Эдуард Глиссан - Мемуары мессира Дартаньяна. Том III

Так как этот торговец разговаривал с Министром, когда только хотел, она испугалась, как только он упомянул его имя, как бы он не сказал правду. Итак, она сей же час перешла на другой язык и сказала ему, если она и хотела поначалу разговаривать с ним так, как она это сделала, то только, потому как она не была хозяйкой заемного письма, какое он потребовал возвратить ему вместе с его товарами; по правде, Месье Граф де… проделал здесь штуку, каких не принято делать; он был, однако, достойным человеком; но так как оказываются иногда в таком положении, что забываются помимо собственной воли, ему надо поверить, что тот действовал здесь, конечно же, помимо своей воли; она бы могла ему сказать единственное в его оправдание — тот [475] сам признался ей, якобы проиграл очень значительную сумму Большому Сеньору при Дворе, тот пожелал ее заплатить в двадцать четыре часа, как это принято между достойными людьми, и, очевидно, не зная, где взять первое су, тот тем более счел своим долгом воспользоваться этой уловкой, поскольку не желал ни на один день затягивать с уплатой.

Месье Граф был мошенник

Муази, услышав от нее такого сорта речи, понял, что его товары были у нее, а у ее мошенника — его заемное письмо. Это его утешило в каком-то роде, потому как его заверили, что заявленный им протест освободит его от уплаты, какую пожелают от него потребовать. Однако, не успокаиваясь до тех пор, пока он не узнает, хорошо или дурно он это уразумел, он по-прежнему потребовал у нее возвращения его товаров, в ожидании, когда его письмо тоже сможет к нему вернуться. Дама ему ответила, что она готова их ему вернуть, но под определенным условием, без исполнения какового она скорее подвергнется всяческому риску, чем передаст их в его руки. Муази пожелал узнать, какое это было условие, рассчитывая уже, что оно должно быть очень затруднительным, если он на него не согласится. Она ему ответила — ему придется принести ей клятву, что он никогда не вынудит ее ни прямо, ни косвенно раскрыть ему настоящее имя так называемого Графа. Он ей в этом поклялся, потому как ему не требовалось никакой более значительной рекомендации, нежели получить назад свои товары. Он рассчитывал, к тому же, если к нему и явятся с требованием заплатить по его заемному письму, он обяжет того, кто ему его принесет, сказать ему, от кого тот его получил. Он рассчитывал, говорю я, когда бы даже оно прошло через бесконечное число рук, все равно ему будет легко добраться до источника и вот так раскрыть тайну беззакония, какую она желала от него спрятать, после того как столь глубоко увязла в ней.

Так как он был гугенотом, а тот, кто придерживается этой религии, обычно сдерживает и свои [476] клятвы, он сохранял свою. Однако, когда она возвратила ему его товары, оказалось, что там недоставало платка из французских кружев, какой унес с собой Граф. Дама прикинулась, будто она ничего не знает, и еще настаивала, якобы она его и не заметила; она сказала Муази, что она ему заплатит за него, когда ей пришлют деньги. Это было для него весьма сомнительное заверение, но так как платок не представлял из себя ничего особенного и стоил самое большее тридцать пистолей, он был так счастлив получить обратно все остальное, что ушел оттуда еще и очень довольный.

Дефиле Мушкетеров

Прямо оттуда он явился искать меня на Пре-о-Клер, где я ему сказал, что буду в тот час, о каком мы с ним вместе условились. Я распорядился предупредить в Резиденции Мушкетеров, что хочу провести смотр Роты во всеоружии, и никто не должен там отсутствовать, даже мушкетер, кого обычно посылали за приказами, потому как я рассчитывал сам принять их от Его Величества. Я был просто обязан увидеть, ошибался торговец или же нет. Вот почему я так хотел всех их собрать на смотр. Он вышел из кареты, как ни в чем не бывало, как он мне и говорил; потом он обратился ко мне с комплиментом, и я увидел его столь веселым по сравнению с тем, каким я нашел его накануне, что отвел его в сторону и спросил, не получил ли он каких-нибудь добрых новостей по поводу его кражи. Он мне ответил, что да, а когда он мне рассказал, в какой манере прошла его встреча с Дамой, я ему заметил, что по тому поведению, какое упомянутая им Дама пожелала принять в разговоре с ним, можно было легко предположить, что вор был или ее добрым другом, или же, по крайней мере, другом ее дочери.

Я распорядился, однако, кое-какими перестроениями, какие мне им еще оставалось приказать, прежде чем им скомандовать продефилировать предо мной; когда же я это сделал, как Муази ни вглядывался в каждое лицо, одно за другим, он никак не мог обнаружить того, кого искал. Я пришел в [477] полный восторг, как легко можно этому поверить. Я поднялся в карету после этого и отправился на мессу Его Величества. Король, кто устроился на балконе, дабы осмотреть сотню Швейцарцев, одетых во все новое, увидел, как я прибыл из Парижа, и вышел из кареты у большой железной решетки, что находится перед Двором Версаля; Король, говорю я, кто привык наблюдать мое прибытие в лучший час, спросил меня, как только я поднялся наверх, чем же это я так забавлялся, что явился так поздно. Я ему ответил, что охотно обо всем ему расскажу, лишь бы ему было угодно дать мне аудиенцию на один момент. Он отошел в сторону, дабы выслушать то, что я имел ему сказать, и я ему поведал о приключении Муази, и как из-за его подозрения, будто бы это один из мушкетеров совершил у него кражу, я был просто счастлив его в этом разубедить. Его Величество заметил мне, что я очень хорошо сделал, и перед всем Двором он пересказал громким голосом все то, что я сообщил ему потихоньку, за исключением того, что он соблаговолил не называть Даму, оберегая достоинство значительных персон, к кому она принадлежала.

Муази снабжал Мадам де Ла Вальер, и когда Король сказал ей об этом деле, она послала за мной, дабы узнать всю историю из непосредственного источника. Я не смог сказать ей ничего такого, о чем бы не осведомил ее Его Величество, потому как я поведал ему обо всем от начала до конца, не упустив ни малейшей детали. Однако, какое бы расследование ни предпринимал Муази, он не мог раскрыть своего человека, потому как, по всей видимости, такое огромное количество их являлось к Даме и к ее дочери, что легко было их перепутать одних с другими.

Заемное письмо

Десять или двенадцать дней прошло таким образом, и он по-прежнему не мог ничего узнать; но по истечении этого времени к нему заявился некий Аббат, дабы потребовать от него уплаты по выданному им заемному письму; это был брат вора, кому Граф, [478] очевидно, доверился во всем, потому как этот Аббат, не найдя Муази в его жилище, ни за что не хотел сказать, по какому поводу он являлся. Однако на него сильно с этим наседали, потому как торговец отдал приказ, дабы если случайно принесут заемное письмо, когда его не будет дома, подателя могли бы тут же и задержать. Аббат возвращался еще два или три раза, и, не застав его, не желал ни о чем больше говорить. Наконец он стал навещать его столь часто, что в результате встретился с ним, и сказал ему, зачем он явился. Муази, не говоря ему о том, что передавший ему это заемное письмо был мошенником, попросил его позволения взглянуть на письмо, под тем предлогом, что он столько их выдавал, что теперь просто не припомнит, какое именно из них — его. Аббат ему ответил, что он не имел его при себе, но он принесет его ему на следующий день в тот же час; Муази послал проследить за ним, дабы узнать, куда тот пойдет. Тот шел пешком, и, оглядываясь время от времени назад, заметил, что за ним следовал шпик. Это заставило того обойти множество улиц, где ему нечего было делать, но шпик его не покидал. Наконец, после многих поворотов и обходов, тот достиг Нового Моста, где встретился со сводней или, по крайней мере, с женщиной, у кого была весьма похожая на то мина. Она того остановила, и они принялись вместе болтать. Шпик тоже остановился, и когда женщина, беседовавшая с Аббатом, проходила мимо него, после расставания с тем, шпик спросил у нее имя Аббата, как если бы он знал его в лицо, но совершенно забыл, как того зовут — женщина добродушно ему того назвала; шпик не стал больше, затрудняться за тем следить после этого. Его имя было так же известно, как имя какого-нибудь Маршала Франции. Его брат сделал его знаменитым своей игрой и кое-чем еще, о чем я промолчу; это и заставило шпика поверить, что он мог бы быть как раз тем, кого искал Муази. Он отдал рапорт Муази о своем открытии в то же время, как Аббат рассказал своему брату о сомнительном успехе [479] его вояжа. Он сказал этому мэтру-мошеннику, как его выследили; это заставило его проделать гораздо больший путь, чем бы он сделал без этого, дабы сбить с толку того, кто его преследовал; но он был столь несчастлив, что все его труды оказались бесполезными, потому как он встретил женщину, кто остановила его на Новом Мосту; он видел затем, как этот шпион остановил женщину, и, по всей видимости, она ему сказала, кто он такой.