Тот самый сантехник 9 - Степан Александрович Мазур
Заканчивая с описание прадеда всех Сидоренок, ещё можно сказать, что носил он пышные усы. Хотелось бы сказать, как у Будённого. Но где тот Будённый, когда Макар Берёзович прямо тут — в комнате? И не только сам ходит, дышит и рассуждает здраво, порой радуя Катю в отдельной комнате вместо зарядки по утру, по приходу из инстиута ещё разик и контрольным — перед сном. Или прямо на балконе, если окромя этого приспичит, пока там все стёкла не запотеют.
Весело живёт прадед всех Сидоренок в городе в общем, ещё и в приставку со Стасяном рубится. В хоккей на двух джойстиках.
— Пас давай! Пас на меня! — кричал прадед правнуку в эту минуту, глядя в телевизор и когда Стасян отдал шайбу противнику, добавил. — Ну ты раззява! Наперёд надо было! На ход прокидывай, когда я на ворота еду. Совсем тактикой обделён?
— Дед, мне-то откуда знать за твои тактики? — возмутился крановщик. — Я первый раз в руки джойстик взял от этой приставки… И ты, кстати, тоже! У тебя даже яблоки в деревне молодые никогда не воровали. Ты их стратегически всегда переигрывал, заранее зарядом соли по жопам стреляя тощим. Для острастки. У тебя же в деревне даже участковый боится ружьё забирать. А ты мне про хоккей ещё.
— Да что ружьё и яблоки? Вот как мы по-твоему в хоккей на озере каждую зиму играли? — снова предался воспоминаниям Макар Берёзович, не отрываясь от сбрасывания на пятачке. — Это ещё в довоенное было. О том хоккее только краем уха слышали. Но слышали же! Вот и коньки самодельные сделаем или кому из балетных повезёт достать. Но в основном чисто валенки надевали. И лезвия к ним примотанные накрепко, которые сами же и затачивали. Клюшку кто из штакетины от забора, кто из швабры, кто ветку приспособит. Кто во что горазд. Под штаны с начёсом или свитера журналы запихивали потолще, чтобы бёдра и грудак защищало. А в носки кто бумаги с газет напихает, кто бруски вставляет для защиты или куски фанеры. Ну или иную книгу потоньше из библиотеки, чтобы совсем кубиком не кататься. Читали же всей страной помногу.
— Ту же бумагу потом закуривали и ей же опосля подтирались, — пробурчал Стасян ему в тон.
— Да главное, что среди молодёжи голопятной было — мы все импровизировали! — продолжил прадед. — Ведь единственное, что было у нас из профессионального хоккея было, это как раз шайба. С города кто привезёт одну-две ребятне, тому и рады. Мы же без шлемов что до войны, то после играли. Считай, до самой Московской Олимпиады так забавлялись молодыми, чи с молодёждью, чи с ветеранами. И никто не хлюздил. Помню мне шайба в колено прилетела, выбирал чашечку. Так я с другой стороны по ней ударил и обратно вставил! И дальше — играть. Так и играли, как играли все, кто на коньках стоял! — тут прадед улыбнулся, вновь забавный случай припомнив. — Толя Помиранский, правда, один раз ведро на голову вместо шлема нахлобучил. Ну чисто шлем тевтонский сделал. С вырезами для глаз такой и дыркой для губ, чтобы орать как робот нам «кто на меня? Кто на меня⁈». Вратарь же! По нему ту шайбу как следует и кидали, пока не поняли, что молчит уж больно подозрительно и не двигается на льду. А как кинулись к нему, оказалось, губы к ведру приморозил. А пока за кипятком ходили, ещё и уши пристыли. Шапку надо было под шлем запихать. Тоже мне Пьёр Безухов. Ушанка не влезла, это понятно. А спортивная у него на размер меньше была. Вот мочки уха и торчали, и первыми примёрзли. Лопоухий был, ну чисто Домбо или иной избиратель после выборов. Но ничего, как лишнее эскулапы отрезали, сразу красавцем первым красавцам на деревне стал. Только не слышал больше нихрена. Ему и кричат, «Толя, в говно наступил!», а он дальше идёт с высоко поднятой головой. Так на Нюрку и нарвался. У той нюх ещё от советского ковида отшибло, на том и сошлись парой. Он её не слушал, она к нему не принюхивалась. Вот и ты меня не слушаешь! А уши вроде на месте.
— Ну даёшь, де-е-ед! — протянул по старой привычке Стасян, когда Макар Берёзович первый гол противнику следом забил, стоило пас на ход прокинуть к воротам.
— Всё, не хлюзди, играй, — не отрывался напарник от игры, где на игроков не нужно было орать, так как в кой-то веки ими самими управлять можно было. А прадеду только за радость от борта к борту кого-нибудь погонять, пока язык на плечо не повесят. Ровно как председатель в колхозе, пока коллектив ему тёмную не устроил, подпилив доски в сельском туалете предварительно. Но второй Нюрки на деревне уже не было. Так и помер без пары на старости лет. О чём Макар Берёзович тоже рассказывал.
Стасян усмехнулся и снова взялся за джойстик. Сегодня бывший крановщик, а ныне всякого рода разнорабочий взял выходной. Первый за месяц. И решил порадовать городскую семью новым приобретением.
Телевизор в комнате уже был. Брать новый смысле не было. И этот сойдёт. Не большой, но и не маленький. Вот только смотреть по нему было в основном и с сотней каналов нечего, а детские комплексы и переживания постоянно подсказывали Стасяну, что в детстве не доиграл. Потому решительно зайдя в торговый центр, обратно с пустыми руками не вышел. Вернулся домой Станислав Евгеньевич Сидоренко с коробкой японской приставки подмышкой. Не все же деньги с выручки серебра на материалы и квартиры тратить, да и Боря уже оформил в ИП и вот-вот грозит первая официальная зарплата.
Присматривался, правда, Стасян и к американской приставке, но затем решил, что от Японии по сравнению с США стране родной проблем в последние годы меньше. Рад бы и отечественную приставку взять, да те почему-то на прилавках не валялись, а консультанты лишь разводили руками. Словно не всё, что обещал Чубайс, обязательно сбудется хотя бы через три года.
— Го-о-ол! — вскоре закричал и Стасян, тактике предка вняв.
Когда Боря зашёл в квартиру с пакетами, никто его даже не расслышал. Стасян сидел с прадедом на диване перед телевизором и судя по
