Канахкон - Ольга Рубан
Экранчик потемнел и снова загорелся. Судя по расположению солнца, день перевалил за вторую половину.
- Очень странно сегодня ведут себя Каниенкехака, - вещал историк, - почти сразу после сокрушительного землетрясения, постигшего это уединенное тихое озеро, они ушли в деревню и до сих пор не появлялись. Тишину, сгустившуюся над деревней, нарушает лишь бой барабана. Остается только предполагать, как на их незамутненный разум могло подействовать это сейсмическое явление. Честно говоря, я немного опасаюсь за них… Впрочем, не смотря на силу подземных толчков, от которых крошились окрестные скалы, ни вилла мистера Редпетаса, который любезно предоставил мне кров и стол на период моих исследований, ни индейская деревушка совершенно не пострадали. На вилле, конечно, попадала из шкафов посуда и вышли из строя генераторы, но все это пустяки. Главное – дом на месте, а хозяева и постояльцы живы-здоровы. Вот они все, собрались на берегу, - камера мимолетом пробежалась по взволнованным, указывающим на озеро фигурам.
Несколько раз я перематывал это место, пытаясь разглядеть знакомые лица, но никого из нашей семьи так и не приметил.
- Если в ближайшее время индейцы не появятся, я попробую сам пойти в деревню и узнать, как у них дела. Чревато, конечно, вторгаться без приглашения, но их молчание немного настораживает, - закончил очередной блок новостей «Аттенборо».
Снова смена картинки и возбужденный голос.
- Индейцы, наконец, вышли на берег! Они явно приняли землетрясение за какое-то знамение, потому что все до единого облачились в свои ритуальные костюмы. Даже дети!
Камера приблизила и взяла в фокус собравшееся на берегу у деревни зловеще молчаливое племя. Почти все старики, мужчины и мальчики садились в лодки и каноэ и отплывали в сторону острова. В одну из лодок, поддерживая с трех сторон усадили даже какого-то древнего старца, едва передвигающего ноги. Только женщины оставались на берегу - торжественно застывшие фигуры.
- Сейчас они отправляются к острову. Наверное, какое-то приношение воображаемым древним богам… Впрочем, я не заметил, чтобы в каноэ погрузили хотя бы одно животное..., - Мимо камеры проскочили какие-то гомонящие фигуры, и деревня снова отдалилась, - куда это вы, мальчики?
У меня захватило дух. Анри! Голый по пояс, загорелый до черноты, с вихрами непослушных кудряшек на голове и горящим от возбуждения взглядом! Подбородок мой запрыгал, руки затряслись, и я едва не выронил камеру. В компании какого-то белобрысого пацаненка лет восьми он пыжился столкнуть с берега лодку.
- Мы тоже хотим посмотреть, что там! – звонко крикнул он, - Вдруг, там пиратские сокровища! Если мы не поторопимся, все достанется деревенским! Помогите же нам снять лодку!
К ним подбежала взволнованная мамаша пацаненка и со словами «Ты никуда не поплывешь, это может быть опасно!» оттащила того от лодки.
- А дедушка разрешил тебе взять лодку? – спросил «Аттенборо»
- Конечно! Мы с ним и поплывем.
- Ну маа-ам! – возмутился белобрысик, - мы ведь со взрослыми!
Появился наш прадед, сумрачный, с застывшим лицом. Он был в обычной одежде, но на голове у него я с удивлением приметил какую-то топорщащуюся нашлепку, имитирующую прическу древних могавков.
- Пусть остается. Места не хватит, - строго сказал он колеблющейся мамаше и, секунду помедлив, столкнул с берега лодку, - Люка́, Берт, быстрее!
Первым в лодку полез подошедший испуганный пожилой мужчина, в котором я смутно признал дедушку Роберта – бабушкиного мужа. Лоб его стягивал кожаный ремешок, за который были наспех засунуты несколько орлиных перьев. Потом в лодку сел дядя Люка́. После них прадед бережно подсадил в лодку Анри и сел сам.
- А где твой брат? – вдруг спохватился прадед и опустил двухлопастное весло.
- Родители забрали его днем в лес. Папа решил, что во время землетрясения нападали кедровые шишки.
- Не переживай, отец, кровь сама о себе позаботится, - глухо пробормотал дядя Люка и, забрав у дедушки весло, торжественно и скорбно принялся грести.
- Привезите и мне сокровище! – завистливо закричал белобрысый пацаненок им в след. Анри радостно помахал ему. Последнее, что сняла камера, прежде чем отвернуться, это как дедушка Берт вынул одно из перьев из-за своего ремешка и воткнул за ухо моему брату.
Предпоследняя запись была зловеща и грозна. «Аттенборо» снимал, прячась за каким-то валуном. Голос его снова дрожал и срывался, но уже не от возбуждения и шока, а от страха. На берег опустились глубокие сумерки, освещаемые только пляшущими языками факелов в руках индейских женщин.
- Это что-то чудовищное – неразборчиво шептал «Аттенборо», - Конечно, я опасался реакции местных аборигенов, но никак не ожидал, что и Гюллен поддастся этому безумию. Они совершенно спятили! Все! Спустя пару часов после начала… паломничества… лодки стали возвращаться. Пустые. Все! Их просто течением прибивало к берегу… десятками. Последним уплыл зять Гюллен, муж малышки Элоиз. Я ожидал, что поднимется паника, но аборигены вели себя так, словно все идет, как и до́лжно. Беспокойством были охвачены только проживающие на вилле, и я в том числе. Все, кроме Гюллен, которая молча стояла в стороне. Мы рассчитывали на ее поддержку, ведь она осталась старшей в доме, после того как лодка старого Редпетаса тоже вернулась. Мы как раз решали, кто поедет за помощью, когда пришли деревенские женщины, окружили Гюллен и стали обвинять ее в нарушении какого-то договора. Местные прекрасно владеют английским языком, но перебранка была на мохаукском, который я еще плохо изучил. Сначала Гюллен была спокойна и уверена в себе, а потом начала озираться и звать дочь. Оказалось, что дочь успела забрать машину и сбежать со своим младшим мальчишкой. Жаль, что я не догадался сделать то же самое, потому что вскоре после этого началось настоящее побоище. В аборигенок словно дьявол вселился, и они… В общем, сейчас они заняты тем, что стаскивают в одну из лодок тела. Они не пожалели даже детей. Может быть, на вилле спасся кто-то еще, прячется, как и я, но я не собираюсь проверять это. Конечно, тяжело оставлять здесь мои труды, но главная запись со мной. Так что, как только они разойдутся, я покину свое укрытие и сделаю ноги.
Последняя же запись была без комментариев. Слышалось только тяжелое сиплое дыхание за кадром. Впрочем, глядя на то, что было заснято на последних минутах, я не
