Волчья балка - Виктор Иванович Мережко
Козлов был одутловатым, грузным, трудноподвижным, постаревшим вдруг на добрый десяток лет.
— Что это с ним? — непроизвольно вырвалось у Глушко.
— Объяснить? — взглянул на него Аверьян.
— Извините.
Губернатор посидел какое-то время молча, то ли волнуясь, то ли с трудом подбирая слова, наконец заговорил:
— Уважаемые мои избиратели… Сегодня я хотел о многом поговорить с вами, изложить вещи, о которых многие из вас даже не догадывались, объяснить факты, которые не подлежат объяснению… Но жизнь внесла коррективы. Страшные коррективы. Сегодня я потерял дочь. Единственную и любимую… Я знаю, точнее, догадываюсь, кто совершил эту гнусную подлость. И они тоже знают, что я уже вычислил их. Но я не собираюсь сейчас с экрана проводить расследование. Пусть этим занимаются компетентные органы. Сегодня я просто хочу попросить у вас прощения. За свои ошибки, просчеты, непорядочность, вранье, трусость, стяжательство… Я виноват перед вами и прошу лишь об одном — не судите меня строго. Поверьте, я не всегда был таким, каким в итоге стал. Но никого при этом не виню, только себя. Простите… — губернатор замолчал, несколько секунд сидел неподвижно, затем опустил руку вниз, поднял ее, и все увидели зажатый в кулаке пистолет.
Камера зафиксировала ринувшихся к Козлову людей, но они опоздали — тот поднес оружие к виску, нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел, экран мгновенно погас…
Глушко и Аверьян некоторое время не могли отойти от увиденного, Хозяин выключил «ящик», неторопливо дотянулся до бутылки с коньяком, налил доверху в обе рюмки.
— Достойный уход достойного человека.
Молча выпили, Даниил Петрович поднялся.
— Мне пора.
Аверьян пошел его провожать, уже на аллее остановился.
— Совсем забыл о важном деле. Уже несколько дней у меня в гостях пребывает сын Бежецкого.
— Костя? — вскинул брови Глушко.
— Наркоман… Хочу, чтобы вы забрали его.
— К себе?
— Хоть к себе, хоть к отцу. После нашего разговора он мне больше не интересен.
— Прямо сейчас забрать?
— Зачем?.. Позвоню, скажете, куда его подвезти.
— Хорошо… Завтра решим, — кивнул Даниил Петрович, сунул руку Хозяину и торопливо зашагал к поджидающему мрачному Мерседесу.
Бежецкий долго и внимательно рассматривал снимки, на которых был запечатлен Даниил Петрович в разных видах… Вот он выходит из своего особняка, вот садится в черный Мерседес, затем тот же Мерседес на каком-то проспекте, и следующая фотография — въезжает в высокие ворота, и Аверьян встречает гостя.
Вадим стоял рядом с Артемием, ждал реакции. Тот поднял глаза, бесцветно и совсем безразлично спросил:
— Когда это было?
— Сегодня, Артемий Васильевич. Час назад.
— Разговор не записали?
— Не в наших возможностях. Есть еще видео.
— Достаточно. Иди.
Помощник ушел, плотно закрыв за собой дверь, Бежецкий почти механически еще раз перебрал фотографии, сунул их в ящик стола. Вдруг его взгляд натолкнулся на снимок в рамке, висевший над гостевым диваном. На нем — Лариса, ее отец и сам Бежецкий посередине. Улыбающийся, счастливый.
Поднялся, снял фотографию, вытащил ее из рамки, разорвал на мелкие кусочки, бросил в корзину. Рамку тоже разломал, тоже отправил в утиль.
Остановился возле окна, за которым привычно протекала погрузочная суета, откинул голову назад, плотно закрыл глаза. И вдруг стал плакать тихо, молча, истерично, вздрагивая всем телом.
Из этого состояния его вывел звонок мобильного. Не хотелось отвечать, но аппарат пиликал требовательно и непрерывно. Артемий вернулся к столу, глянул на экран — АНОНИМ.
— Здравствуйте, Юрий Иванович.
— Узнали?
— Догадался.
— Примите мои соболезнования.
— Вы тоже.
— Завтра хотелось бы встретиться.
— Где?.. В том же ресторане?
— Зачем?.. Встретимся в другом месте. В управлении «ВОЛГОЭНЕРГО» бывали?
— Приходилось.
— Ровно в полдень при входе вас встретит человек, проводит в нужное место. Не опаздывать.
— Постараюсь, — Бежецкий отключил связь, снова сильно зажмурил глаза, безостановочно шепча при этом: — Жить, жить, жить…
Даниил Петрович грузно и устало — то ли от выпитого в гостях коньяка, то ли от рухнувшего на него всего и сразу — поднялся на третий этаж, где находилась комната сына, задержался перед дверью, все-таки постучал.
Ему открыли. Виталий стоял на пороге, смотрел на отца мрачно и отчужденно. Лицо было в синяках.
— Впустишь?
Тот молча сделал шаг в сторону, Глушко протопал в комнату, с шумным вздохом опустился на стул, перекрестился.
— Прости меня, Господи.
Сын продолжал стоять на прежнем месте, не сводя с отца тяжелого неприветливого взгляда.
— Пришел извиниться, сын, — наконец промолвил тот.
Парень молчал, гоняя нервные желваки на скулах.
— Виноват. Причем во всём.
— Проспись, поговорим, — произнес парень.
— А я не пьяный. Нормальный… В голове сплошная полова, — отец с силой запустил пальцы в волосы, впился до боли в кожу, уронил их на колени. — Девчонку… про которую ты спрашивал… ее ведь выкрали и привезли сюда. К нам.
Виталик не ответил, смотрел перед собой, неконтролируемо раскачиваясь взад-вперед.
— Знаешь, почему не признался?.. Испугался. Испугался, что не поймешь. Придумаешь какую-нибудь чертовщину. А нужно было сразу. Как отец сыну. И не было бы никаких проблем. Ты же у меня уже взрослый и умный.
— И куда же ты ее подевал?
— Велел увезти.
— Опять врешь?
— Не вру. После того как ты ее засек, решил избавиться. Позвонил Георгию Ивановичу Зыкову, он увез. Причем
