Гаврила Державин - Стихотворения
1791–1794
На птичку
Поймали птичку голосистуИ ну сжимать ее рукой.Пищит бедняжка вместо свисту,А ей твердят: «Пой, птичка, пой!»
1792 или 1793
На смерть собачки Милушки,
которая при получении известия
о смерти Людовика XVI упала
с колен хозяйки и убилась до смерти
Увы! Сей день с колен Милу́шкаИ с трона Людвиг[122] пал. — Смотри,О смертный! Не всё ль судеб игрушка —Собачки и цари?
1793
Мой истукан[123]
Готов кумир, желанный мною,Рашет его изобразил!Он хитрою своей рукоюМеня и в камне оживил.Готов кумир! — и будет чтитьсяИскусство Пра́ксителя в нем,Но мне какою честью льститьсяВ бессмертном истукане сем?Без славных дел, гремящих в мире,Ничто и царь в своем кумире.
Ничто! и не живет тот смертный,О ком ни малой нет молвы,Ни злом, ни благом не приметный,Во гробе погребен живый.Но ты, о зверских душ забава!Убийство! — я не льщусь тобой,Батыев и Маратов славаВо ужас дух приводит мой;Не лучше ли мне быть забвенну,Чем узами сковать вселенну?
Злодейства малого мне мало,Большого делать не хочу;Мне скиптра небо не вручало,И я на небо не ропчу.Готов я управляться властью;А если ею и стеснюсьЧрез зло, моей я низкой частью[124]С престолом света не сменюсь.Та мысль всех казней мне страшнея:Представить в вечности злодея!
Злодей, который самолюбьюИ тайной гордости своейВсем жертвует; его орудьюПреграды нет, алчбе — цепей;Внутрь совестью своей размучен,Вне с радостью губи́т других;Пусть дерзостью, удачей звучен,Но не велик в глазах моих.Хотя бы богом был он злобным,Быть не хочу ему подобным.
Легко злом мир греметь заставить,До Герострата только шаг;[125]Но трудно доблестью прославитьИ воцарить себя в сердцах:Век должно добрым быть нам тщиться,И плод нам время даст одно;На зло лишь только бы решиться,И вмиг соделано оно.Редка на свете добродетель,И редок благ прямых содетель.
Он редок! Но какая разностьМеж славой доброй и худой?Чтоб имя приобресть нам, знатность,И той греметь или другой,Не все ль равно? — Когда лишь будетПотомство наши знать дела,И злых и добрых не забудет.Ах, нет! природа в нас влилаС душой и отвращенье к злобе,Любовь к добру и сущим в гробе.
Мне добрая приятна слава,Хочу я человеком быть,Которого страстей отраваБессильна сердце развратить;Кого ни мзда не ослепляет,Ни сан, ни месть, ни блеск порфир;Кого лишь правда научает,Любя себя, любить весь мирЛюбовью мудрой, просвещенной,По добродетели священной.
По ней, котора составляетВождей любезных и царей;По ней, котора извлекаетСладчайши слезы из очей.Эпаминонд[126] ли защититель,Или благотворитель Тит[127],Сократ ли, истины учитель,Или правдивый Аристид, —Мне все их имена почтенныИ истуканы их священны.
Священ мне паче зрак героев,Моих любезных согражда́н,Пред троном, на суде, средь боевДушой великих россиян.Священ! — Но если здесь я честиСовре́менных не возвещу,Бояся подозренья в лести,То вас ли, вас ли умолчу,О праотцы! делами славны,Которых вижу истуканы?
А если древности покровомКто предо мной из вас и скрыт,В венце оливном и лавровомВеликий Петр как жив стоит;Монархи мудры, милосерды,За ним отец его и дед;Отечества подпоры тверды,Пожарский, Минин, Филарет[128];И ты, друг правды, Долгоруков[129]!Достойны вечной славы звуков.
Достойны вы! — Но мне ли праваЖелать — быть с вами на ряду?Что обо мне расскажет слава,Коль я безвестну жизнь веду?Не спас от гибели я царства,Царей на трон не возводил,Не стер терпением коварства,Богатств моих не приносилНа жертву в подкрепленье тронаИ защитить не мог закона.
Увы! Почто ж сему болвану[130]На свете место занимать,Дурную, лысу обезьянуНа смех ли детям представлять,Чтоб видели меня потомкиПод паутиною, в пыли,Рабы ступали на обломкиМои, лежащи на земли?Нет! лучше быть от всех забвенным,Чем брошенным и ввек презренным.
Разбей же, мой вторый создатель,Разбей мой истукан, Рашет!Румянцова лица ваятельСебе мной чести не найдет;Разбей! — Или постой немного;Поищем, нет ли дел каких,По коим бы, хотя нестрогоСудя о качествах моих,Ты мог ответствовать вселеннойЗа труд, над мною понесенный.
Поищем! — Нет. Мои безделкиБезумно столько уважать,Дела обыкновенны мелки,Чтоб нас заставить обожать;Хотя б я с пленных снял железы[131],Закон и правду сохранил,Отер сиротски, вдовьи слезы,Невинных оправдатель был;Орга́н монарших благ и мира —Не стоил бы и тут кумира.
Не стоил бы: все знаки чести,Дозволенны самим себе,Плоды тщеславия и лести,Монарх! постыдны и тебе.Желает хвал, благодареньяЛишь низкая себе душа,Живущая из награжденья, —По смерти слава хороша:Заслуги в гробе созревают,Герои в вечности сияют.
Но если дел и не имею,За что б кумир мне посвятить,В достоинство вменить я смею,Что знал достоинствы я чтить;Что мог изобразить Фелицу,Небесну благость во плоти,Что пел я россов ту царицу,Какой другой нам не найтиНи днесь, ни впредь в пространстве мира, —Хвались моя, хвались тем, лира!
Хвались! — и образ мой скудельныйВ храм славы возноси с собой;Ты можешь быть столь дерзновенной,Коль тихой некогда слезойТы, взор кропя Екатерины,Могла приятною ей быть;Взносись, и достигай вершины,Чтобы на ней меня вместить,Завистников моих к досаде,В ее прекрасной колоннаде.
На твердом мраморном помосте,На мшистых сводах меж столпов,В меди, в величественном росте,Под сенью райских вкруг дерев,Поставь со славными мужами!Я стану с важностью стоять;Как от зарей, всяк день лучамиОт светлых царских лиц блистать,Не движим вихрями, ни громом,Под их божественным покровом.
Прострется облак благовонный,Коврами вкруг меня цветы…Постой, пиит, восторга полный!Высоко залетел уж ты, —В пыли валялись и Омиры.Потомство — грозный судия:Оно рассматривает лиры,Услышит глас и твоея,И пальмы взвесит и перуны,[132]Кому твои гремели струны.
Увы! легко случиться может,Поставят и тебя льстецом;Кого днесь тайно злоба гложет,Тот будет завтра въявь врагом;Трясут и троны люди злые:То, может быть, и твой кумирЧерез решетки золотыеСлетит и рассмешит весь мир,Стуча с крыльца ступень с ступени,И скатится в древесны тени.
Почто ж позора ждать такого?Разбей, Рашет, мои черты!Разбей! — Нет, нет; еще полсловаПозволь сказать себе мне ты.Пусть тот, кто с бо́льшим дарованьемМог добродетель прославлять,С усерднейшим, чем я, стараньемЖелать добра и исполнять,Пусть тот, не медля, и решится:И мой кумир им сокрушится.
Я рад отечества блаженству:Дай больше, небо, таковых,Российской силы к совершенству,Сынов ей верных и прямых!Определения судьбиныТогда исполнятся во всем;Доступим мира мы средины,С Гангеса[133] злато соберем;Гордыню усмирим Китая,Как кедр, наш корень утверждая.
Тогда, каменосечец хитрый!Кумиры твоего резцаЖивой струей испустят искрыИ в вну́чатах возжгут сердца.Смотря на образ Марафона,[134]Зальется Фемистокл слезой,[135]Отдаст Арману Петр полтрона,[136]Чтоб править научил другой;В их урнах фениксы взродятся[137]И в след их славы воскрылятся.
А ты, любезная супруга![138]Меж тем возьми сей истукан;Спрячь для себя, родни и другаЕго в серпяный твой диван[139];И с бюстом там своим, мне милым,Пред зеркалом их в ряд поставьВо знак, что с сердцем справедливымНе скрыт наш всем и виден нрав.Что слава? — Счастье нам прямоеЖить с нашей совестью в покое.
1794
