Оборона дурацкого замка. Том 6 - Макар Ютин
«Не совсем так, но мне не дипломную работу защищать. Пойдет. Зря, наверное, решил выпендриться, но меня и так колотит от стресса и похоти. Гребаная Нингаль, не могла превратиться в бабку? Сколько проблем можно было решить. Главное, без феромонов, а то я бы потом неделю плакал… Или вообще сломал себе моральный компас и стал западать на дряблые телеса. Упаси Гуань Инь! А, что уж теперь. Пусть идет как идет. Не один раз живу, в самом-то деле».
Обе девушки замолчали, чтобы затем недоуменно переглянуться между собой.
— Звучит удивительно похоже на истину. Особенно в свете знаний, тебе недоступных и чудес, тобой никогда не виденных, — Нараспев произнесла Нингаль, — Какие еще сокровища прячет твоя невинная душа рядом с мыслями о капусте и других ослицах?
— Так вы не знаете наверняка? — Саргону не удалось скрыть легкое разочарование в голосе. Что это за Богиня, если она даже учебник за шестой класс подтвердить не может?
— Я Госпожа Проклятий, а не Земной Тверди и Летописных Недр, — Нахмурилась она, — Самонадеянный ослик. В чем толк от знания дороги в Нагар, если ты не видишь ямы и колдобины даже под своими копытцами?
— Откуда ты знаешь это, Саргон? Если не от Богини… — Лицо Мяо снова приняло растерянное выражение. Ее стройная гипотеза демона-манипулятора в теле мальчишки только что пошла прахом. Да и неувязок в ней все еще хватало.
— Я спрошу еще раз: почему ты так хочешь сохранить жизнь своему врагу? — В тоне Нингаль пропала насмешка, — Эта синская хамка сделает все для твоей смерти, стоит ей выйти на свободу. Они не достойны твоего народа, — Вкрадчивый шепот быстро оборвался, стоило только Саргону нахмурить брови.
— Вы не идете дальше, покровительница, потому что это нарушение свободы воли, — Догадался он, — Я все равно остался при своем мнении, а если давить дальше, то получите слюнявое растение без признака разума.
— Ты растешь. Умнеешь. Приятно видеть, как брошеное семя дает ростки. Похож на верблюжью колючку в своем трогательном стремлении выжить. М-м-м, Саргон, иногда в пустыне может вовсе не быть воды. И тогда сохнет даже песчаный сорняк…
Они забыли о Мяо, отвлеклись, даже сама Нингаль, удивленная внезапным откровением. Зато сама девушка больше не хотела разбираться в ситуации, покорно ждать своей участи или договариваться с захватчиками. Демон или нет, Саргон призвал древнее чудовище в Форт. К ее друзьям и отцу. К месту, которое она считает своим домом. В Империю, которую она поклялась защищать.
— Эта стойкая защитница Форта поняла, что не получит ответов, — Ба Мяо изменилась. Ушло удивление, колебание, нерешительность. Она перестала пытаться понять происходящее. Лишь в глазах осталась гореть решимость довести дело до конца.
«Смерть, всего лишь мгновение. Я уйду сама, по своей воле. Прости, папа. Твоя любимая дочь не успеет встретить с тобой светлый праздник. Прошу, присмотри за моим Ксином. Я буду ждать вас всех на той стороне. Не волнуйся и не скорби. Лань-эр и мама будут держать меня за руку, пока ты сам не поведешь меня дальше».
Ее одежды разом вспыхнули от темного, отдающего фиолетовым пламени. Ногти на руках заискрились, из горла полился речитатив, ткань дорогого ханьфу стала потихоньку расползаться от бушующей на коже энергии. По залу ударила новая волна Ци. Теперь — совсем не уступающая самой Нингаль.
— Этот мотылек сжигает в технике собственную душу, — Брови Нингаль поползли вверх, — Она уйдет за грань без перерождения и посмертных даров! Купол Ассар не сдержит священный огонь…
Пламя взревело, коршуном кинулось на обступившую тьму. Что-то бормотала себе под нос Нингаль, посылала в сторону умирающей Ба Мяо вихри тяжелой энергии. Тщетно. Жуткая неизбежность, в которой сгорала сама Ци, дохнула в лицо Саргону обещанием окончательной смерти. Призванный огонь пожирает все души, которые дотянется.
И нет в мире той силы, которая бы смогла вернуть чистую, непокоренную душу аристократки обратно в Подлунный мир после исполнения настолько чудовищной техники.
Глава 3
Огонь души мало походил на обычное пламя. Ровный солнечный свет с зеленоватыми всполохами, полное отсутствие пляшущих по стенам теней от неверного, изменчивого источника света. Красные всполохи горели обещанием мучительной смерти на пустых, обнажившихся стенах.
Тьма Нингаль отступила первой, выжглась до полного исчезновения ранними протуберанцами, подпитала своей сутью инфернальную технику. Ревущий духовный огонь осветил подземную залу словно софиты — театральную сцену. Всепожирающая стихия быстро перекинулась на предметы вокруг: мебель сектантов, колотые плиты на полу, штукатурка стен, даже воздух.
Она не делала различий: любая материя должна гореть. Также, как горят металлы в насыщенном кислородом пламени.
В помещении моментально поднялось сразу несколько вихрей. Духовное пламя выжигало сам воздух, оставляло после себя вакуум, который сам притягивал к себе потоки ветра из других концов зала. И питал ими страшную, калечащую призывателя технику.
Природа не терпит пустоты, но сейчас физические законы играли с ними злую шутку: огонь двигался по восходящим потокам воздуха, закручивался в спирали и распространялся на все помещение разом, поглощал окружающий мир разом, вместо спокойного пожара в уголке.
— Ба нюй-ши! — Закричал Саргон. Он не знал ничего о применяемой технике, но временные петли успели научить его действию. Ты должен бороться, чтобы победить, чтобы остаться при своем или, хотя бы, выяснить максимум информации для нового шанса.
Вот только имелось у него одно нехорошее предчувствие: если промедлить, не остановить жуткий вал огненной Ци прямо сейчас, то в новых циклах он будет обходиться уже без своей неизменной собеседницы. Из ничего ничего не бывает. Даже временная петля не может возвращать искалеченным душам былую невинность.
Саргон бросился вперед. Огонь впереди вызывал у него ужас, однако имелась пара деталей, которые внушали ему оптимизм. После первой чудовищной вспышки пламя распространялось неохотно, пожирало тьму и материю слишком долго, словно пресытившийся зверь, который давиться пищей из одной только жадности.
Духовный огонь разгорался куда медленнее, чем даже обычный пожар, не насыщенный энергией культиватора. Странная ситуация для ультимативной способности. Если только…
"Нингаль кричала: купол долго не выдержит. Значит, в моменте именно он сдерживает распространение техники. Логично, ведь это — пространственно-временной барьер. Штука, вызвавшая восхищение даже у ошарашенной, погруженной в отчаяние исследовательницы. Но действительно ли только хваленое поле Ассам ограничило технику Ба нюй-ши? Или я просто надумываю, никакого замедления не происходит, а душа так и должна оплывать со скоростью свечного воска?
Дерьмо! Ну зачем так радикально⁈ Ты ведь начала колебаться, Мяо. Нингаль не могла причинить прямой вред, я — отказался. Нет, стоп, или все же могла? Право на гордость отклонено, но Боги и до этого не имели права убивать смертных напрямую… Вроде как. Черт! Все равно не нужно было так спешить. Неужели мы втроем не смогли бы договориться…?"
Попаданец все никак не мог поверить в картину перед своими глазами. Внезапность и радикальность такого поступка ужаснула его. Типичное дитя эгоистичной, себялюбивой эпохи с фальшивыми ценностями каждой, даже самой никчемной жизни, он и помыслить не мог о такой жертве. Другое время, другая эпоха, другой строй и другие ценности. Все слишком, все до упора, до тошноты и рвоты мнимого равенства.
В новом мире упор делали на иное. Здесь выживание большинства превалировало над личным благополучием. Вот только под «большинство» попадала слишком уж узкая прослойка. К которой, по его мнению, относилась и Ба Мяо.
Милая пятнадцатилетняя девушка с хорошей родословной, богатым родителем и талантом. В Форте она купалась в чужом внимании, имела наивысший приоритет сохранения жизни. Легкая и праздная жизнь развращает, делает человека уязвимым к трудностям. Он не мог не сравнивать ее поведения с влиятельными людьми прошлого мира. В чем жестоко просчитался.
Подсознательно, Саргон так и воспринимал свою собеседницу — как домашнюю, избалованную девицу с изменчивым настроением. Красивую, талантливую и весьма интересную — да, но все же. А теперь клял себя за собственную слепоту. Попаданец смеялся над чванливостью и зашоренными взглядами местных,
