал газеты, хотел узнать обо мне. Его видение ситуации взбесило меня, он думал, что знал все, хотя не знал ничего.
– Я взяла эту работу, чтобы помешать одному непорядочному коллеге с очень сильной политической подоплекой получить ее. Это бы все разрушило и привело к ложному толкованию истории в прайм-тайм. Так что по большому счету можно сказать, что я сделала нечто хорошее для норвежского… народа.
– Но как вы изначально получили эту работу? – как детектив, спросил он медленно, словно у самого себя, глядя на пламя.
– Вы спрашиваете это только потому, что считаете, что я не подхожу для работы на телевидении. Но вы должны знать, что я хорошо делала свою работу, – внезапно отреагировала я. – Программу перенесли на субботний вечер. За год мы максимально увеличили количество зрителей. Это был огромный, непростой труд, требующий большой отдачи.
Я уже не замечала, что бормочу.
– Так вы переспали с кем-то из верха?
– Здесь я тоже выиграла приз. Никто не считал меня достойной его. Ни до, ни после.
– Но что вы получили сперва: работу или его сверху?
– И это не было запланировано, это произошло случайно.
– Что сначала, работа или он?
– Он.
– Плохая последовательность.
Я не ответила.
– Ему тоже пришлось уйти?
Я кивнула.
– Он был на самой верхушке?
Я снова кивнула.
– Как это обнаружилось?
– Могу вас уверить, что этого вы знать не хотите.
– А я гарантирую, что хочу.
«Неужели? – подумала я. – Ты так в этом уверен». Я начала говорить, не отрывая взгляд от огня:
– Нас пригласили к ним домой, на сорокалетие его жены. Дом был полон народу. Жена была так горда количеством гостей, что раструбила всем, чтобы складывали верхнюю одежду в детскую, а ребенка перенесла в кладовую! Поздно вечером, после того, как ребенок уснул, а я отправила своего пьяного мужа на такси домой, К. забрал меня с собой в детскую, и тут вдруг половина гостей оказалась в дверном проеме, недоверчиво предвкушая радость сенсации.
– Как они поняли?
– Радионяня осталась в детской, а ребенок спал в кладовой.
– Бог мой!
Больше я не говорила. Теперь он все знает.
Откинув голову, он засмеялся булькающим смехом, закрыв лицо рукой. На самом деле это было приятно, ведь история была вполне комичной, особенно когда немного отдалилась в прошлое.
– Это было в феврале? Марте?
– Да, за несколько недель до моего приезда сюда.
– Я больше не уеду ни на одну ночь.
– Не уедете?
– Нет, теперь все кончено.
– Я не боюсь оставаться одна.
– Но я боюсь оставлять вас одну.
– На дверях есть замки.
– И тем не менее.
Меня бросило в жар от этого его беспокойства.
– А у вас много врагов в округе?
– Есть парочка.
Я не знала, было ли это шуткой. Могло и не быть. Я опять вспомнила продавщицу из магазина, с ее мягким, полным зла голосом, ту, которую я решила исключить, что бы это ни означало. Я плотнее закуталась в плед. Я начала все заново, подумала я. Теперь – точно. Вот оно, начало.
– Откуда? Что вы натворили?
Он поднял брови.
– Вам нечего бояться.
– А я и не боюсь.
Он снова налил джина в стакан и выпил чистым.
«Если ты продолжишь быть таким же любезным, как сейчас, я быстро потеряю к тебе интерес, – подумала я. – О, этот вечный человеческий закон, быть близким на расстоянии, а как только все меняется…»
– Что же теперь будет? – спросила я.
– Что вы имеете в виду?
– Сейчас лето. Скоро оно закончится.
– И?
Мы не обсуждали подробно, сколько еще времени он будет во мне нуждаться. До конца лета, упоминал он вначале. Я дала ему понять, что не привязана ко времени, но аккуратно обозначила, что мне особенно некуда возвращаться, если я окажусь ему больше не нужна. Как я поняла, тогда вернется его жена. Нелегко было представить, чем еще я смогла бы заняться. Нужно было помочь ему со сбором фруктов, но после этого делать тут было особенно нечего. Зимой работы на улице не будет, разве что уборка снега, я не могла брать деньги за меньшее, чем должна была выполнять.
– Я вам нужна?
– А разве это не нужно вам?
– Возможно. Но я должна работать, чтобы у вас была причина мне платить.
– Что вы будете делать с деньгами, пока живете здесь?
– У меня студенческий кредит.
– В доме все время огромное количество работы. Ему уже больше ста лет.
– Правда?
– Да, он был построен в 1890 году.
– Тогда вам скорее нужен директор государственной службы памятников, а не я.
– Кажется, уже поздно.
– Не особенно.
Еще охапку хвороста, чтобы сохранить огонь.
– Вы нужны мне зимой, Аллис.
Теперь это были уже не мы, теперь это был он. Ну вот, как быстро все могло измениться.
– Но вечер прошел так хорошо.
– Можно сидеть сколько угодно, если решиться на это, – сказал он так, будто это какая-то загадочная истина.
Теперь он открыл слишком много, и пора было снова стать трудным. Это было так предсказуемо. Он вел себя как кукловод, мне пора поступать как самостоятельный человек, а не позволять все время его сменам настроения управлять собой. Языки пламени высветили морщины на его лице, и я подумала о криминале того или иного рода, новое его обличье стало наказанием за то, что он скрывался. Когда волосы немножко отрастут, они будут безгранично красивы, темные и густые. Он был чисто выбрит в первый раз с тех пор, как мы познакомились, гладкие щеки и заметная ямочка на подбородке. Он выглядел опаснее. Я потянулась за новым поленом, он не должен уйти.
– Ай!
Я поднесла руку к огню, в указательном пальце торчала заноза.
– Что случилось?
– Заноза.
Я попыталась вынуть ее, надавив кончиками пальцев, но стало только хуже.
– Дайте посмотреть.
Я встала, чтобы подойти к свету.
– Дайте посмотреть.
Я остановилась и подставила руку под луч света с веранды.
– Ничего страшного, она маленькая.
– Я ее выну.
– Вы пьяны, только хуже сделаете.
– Что за вздор?
Он зашел на веранду. Я прошла следом и села за обеденный стол. Он вышел из спальни с иголкой.
– У вас там что, швейная мастерская?
Багге рассмеялся.
– Вы не хотите воспользоваться пинцетом?
– Иголкой лучше. Доверьтесь мне.
